Отдаленные крики стихли.
— Прошел косяк, — сказал Коста. Он обрадовался, что другим счастье улыбалось недолго. — Тащите-ка свою леску, — сказал он, — что-то попалось.
Он снял с крючков еще две сераны и бросил их на дно лодки. Другие ловили тунцов, а он, как мальчишка, выуживал серану. Коста страдал от унижения.
— Попытаем счастья в другой бухте, — сказал Молина.
Чтобы добраться до нового места, им пришлось обогнуть невысокий, цвета ржавчины, мыс, похожий на морское чудовище с обиженным ртом. Редкие сосны впивались обнаженными корнями в расщелины мыса, а на самой вершине его сидела, с трудом удерживая равновесие, одинокая чайка с большим желтым клювом. Молина вдыхал запах прогретой солнцем, скопившейся в трещинах хвои, аромат цистуса и фриголы, долетавший из-за скалы, где лежал кусочек суши, красивый и бесплодный. Обогнув мыс, лодка взрезала плотную гладь лагуны; весла с трудом рассекали воду — фиолетовую в местах, где росли водоросли, светло-зеленую, где дно было песчаным. Каскад растительности, сбегавшей по откосу узкого ущелья, здесь обрывался и лежал, засыхая, на пляже — морская соль, пропитав песок, разъела цепкие корни. На песке белело несколько обточенных водой досок.
— Что-то на берегу нигде не видно палаток с напитками, — заметил Молина.
— Старик, которому принадлежит берег, не разрешает их строить, — пояснил Коста. — Запретить людям устраивать тут пикники он не может, ну а палатки сооружать запрещает.
— Отсюда можно выйти на дорогу?
— Есть тут тропка, правда сильно заросшая. Раньше, пока еще не сговорились с полицией, здесь выгружали свой товар контрабандисты. Теперь они выгружаются в гавани средь бела дня. По крайней мере так было, пока кто-то их не продал и лейтенант не угодил за решетку на пять лет.
— Мне хочется размяться, — сказал Молина. — Высадите меня тут, я вернусь в деревню пешком, а сейчас еще, может, искупаюсь.
— Про подводные течения не забывайте, — предупредил Коста.
* * *
Когда косяк тунцов прошел, рыбаки устремились вслед за ним, неслышно работая веслами, переговариваясь вполголоса и непрестанно принюхиваясь. Рыбаки считали, что у рыб сильно развиты все чувства, в особенности обоняние и слух. Верили они и в то, что многие из рыбаков могут учуять проходящий на большой глубине косяк. Наиболее удачливым в этом считался Селестино, который и теперь возглавлял расположившуюся полукругом флотилию лодок. Ему помогал его сын Хуан; он должен был следить, чтобы в лодку непрерывно поступала свежая вода, потому что служившие наживкой пескоройки, пробыв в стоячей воде всего несколько минут, засыпали. Поэтому Хуан то и дело закрывал и открывал затычкой отверстие в днище лодки, одновременно вычерпывая воду черпаком.
— Глянь-ка туда, — тихо сказал Хуан.
— Куда?
— Да вон туда.
Селестино повернул голову и увидел вблизи скал лодку Косты. Он перестал грести и пожал плечами.
— Теперь удаче не бывать, — заметил Хуан.
— Будет удача или нет, зависит от тебя, — сказал Селестино, — и давай привыкать к Косте, потому как в следующий раз, когда мы выйдем на баркасе, он, может, тоже пойдет с нами.
— Кто это тебе сказал?
— Франсиско.
— А пошел твой Франсиско к…
— Не выражайся хоть при отце-то…
Внезапно Селестино втянул воздух раздувшимися ноздрями и изменился в лице, словно на мгновение почуял что-то недоступное другим.
— Брось еще приманки, — сказал он.
Хуан отбросил черпак, наклонился и, набрав пригоршню еле шевелившихся пескороек, забросил их как можно дальше от лодки. Потом выхватил более резвую рыбку, зарывшуюся в песок, так что были видны лишь ее глаза да нос, ловко насадил ее на крючок и бросил вслед за приманкой. С минуту оба рыбака следили за леской.
— Сматывай! — приказал Селестино и махнул в сторону берега. — Они свернули туда.
— Еще бы… раз тут этот Коста околачивается.
— В наше время так рассуждали только старухи. Хорошо же вас учат в школе. Недоумками какими-то растете.
— Не нравится мне он, и все тут, — оправдывался Хуан.
— Вычерпывай воду, все время вычерпывай. И не забывай, что Коста — превосходный рыбак. Тебе таким никогда не стать. Он — клад для любой артели.
Селестино продолжал грести, и весла его беззвучно и точно, как ланцет, резали водную гладь.
— Мы опять над ними, — сказал он, — теперь не суетись и не наступай на пескороек.
Хуан бросил за борт еще пригоршню рыбок и следом лесу. Теперь Селестино особенно сильно чувствовал близость косяка. Он поднял весла и внимательно прислушивался к всплескам падавших в воду пескороек и отчетливым, промытым морем звукам, доносившимся с других лодок: поскрипываниям весел в уключинах и плеску вычерпываемой воды. И вот, как раз когда Селестино снова хотел приказать Хуану «сматывай!», с одной из дальних лодок долетел условный крик — Селестино с размаху опустился на колени прямо в песок и воду, схватил вторую леску, наживил крючок и забросил его. И сразу же рыбы клюнули на оба крючка, и в ту же секунду закричали рыбаки во всех лодках. Крепкая нейлоновая леска, намотанная на толстые пробковые катушки, укрепленные на корме, тут же стала разматываться со страшной скоростью — в воду один за другим летели витки по тридцать футов каждый, и в воздухе лишь мелькали пробковые поплавки.
Пока косяк проходил, с каждой лодки удалось взять на крючок одного-двух тунцов, и теперь рыбы тянули лодки в разные стороны. В результате одни лодки, потеряв управление, кружились на месте, другие едва не таранили друг друга — рыбы бешено рвались с крючков, а рыбаки напрягали все силы, чтобы сдержать тунцов, когда те уходили на страшную глубину и на катушках оставалось всего по нескольку футов лесы, или что было мочи сматывали лесу, когда рыба столь же стремительно всплывала; одновременно рыбаки вычерпывали воду, гребли вдогонку за уходившей рыбой и лишь каким-то чудом не сталкивались с другими лодками; распутывая перепугавшиеся лески, рыбаки отчаянно ругались, грозили друг другу, валились на дно лодок, а то и, не удержавшись, падали за борт.
Всматриваясь в воду сквозь свое искаженное отражение, Селестино видел тускло-серебристый силуэт попавшегося на крючок застывшего тунца — голубизна воды скрадывала блеск чешуи рыбы, медленно описывавшей круги вокруг лодки. В глубине все еще шел вытянутый, как хвост кометы, отливающий металлическим блеском косяк, и выхваченная из его стремительного потока, похожая на серебристого воздушного змея рыба рвалась с лески Хуана, норовя уйти в синий мрак.
Описав третий круг, рыба почти достигла поверхности. Селестино перехватил леску левой рукой, правой взял острогу и резким движением подтянул рыбу к лодке. Наступил момент, когда от рыбака требовалось все его искусство, — одним ударом пробив крепкую кожу рыбы над хребтом, он подцепил ее, вытащил рывком на планшир, мгновение подержал и бросил на дно лодки. Пока Селестино обвязывал рыбе хвост крепкой веревкой, прежде чем перебросить ее на крытую настилом корму, темно-красные струйки крови стекали по гладкой чешуе прямо в воду. Вытащенный из моря тунец походил на гигантскую детскую игрушку, тугую и неправдоподобную: голова и челюсти казались оловянными, серебристые бока чуть отливали бронзой, и глубокие порезы, начинавшиеся в углах рта, — следы борьбы за жизнь, когда рыба, стараясь уйти в глубину, ныряла вниз головой, — рассекали щеки и глазницы.
Селестино высвободил крючок, снова наживил его и забросил лесу, и в этот момент за его спиной на дно лодки, подняв фонтан брызг, свалилась рыбина, выловленная Хуаном. Хуан подтащил свою добычу, положил рядом с рыбой Селестино и закрепил вокруг ее хвоста веревку. Затем он снова наживил свой крючок и забросил лесу. Рыбаки были с головы до ног забрызганы кровью тунцов, и даже вода на дне лодки порозовела. Хуан вытащил затычку, и в лодку хлынула вода. Но теперь Хуан ее не вычерпывал — рыбаки считали, что запах крови отпугивает рыбу. Минуты через две гомон на всех лодках стих.
— Можно вытаскивать лески и вычерпывать воду, — сказал Селестино. — Прошел косяк.
Он смочил керосином ладони, на которых вскрылись старые порезы, и взялся за весла.
— Давай покружим немного, может, еще догоним? — предложил Хуан.
— Дойдем до Кабры, а там повернем, — ответил Селестино. — Косяк не пойдет обратно тем же путем.
— На сколько потянет рыба? — спросил он, помолчав.
— Кило на восемьдесят, — отвечал Хуан. — Вместе с двумя первыми получится сто сорок.
— Неплохо! — сказал Селестино. — Знатный улов. Вот мы сейчас толковали про Косту. За то время, что мы с тобой выловили одну рыбу, Коста поймал бы две. И улов был бы еще лучше.
— Интересно, как бы это он сумел?
