Выходило, что Питерский украл-таки рукопись из музея! Значит, и псих Живодаров скандалил тут неспроста. При мысли о скандале Игорь почувствовал внезапный укол тревоги. Что-то сработало в его мозгу, – он вспомнил свой сон с Марыськой и Гамлетом и странные беспорядки, происходившие в квартире ночью.
С бьющимся сердцем Нефедов прислушался.
– Шерсть! – неуверенно позвал он.
Квартира ответила тишиной.
Шкаф помог ему подняться на ноги. Прижимая к груди почечуевскую рукопись и слегка пошатываясь, Игорь пошел выяснять обстановку. Он двигался по коридору, заглядывая подряд во все двери, но ни в спальне, ни в стенном шкафу, ни в какой-то еще темной комнатке ему не встретилось ни души. Добравшись до туалета, Нефедов на некоторое время прервал свои поиски. Последняя дверь была дверь на кухню, но… Лучше бы он ее не открывал! Зрелище, обрушившееся на Игоря, чуть не заставило его опять потерять сознание. На полу шерстяновской кухни лежал женский труп, а рядом в луже запекшейся крови валялась большая чугунная черная сковорода.
Налево… направо… опять налево… Дома поворачивались в глазах и в последний миг расступались, образуя очередной проход. Нефедов шел очень скоро, но, в каком направлении, совершенно не сознавал. Казалось, он управлялся извне, как человечек из детской компьютерной игры-бродилки. Но кто же давил на клавиши? Кто смотрел человечку в спину и гнал его без пути по московским улицам? В действительности – никто; бег его был истерический. Так подействовало на Игоря увиденное на шерстяновской кухне. Люди по-разному реагируют на кровь и трупы. Кто-то пробует у жертвы пульс и звонит в милицию, кто-то вопит и лишается чувств. Игорь же просто потерял контроль над собственными ногами. Ноги сами выбежали в прихожую, прыгнули сами в ботинки и помчали его куда-то. Куда – неизвестно, но лишь бы подальше от жуткого места.
Только шнурки на ботинках сами не завязались.
Компьютерный человечек падает, подстреленный, например, из бластера. Нефедов был должен тоже – раньше ли, позже ли, но упасть. Все уложилось в одну секунду: вскрик, полет, два удара о землю. Прежде чем Игорь спланировал на асфальт, он, словно бомбу, выронил «Провозвестие» – это было уже второе совместное их падение. Позднейшие впечатления вытеснили у Игоря мысль о рукописи, но оказалось, что до последней минуты она оставалась у него под мышкой.
К счастью, на этот раз все обошлось без травм. Нефедов почистил ладони и обдул с двух сторон фальшивую обложку «Провозвестия». Оглядевшись по сторонам, он заметил невдалеке автобусную остановку с лавочкой. Присесть и перевести дух – вот что ему было сейчас нужно. Игорь побрел к остановке, стегая асфальт шнурками, – теперь этот звук он слышал.
Но очувствоваться, прийти в себя скоро не получалось. Довольно долго он просто сидел, оцепенело созерцая уличное мельтешение. Кто-то со стороны мог принять его за человека, ожидающего автобуса, а Нефедов ждал, когда к нему вернется способность мыслить.
И мысль его постепенно оживала. Первый осознанный им вопрос был из области топографии. Где же теперь находился Нефедов? Куда занесли его самобеглые ноги? Карту Москвы он знал неважно, а вид окружающей городской застройки подсказок не содержал. Везде, куда ни посмотри, высились, стлались и громоздились жилые и нежилые здания; в просветах меж ними видны были еще похожие. Это был просто какой-то район; здесь жили, работали и от разных причин умирали люди. В такие места попадаешь случайно, если не думаешь, куда идешь; но Игорь уже начал думать – он понял, что скоро ему предстоит искать отсюда выход.
Его рассудок шел на поправку, но только не в том, что касалось кошмара на шерстяновской кухне. Об этом Нефедов не смел еще размышлять. Наверное, где-то в глубинах его мозга анализ и совершался, но это была работа такая же бесконтрольная, как недавняя работа ног. Ни версий, ни даже каких-либо предположений насчет убийства у Игоря не возникало, а всплывающий образ черной сковороды он немедленно отправлял в дальнюю корзину сознания.
Он сидел и курил в позе задумчивости на остановке. Сколько времени так прошло – вычислить невозможно. Три автобуса встретил и проводил Нефедов, но, как известно, московские автобусы расписания не соблюдают.
– Мужчина! – вдруг раздалось у него над ухом.
Вздрогнув, он поднял голову.
– Мужчина, вы курите нам прямо в нос!
Рядом с собой на лавочке Игорь увидел двух женщин с крашеными волосами.
– Простите…
Он бросил окурок наземь и затоптал каблуком.
– Ишь, «простите»! – женщины не успокоились. – Сами толстые книжки читают, а никакой культуры.
Обращаясь к подруге, одна из них стала рассказывать, что недавно была в Германии и что там за курение на остановках полагается большой штраф.
– А которые сорют окурками, то и вовсе… – покосилась она на Игоря.
– Правильно… – кивнула подруга. – Ты, что ли, к зятю по вызову ездила?
«Вот сковородкой бы вас!..» – подумал в сердцах Нефедов. Он поднял с земли свой окурок, встал и отнес его в урну.
На остановку, конечно, он уже не вернулся. Игорь двинулся дальше, побрел теперь уже не спеша, что называется, куда глаза глядят. Правда, вожатыми его глаза сейчас были никудышными: блуждая по сторонам, взгляд их толком ни на чем не фиксировался. Так, миновав уже два или три продовольственных магазина, Игорь оставил их без внимания. Лишь четвертая вывеска, состоявшая из одного, прямого до неприличия слова, смогла до него достучаться. «ВИНО», – прочитал Нефедов. Сделав еще с десяток шагов по инерции, он все-таки остановился. «Стоит ли?» – сам себя спросил Игорь. После секундной паузы ответ пришел утвердительный. Это было его первое сегодня сознательное решение.
Нефедов вошел в помещение, пахнущее кислятиной. Магазин был специализированный, то есть один из тех, где похмельные граждане могут не стыдиться своего тремора.
– Говорите! – крикнула ему продавщица.
– «Агдам» и пакет, пожалуйста…
Женщина не умела улыбаться, но не успел Игорь произнести волшебное слово, как бутылка в пакете уже стояла перед ним на прилавке.
– Спасибо, – сказал он.
– Следующий! – крикнула продавщица.
В пакете с «Агдамом» нашлось также место для почечуевской рукописи, и, спрятав ее, Игорь вздохнул с облегчением. Прежде, разгуливая с книгой под мышкой, он походил на свихнувшегося студента.
Из магазина он вышел уже не тем человеком, что вошел в него. Шаг Нефедова укрепился; взгляд выражал конкретный интерес. Ему теперь было нужно найти спокойное местечко, где можно было бы без помех побеседовать с «Агдамом». Но задача оказалась непростой. Детские городки он отвергал по этическим соображениям; магазинные задворки, заплеванные маргиналами, по эстетическим. А на лавочке в сквере легко было нарваться, к примеру, на тетку, побывавшую в Германии. Впрочем, скверы ему что-то даже не попадались. Мужчине с «Агдамом», приличному, средних лет, сложно устроиться в Москве. Однако Нефедов решил не сдаваться – он шел и шел, исследуя все встречные тупички и закоулки. В смысле цели поиски его оставались безрезультатными, но зато отвлекали Игоря от тяжелых мыслей.
Он отмерил, наверное, целую городскую милю, когда неожиданно дома расступились, и впереди вдруг открылся изрядный зеленый массив. Нефедову повезло: он набрел на зады обширного нерегулярного парка – то есть как раз такого, какой и был ему нужен. В ограде парка на выбор имелось несколько прорех, но Игорь, как человек здесь случайный, воспользовался первой попавшейся.
Эта ограда с прорехами поделила мир надвое. Не успел Нефедов углубиться и на сто шагов в парк, как городские звуки все утонули в лиственном шорохе и стрекоте насекомых. Запахи земли, разогретой солнцем, трав и даже каких-то цветочков оповещали, что он попал если не в царство живой природы, то в ее небольшое княжество. Кущицы и отдельные деревца, бросавшие прозрачную тень, наперебой приглашали расположиться с «Агдамом». Однако, столкнувшись с разнообразием предложений, Игорь уже не спешил очаровываться. Тропинка, принявшая его еще от ограды, бежала, никуда не сворачивая, и скоро Нефедов почувствовал, что движется под уклон. Спустя некоторое расстояние он увидел блеснувшую между деревьев речную гладь – это была река Москва.
Доставив его на берег, тропинка внезапно исчезла; она растворилась в некошеной мягкой траве, покрывавшей склон. Игорь понял, что он наконец пришел. Внизу, в мутноватой московской водице, паслось, поругиваясь, утиное семейство. Подальше плавучий трамвайчик деловито урчал, вспахивая реку клювиком. На другом берегу погромыхивал, пуская тайком дымки и стоки, маленький ржавый заводишко. Кругом все дышало покоем… Город, как правило, прячет такие места от приезжих, но для Нефедова Москва сделала исключение – возможно, ввиду его трудных сегодняшних обстоятельств.
