земноводным,
ноздри и чешуя,
твое лицо в этом страшном тяжеловесном уборе
уже не отличимо от чужих;
меня, наверно, забросили
на кольцо Сатурна,
я один,
кругом ночь и холод,
я теряю сознание,
и навигатор утерян,
да и к чему он?
бессчетное множество раз в эти годы
я оказывался в глубоком нокауте от своей догадки,
что и после до-ре-ми,
после распевки,
что и после фа-соль-ля-си,
после репетиции,
после выступления,
после аплодисментов,
после занавеса и погашения света,
и затем, после вашего дикого сабантуя,
я не смогу вычленить тебя
из монолитной стены,
где, поверх каменных лиц,
вьются, извиваются, пляшут
языки,
языки-язычища пламени;
бессчетное множество раз
я признавался себе,
что ты уже не вернешься ко мне,
не вернешься вовек,
но даже не это было самым страшное,
знаешь, мне казалось,
вот что самое жуткое,
не совместимое с дыханием,
не совместимое с биением сердца:
мне казалось,
я не встречал тебя никогда,
ты не была даже рядом со мной никогда,
и даже сон о тебе был чужим;
и ты останешься там,
с ними,
за ними,
в них,
по полному праву,
ты просто останешься там, где существовала всегда,
безликой частицей пламени,
на веки вечные,
до скончанья времен,
понимаешь меня? -
конечно же, нет
хор стоит как пожар до самого неба
Het hart zal ook in het lachen smart hebben;
en het laatste van die blijdschap is droefheid.
И при смехе иногда болит сердце, и концом радости бывает печаль.
(Притчи Соломона, гл. 14, ст. 13)
* * *
Часть четвертая
1959
ER IS EEN TIJD
OM TE ZOEKEN EN TE SPREKEN *
* Время – искать и говорить. Екклезиаст.
1.
Коренной наследник древних батавов (с небольшой частью фризской крови), то есть в некотором роде (коль подходить формально)типичный нидерландец, Андерс вознамерился приложить все разумные силы для выхода из ловушки.
Но что значит – «типичный нидерландец»? Такая формулировка неизбежно ввергает ее пользователя в пучину пошлости. А оттуда не видно вообще ничего.
Тем не менее, отрицать, что такой стереотип существует – пошлость тем более густопсовая, что сдобрена ханжеством. Поэтому скажем так: да, такой стереотип (наравне с прочими) существует, отражая взгляд на нидерландцев других европейских народов (главным образом, соседей), и диктует он, в основном, следующее: типичный нидерландец – это человек, в первую очередь, непреложного («клинического», «паранойяльного») здравомыслия, а также рационализма – притом рационализма такой плотности, который готов к овеществлению в курьезный туристический сувенир; это человек дисциплинированных повседневных чувств, умеренный абсолютно во всем, и, главным образом, позитивист.
Иначе говоря, он доверяет своей голове и своим рукам. Исходя из этого, поверит он ни в коем случае не цветистым сентенциям книг (даже священных), не изречениям мудрецов (будь то, помимо авторитетов его конфессии, хоть знатоки суфизма, хоть эксперты ламаизма), а голове и рукам наиболее знакомых ему людей.
Притом Андерс, к чести его надо сказать, не подпадал под изречение автора знаменитого «TheDevil’sDictionary», Амброза Бирса, а именно: «Советоваться – это значит искать одобрения уже принятой линии поведения».
Никакой «линии» у Андерса не было и в помине.
Он просто не хотел погибать.
И потому – пытался отчаянно сопротивляться сложившейся ситуации. Говоря конкретно, он пытался сопротивляться тому, что второй инфаркт привел его к инвалидности, что после второго инфаркта он стал зарабатывать гораздо меньше, потому что со стрессами (которые предполагала прежняя его должность) уже справляться не мог и даже должен был их заранее исключить; он должен был сопротивляться тому, что жене, вследствие этого (дабы выплачивать деньги за дом, в который они совсем недавно переехали), пришлось брать дополнительную работу (у нее была маленькая пекарня); он изо всех сил должен был сопротивлялся тому, что уже не так, как прежде, радует жену в вопросах телесной любви; что в свои тридцать девять стал панически бояться инсульта (и всего, что с ним связано), что хор, так или иначе, приведет его к третьему инфаркту – хорошо, если смертельному.
Главным образом, он пытался сопротивляться тому, что жена, несмотря на его никчемное здоровье, снова пошла в хор.
При этом Андерс, разумеется, понимал, что виноват в его смерти будет не хор, а восприятие этого хора им, Андерсом.
Ну да: нас мучают не сами предметы, а наши представления о них. (Цитата.)
И Андерс (вот в чём единственно и проявило себя его рацио «типичного нидерландца») решил посоветоваться с кем-нибудь более-менее близким на тему: как изменить это восприятие. (Что, конечно, является вопросом довольно интимным, но, например, коллеги по работе, не особо стесняясь, довольно часто обращались к нему со своими «интимностями». А, кроме того, новый, прогрессивный стиль поведения в обществе гласил: любая проблема может – и должна! – обсуждаться публично, в человеческой природе нет ничего постыдного, будем прозрачны.)
Итак: как изменить восприятие? Если не удается уничтожить стену между женой и собой – как притвориться, что между ним и женой нет стены? Если не удастся и притвориться – как принять существующее положение вещей? (Или: как притвориться перед собой, что оно принято?)
Андерс сразу решил для себя, что при встрече с намеченным человеком (он наметил пока только одного, но несколько других было в запасе) – в самом начале разговора он предупредит: только не надо, пожалуйста, советов в духе «мне бы твои заботы» и «голодающим детям Африки еще хуже». А именно такие-то ответы он, конечно, предполагал получить в первую и, возможно, единственную очередь, ибо люди, в массе своей, не особенно изобретательны – чему исключением не служат и проявления их пошлости. Единственный друг, конечно, так никогда не сказал бы, но единственным другом для Андерса была его жена, а с ней-то… из-за нее-то… даже пусть из-за самого Андерса – но в связи с ней…
А может, он не видит чего-то прямо перед своим носом? Или: может, есть хитроумные пути забыться? Разговоры с католическим Богом почему-то совсем не помогают. Так, может, какие-нибудь тибетские медитации? Стояние на голове? Сидение в позе лотоса? Беспрерывное распевание мантр? Переход к вегетарианству? Умеренная левитация? Или: чтение на ночь снабженных фотодокументами книг о диких режимах тоталитарной Азии?
Может, действительно поможет чье-нибудь слово, даже самый глупый совет – просто примером от противного? Нельзя, нельзя сдаваться, пока не исчерпаны все ресурсы! А ресурсы далеко не исчерпаны. Надо посоветоваться с людьми.
И Андерс решительно ступил на эту тропу в земной юдоли.
2.
Хотя виделись они нечасто, Герард де Йонг считался добрым приятелем Андерса – просто потому что других близких знакомых у того не было – да еще потому, что когда-то, в частной мужской гимназии, они сидели за одной партой. Кроме того, и это являлось главным фактором в естественном поддержании их отношений, Герард был соседом Андерсовой матери и, поскольку его собственная мать умерла рано (а еще раньше скончался отец), Герард так и остался там, в том же самом кирпичном домишке, глядящем на улицу тремя окнами. Поэтому когда Андерс бывал у матери, то есть в доме своего детства, он, почти всегда, видел Герарда. Тот не был женат, что Андерс относил на счет его привязанности к своей покойной матери, – привязанности, искоренившей любую конкуренцию,
В годы войны немцы не угоняли Герарда: по счастливой для него случайности – как раз за несколько дней до вторжения «moffen» * – он уехал погостить к родственникам в Швейцарию, да так и пересидел там опасное время.
* Мофен – презрительная кличка немцев, вошедшая в нидерландский обиход со Второй мировой войны. (Прим. автора.)
