Глава восьмая
Точно это было частью некоего ритуала, все сидели совершенно неподвижно, пока гудение мотора окончательно не стихло, так что уже ничего нельзя было расслышать, даже если вслушиваться очень внимательно. Потом молодой человек с книгой повернулся к Амару и сказал:
— Поешь персиков. Тут их столько растет…
Амар провел рукой по лицу.
— Очень пить хочется. — Взглянув на руку, он увидел запекшуюся и свежую кровь, и день внезапно показался ему бесконечным. — Мне надо ехать, — нерешительно сказал он.
Все трое сразу же принялись вежливо его отговаривать. Амар понял, что они не дадут ему уехать, даже если для этого придется применить силу.
— Мне домой надо, — повторил он. — У меня нос…
Юноша, угощавший его персиками, встал и взглянул на него сверху вниз.
— Послушай, — сказал он. — Ты приляг, а я о тебе позабочусь. — Подойдя к дверям, он крикнул: — Эй, Махмуд! — Почти мгновенно на пороге возник пожилой мужчина, в не совсем свежей белой гандуре; юноша вышел на галерею, и они о чем-то быстро переговорили. Вернувшись, он встал на колени перед Амаром и начал снимать с него сандалии. Амар, смущенный, отвел его руки и сам скинул обувь.
— А теперь ложись, — скомандовал молодой человек, указывая на место, где он только что сидел. Двое других наблюдали за тем, как он помогает Амару устраиваться поудобнее, подкладывая подушки ему под голову, несмотря на слабые протесты Амара, которому было стыдно, что вокруг него подняли такой шум. Но лежать было приятно. Он очень устал. Все молчали, пока не вошел слуга с подносом и поставил его рядом с подушками, на которых лежал Амар. Приподнявшись на локте, Амар выпил холодной воды. На стакане яркой красной краской были изображены аисты.
— Может, я навещу вашего отца как-нибудь в другой раз, — начал Амар. Он был уверен, что мужчина — не отец всем троим, но ему прежде хотелось услышать, что скажут в ответ сами молодые люди. На мгновение воцарилась тишина: было ясно, что юноши сомневаются, что именно ответить.
— Мулай Али вернется очень скоро, — ответил юноша, заботившийся об Амаре, он явно решил выступать от лица остальных. — Ложись. Я смажу тебе лицо филфилем. — Амар перевернулся на спину. — Закрой глаза покрепче.
Этот совет был явно излишним, так как Амару вовсе не хотелось, чтобы жгучий красный перец попал ему в глаза. Осторожными движениями юноша размазал притирание по лбу и переносице Амара.
— Надо тебе сходить к врачу, — сказал он, когда процедура была окончена. — Похоже, у тебя нос сломан.
«Mektoub»[49], подумал Амар, внутренне поеживаясь. У него не было ни малейшего желания идти к врачу, он твердо решил отложить деньги на ботинки.
Молодой человек опустился на подушки рядом с остальными двумя, которые, как чувствовал Амар, сидели, не спуская с него глаз. В комнате было очень тихо, тишину время от времени нарушал только шелест перевернутой журнальной страницы или чье-нибудь негромкое покашливание. Амар слышал несмолкающий гул ос на галерее, порой петух кукарекал где-то там, в залитом солнцем дворе. Он лежал, очень крепко зажмурившись, но постепенно мускулы лица расслабились, и он чуть было не уснул. Этого ни в коем случае нельзя было допускать здесь, в этом доме, под посторонними взглядами, — подобная мысль приводила Амара в ужас. Он решил говорить, все равно о чем, лишь бы не уснуть. Было важно, просто необходимо сказать хоть что-нибудь. Ему казалось, что он сидит и ведет долгую, серьезную беседу с тремя юношами, а они слушают и соглашаются. Издалека донесся раскат грома. Неожиданно кто-то кашлянул, и Амар понял, что вовсе не сидит, а значит, вполне вероятно, успел уснуть.
— Скажите, — громко произнес он. — Неужели Мулай Али и правда думает, что я забрался сюда, чтобы поджечь дом?
Неожиданно все трое юношей рассмеялись.
— Об этом ты лучше сам у него спроси, — ответил тот, что ухаживал за Амаром. — Откуда мне знать, что он подумал? Погоди, он вернется с минуты на минуту.
— Вы все живете в Фесе?
Было совершенно не важно, что эти трое подумают о его глупых вопросах, — только бы удержаться и не заснуть.
— Они — да. А я живу в Мекнесе.
— Так вы здесь гостите?
— Sa'a, sa'a, иногда я приезжаю погостить на несколько дней. Мулай Али — мой большой друг. От него я узнал больше, чем от любого ааллема.
Двое остальных пробормотали что-то в знак согласия.
Амару подобное заявление показалось довольно странным.
— Чему же он вас учит?
— Всему! — ответил юноша даже с некоторой горячностью.
— Я хочу сесть, — сказал Амар. — Не мог бы ты стереть филфил, пожалуйста?
— Нет, нет. Лежи спокойно. Мулай Али скоро вернется. Мне хочется, чтобы он видел, что я позаботился о тебе.
Амар взбодрился настолько, что уже больше не боялся уснуть. И снова гром раскатился где-то далеко, на другом краю земли. Амар лежал не шевелясь. Очень скоро послышалось тихое гудение мотоциклетного мотора. Амар представил, как мотоцикл сворачивает с шоссе на тропинку, въезжает в сад, катит среди деревьев и наконец с ревом тормозит перед домом. На лестнице послышались голоса, и Мулай Али вошел в комнату вместе с другим мужчиной; у незнакомца был необычайно звучный, низкий голос.
— Это Лахсен, — сказал Мулай Али. Все трое юношей приветствовали незнакомца. — Ага! Я вижу, наш друг заснул! Чем это ты намазал ему лицо, филфилем?
— Я не сплю, — откликнулся Амар. Ему вовсе не хотелось быть втянутым в разговор, но, с другой стороны, было ясно, что он не может лежать просто так, молча.
— Пусть лучше сядет, — сказал Мулай Али. Юноша из Мекнеса приподнял голову Амара и принялся ножом соскребать засохшую мазь с его лба и бровей. Счистив ее, он протер пораненные места влажным лоскутком. Между тем Лахсен вел с Мулаем Али, казалось, совершенно бессмысленный разговор.
— Таких?
— Да, девять.
— Что ж, у меня найдется.
— Мне показалось, ты сказал — одиннадцать.
— Нет, я не о том!
— Ах, да.
— Таких — пять.
— Ouakha[50].
— Послушай, именно про них я тебе и говорил. Сам видишь — ни в чем нельзя быть уверенным.
— Я уверен.
— Это невозможно. Поверь моему слову.
— Ладно, оставим вопрос открытым.
— Добавь еще шесть, и делай, что хочешь.
— А как насчет?..
— Погоди, мы еще к этому вернемся. Возьми персик. Лучшие персики во всем Саисе.
Решив, что веки его успели высохнуть, Амар приподнялся и сел, открыв глаза.
— А, вот и он! — воскликнул Мулай Али. — Kif enta? Теперь получше?
Посреди комнаты стоял высокий мужчина в мягком сером тарбуше и, нагнувшись, чтобы не закапать одежду, ел персик. Наконец, он выпрямился, достал носовой платок, вытер руки и рот. Затем, по просьбе Мулая Али, подошел к Амару и приветствовал его. Зрачок и радужка его левого глаза были совсем белыми, млечно-белыми, как мрамор. Амар сразу же догадался, что он не принадлежит к тому же кругу, что трое юношей и хозяин дома. Было ясно, что и образование у него не то: речь его мало чем отличалась от речи Амара. Странный этот Лахсен, — думал Амар. Он даже представить себе не мог, зачем это Мулай Али вдруг помчался в Виль Нувель, чтобы встретиться с ним.
— Оставим деловые разговоры на потом, — значительно заметил Мулай Али, — а пока попросим Махмуда приготовить нам чай. — Он подошел к двери и позвал слугу.
Упоминание о чае встревожило Амара, это значило, что он не сможет уйти, пока не выпьет по крайней мере три чашки с хозяином. Беспокойно повернувшись на подушках, он взглянул на Лахсена, ковырявшего в носу. Его тарбуш — единственный предмет мусульманской одежды во всей комнате — выглядел неуместно среди этой обстановки, и к тому же нелепо торчал на вытянутой голове. Такого рода шляпу можно увидеть, пожалуй, на пожилом, несколько эксцентричном зажиточном господине, выводящем своих внуков на прогулку по пятницам.
— Присаживайся, — обратился Мулай Али к новому гостю. — Побеседуй с нашим другом. — И, обращаясь к одному из юношей, добавил: — Подойди сюда, Чемси. Хочу тебе кое-что показать.
Лахсен улыбнулся Амару и опустился на подушки.
— Слышал, ты ездил сегодня купаться на Айн-Малку, — сказал он. — Ну, как вода? Еще холодная?
— Холоднющая.
— А в Сиди Хараземе давно не бывал?
— Давно. Я работаю, а это слишком далеко.
— Да, далековато, — он помолчал, потом спросил: — Ты работаешь в Виль Нувель?
— Нет, у Баб Фтеха.
— Вот как, а я живу неподалеку.
Амар не мог припомнить, чтобы хоть раз видел Лахсена, но на всякий случай неопределенно протянул: «А-а…»
— Ты когда-нибудь был в Дар эль-Бейде? — спросил Лахсен.
Амар ответил, что нет.
— Вот где можно славно поплавать. Море, пляж. Лучше не придумаешь.
