ЖЕЛЕЗО
Мы только хотели на него посмотреть. Поставили ловушку на лугу. Железные решетки и дверца, как в мышеловке. В него никто уже не верил, только мы, потому что видели его тень.
Мы поймали его с первого раза.
Мы считали, что нам повезло. Считали, что это судьба. Гордились собой.
Он сидел в ловушке и прятался от солнечного света. Над ним кружились вороны.
Он не двигался, и мы потыкали в него веточками. Мы боялись, что он сбежит, если открыть дверцу, и потому следили за ним весь день.
Назови нам свое имя, приставали мы, потому что знали: так он станет нашим навсегда.
Он молчал. Наверное, не мог говорить.
Он становился все бледнее. Походил на лунный свет. Он был так красив, что мы не могли отвести глаз и смотрели на него целыми днями.
Назови свое имя, повторяли мы вновь и вновь.
Он молчал, пока не исчез, свернулся жухлым осенним листком, пропал. Мы ясно услышали его имя — Горе. Оно осталось с нами навсегда.
В воскресенье, в самый разгар листопада, они отправились в Нью-Гэмпшир. Мир вокруг мерцал алым и желтым. Младших девочек тоже взяли, так что все было совершенно невинно. Семейный отдых, и ничего более. Вылазка на природу. Алан редко проводил хотя бы час с бывшей женой и дочерьми, не говоря уже о целом дне. Эльв сказали, что родители пытаются вести себя более цивилизованно. По правде говоря, Анни вынудила Алана. Она скандалила и умоляла, пока он наконец не сдался. И все же, по-видимому, они были убедительны, потому что Эльв спала на заднем сиденье. Время от времени Анни слышала, как Клэр и Мег шепчутся по-арнелльски. Они беспокоились, две встревоженные голубки. «Se sure gave ne?» «Далеко еще?» «Sela se before». «А если мы ошиблись?» «Quell me mora». «Хватит спрашивать».
Анни схватывала языки на лету. Она выучила французский, подслушивая разговоры родителей. Клэр кое-что перевела, пока болела, и теперь Анни немного понимала по-арнелльски. Недавно она была у психотерапевта. Он велел не допускать создания иной реальности, особенно той, в которой нет родителей. Сестры Стори отгородились от мира, словно прибыли из другого места и времени. Подобные фантазии ведут к холодности, иллюзиям, вероломству. Реального мира должно быть достаточно.
Эльв распростерлась на заднем сиденье в той же одежде, в которой спала. Ее разбудили рано утром. Она ворчала и жаловалась, но когда увидела отца, то натянула ботинки, схватила свитер и плюхнулась в машину, где моментально уснула. Она спала, а Мег смотрела в окно, Клэр грызла ногти, отец вел машину, а мать сидела на переднем сиденье в солнечных очках, хотя день выдался пасмурным. Анни захватила сумку-холодильник с напитками и сэндвичами, но есть никому не хотелось. Листва была такой алой, что казалось, будто деревья пылают. Эльв зевнула и вытянулась на коленях Клэр.
— Halav seinma burra, — в полусне пробормотала она.
«Очень неудобно».
На шее Эльв по-прежнему висели косточки малиновки. Они пожелтели, костный мозг покрылся черными линиями, но Эльв было наплевать. Девушкам нужна защита от зла.
Эльв была тяжелой, но Клэр не жаловалась. Она провела пальцами по спутанным волосам сестры. Эльв за ними не ухаживала, даже не расчесывала, и все же они были прекрасны. На мгновение Клэр захотелось разбудить сестру. Они убегут и будут жить в лесах, есть ягоды и разговаривать с медведями. Их никогда не найдут.
— Осторожнее, разбудишь, — прошептала Мег.
После стрижки волосы Мег погрубели. Они больше не были прямыми и завивались от сырости. Ей уже исполнилось шестнадцать, ненадолго она стала ровесницей Эльв. По правде говоря, она чувствовала себя самой старшей. Именно ей приходилось рано вставать и работать по дому, полоть огород, делать уроки, молчать, хотя иногда хочется вопить. Сегодня утром, пока все шли к подъездной дорожке, Мег наклонилась к уху Клэр и прошептала: «Делай, что я скажу, когда приедем в Нью-Гэмпшир».
Мать доверилась Мег. Пообещала, что поступает во благо Эльв. Ее нужно спасать. Услышав от Мег часть правды, Клэр невольно задумалась, а хочет ли Эльв спастись.
Пока они ехали, Мег вспомнила, как читала, что тигры чуют запах страха. При нападении тигра самое лучшее — подумать о шоколаде или корице, запахи которых маскируют страх. Она заставила себя думать о шоколадном соусе, горячем яблочном пироге и пастиле, которую летом жарят на гриле. Она так старалась, что почувствовала резкий вкус шоколада, рот наполнился приторной слюной. Мег пожалела, что не может дотянуться до маминой сумки-холодильника с бутылками воды.
Эльв проснулась и лежала ничком, усталая и расстроенная. Она видела в окно мелькающие алые листья, черную кору, тени других машин. Она знала, что прошло уже много времени.
— Harra leviv jolee, — пробормотала она.
«Родители рехнулись».
— Je below New Hampshire.
«Ненавижу Нью-Гэмпшир».
Несмотря на беспокойство, Мег и Клэр засмеялись. Они тоже ненавидели Нью-Гэмпшир. День уже тянулся слишком долго. Ноги затекли под весом сестры. У Эльв были мелкие красные ожоги на тыльной стороне рук — так она спасалась от скуки. Ожоги покрылись струпьями, и было похоже, что она переболела ветрянкой. На теле Эльв было пятнадцать черных звезд, большинство в прикрытых одеждой местах — самодельные татуировки, которые она наколола иглой с чернилами. На полу платяного шкафа сестер валялись десятки сломанных дешевых ручек. Поскольку мать ничего не замечала, Эльв все сошло с рук. Она отточила искусство лжи родным. В конце концов, секрет остается таковым, лишь пока его никто не знает.
По радио зазвучала песня о любви. Анни смотрела на дорогу прямо перед собой. Сидеть в машине с Аланом было намного неприятнее, чем она полагала. Но он отец девочек, хоть и съехался с подружкой, милой женщиной, которая приходила на день рождения Эльв. Впрочем, какая разница, с кем он живет? Если Анни его и любила, это давно прошло. Она не знала, сможет ли когда-нибудь снова чувствовать. Возможно, она стала бессердечной. А кто еще способен обмануть собственную дочь? Она превратилась в лесную ведьму, как предсказывала Эльв в своем дневнике. Старуху, которая крадет детей, заманивает их в лес сэндвичами и радушием. Никто не убегал оттуда, куда они едут. Так написано в брошюре. Еще ни один ученик не смог сбежать.
Пошел дождь, ритмично зашуршали «дворники». Окна запотели, по ним побежали струйки воды. Алые листья сыпались и сыпались. Они ехали через пустынный городок, где все заведения, кроме бензоколонки, либо были закрыты, либо и вовсе обанкротились. Последние несколько недель Анни искала выход. Она наняла консультанта и побывала у психотерапевта. Зашла в Интернет и поговорила с растерянными родителями со всех концов страны. Все твердили одно: Уэстфилдская школа-интернат — самая лучшая. Она была возмутительно дорогой, но, по слухам, там умели справляться с такими детьми, как Эльв. Анни одолжила денег у родителей. Отец выписал чек, даже не спросив на что. Он страдал сердечной недостаточностью, и Анни старалась ни о чем его не просить. Но он был в Париже весной и видел, что происходит с внучкой. Когда Наталия с Мартином прилетели в Париж после лета, проведенного в Нью-Йорке, они встретили у дома ухажера Эльв. Однажды они вернулись из оперы и нашли его под каштаном. Он плакал. Мартину пришлось прогнать его метлой.
Стори проехали сонный городок и повернули на старую лесовозную дорогу, которая вилась через горы. Вдоль обочины тянулись каменные стены заброшенных яблочных садов. На полях еще виднелись пунктиры искривленных черных деревьев. Школа располагалась в разорившемся поместье, окруженном забором. Забор прятался в соснах, но если приглядеться, были видны перекрестья колючей проволоки. Клэр сразу же заметила его, он напомнил ей паутину с шипами. Она вообразила тысячи пауков, по ее коже побежали мурашки. У нее случился приступ паники. Она не понимала, почему так больно дышать. Машина проехала через автоматические ворота, которые лязгнули за спиной. По-прежнему шел дождь, слишком холодный для октября. Приходилось объезжать грязные лужи. Неудивительно, что все они ненавидели Нью-Гэмпшир.
Эльв прошлой ночью напилась в стельку. Она страдала от похмелья, совершенно выбилась из сил и была покладистее, чем всегда. Ее удивило, что обычно равнодушный отец поехал с ними. Она понятия не имела, что ее уже ждут два амбала-методиста. Анни несколько иначе представляла себе школьных методистов. Эти больше походили на профессиональных боксеров или вышибал в ночном клубе. На них были черные дождевики и рабочие ботинки. Методисты стояли под дождем и ждали. Если бы Анни могла чувствовать, она бы передумала и попросила Алана повернуть назад. Но она была парализована, как и все. Мег и Клэр смотрели в окно. Похоже, они приехали в тюрьму. Машина остановилась, Алан открыл дверь и вышел. Анни повернулась к младшим дочерям. Мег услышала запах страха. Никто не научил мать думать о шоколаде.
