– Он был не такой уж?… – повторила Айда. – Что вы хотели сказать?
– Не помню, – ответила Роз.
– Я вас спросила, забудете ли вы когда-нибудь этого маленького человечка?
– Вылетело из головы, – сказала Роз. – Я пойду вам за пивом. Неужели он стоит столько… стакан крепкого пива? – спросила она, взяв со стола две монеты по шиллингу.
– Одна из них вам, милочка, – ответила Айда. – Я любопытная. Ничего не могу с собой поделать. Такой уж у меня характер. Скажите, как он выглядел?
– Не знаю. Не могу вспомнить. У меня совсем нет памяти на лица.
– Конечно, милочка, а то бы вы его окликнули. Вы ведь, наверное, видели его фото в газетах.
– Я и сама знаю, что глупо поступила.
Она стояла бледная и решительная, с виноватым видом, затаив дыхание.
– Тогда вы получили бы десять фунтов, а не десять шиллингов.
– Я пойду вам за пивом.
– Пожалуй, я лучше подожду. Пускай за пиво заплатит тот джентльмен, который угощает меня завтраком. – Айда взяла обратно обе монеты, и глаза Роз проследили за ними до сумочки, куда она их спрятала. – Деньги целее будут, – тихо сказала Айда, внимательно разглядывая худое лицо, большой рот, слишком далеко расставленные глаза, бледность, несформировавшуюся фигуру, и, вдруг снова став шумной и веселой, она помахала рукой и громко позвала: – Фил Коркери, фил Коркери!
Коркери был одет в блейзер с какой-то эмблемой на кармане и в рубашку с крахмальным воротничком. Он выглядел так, как будто нуждался в дополнительном питании, как будто был изнурен страстями, удовлетворить которые у него не хватало мужества.
– Не хмурься, Фил. Что ты будешь есть?
– Бифштекс и почки, – мрачно сказал Коркери. – Девушка, мы хотим выпить.
– За пивом придется послать.
– Хорошо, тогда принесите две большие бутылки.
Когда Роз вернулась, Айда представила ее Коркери.
– Это та девушка, которой так повезло. Она нашла карточку.
Роз попятилась, но Айда задержала ее, цепко ухватившись за рукав черного бумажного платья.
– А много он ел? – спросила Айда.
– Я ничего не помню, – ответила Роз, – право, ничего.
Их лица, слегка раскрасневшиеся от теплого летнего солнца, казались ей светофорами, предупреждающими об опасности.
– Как он выглядел? Было похоже, что он скоро умрет? – спросила Айда.
– Как я могу это сказать? – ответила Роз.
– Ведь вы, наверное, разговаривали с ним?
– Я с ним не разговаривала. Я совсем замоталась. Я только сунула ему пиво Басе и булочку с колбасой и больше его не видела.
Она вырвала из руки Айды свой рукав и убежала.
– Не много ты от нее узнаешь, – сказал Коркери.
– Ну нет, я узнала даже больше, чем надеялась.
– И что же тут странного?
– Как раз то, что сказала эта девушка.
– Немного она сказала.
– Она сказала достаточно. Я всегда чувствовала, что здесь что-то не так. Видишь ли, он говорил мне в такси, что умирает, и на минуту я ему поверила: меня прямо трясло, пока он не признался, что это выдумки.
– Да он же в самом деле умирал.
– На он имел в виду не такую смерть. Я это нутром чувствую.
– Как бы то ни было, установлено, что он умер своею смертью. И я не вижу, о чем тут беспокоиться. Сегодня чудесный день, Айда. Давай покатаемся на «Брайтонской красавице» и обсудим все это. На море всегда открыто, без перерыва. В конце концов, если и вправду он покончил с собой, это уж его дело.
– Если он покончил с собой, – возразила Айда, – то, значит, его довели до этого. Я слышала, что сказала девушка, и теперь я знаю: это не он оставил здесь карточку.
– Боже милостивый! – воскликнул Коркери. – Что это ты придумала? Не говори таких вещей. Это опасно.
Он сделал нервный глоток, и адамово яблоко заходило вверх и вниз под кожей его птичьей шеи.
– Это, правда, опасно, – сказала Айда, глядя на худенькую шестнадцатилетнюю фигурку, затянутую в черное хлопчатобумажное платье, слыша, как – динь-динь-динь – звякал стакан на подносе, который несла нетвердая рука, – но для кого – это другой вопрос.
– Выйдем на солнце, – сказал Коркери. – Здесь не так уж тепло.
Он был без нижней сорочки, без галстука; ему было холодновато в рубашке без рукавов и блейзере.
– Я должна подумать, – повторила Айда.
– Я не стал бы ни во что вмешиваться, Айда. Какое тебе до него дело?
– До него никому нет дела, вот в чем беда, – ответила Айда. Она погрузилась в самые глубины своего сознания, в область воспоминаний, инстинктов, надежд, и вынесла из всего Этого единственную философию, которой она жила. – Я люблю честную игру, – сказала она. Произнеся эти слова, она воодушевилась и добавила с жестким прямодушием: – Око за око. Фил. Поможешь мне?
Адамово яблоко снова заходило. Солнце скрылось. Порыв сквозного ветра метнулся через вращающуюся дверь, и мистер Коркери почувствовал его на своей костлявой груди.
– Не знаю, что привело тебя к этой мысли, – сказал он, – но я за закон и порядок. Я буду с тобой. – Собственная отвага ударила ему в голову. Он положил руку ей на колено. – Для тебя я готов на все, Айда.
– После того, что она здесь говорила, остается только одно, – сказала Айда.
– Что же?
– Пойти в полицию.
***
Айда влетела в полицейский участок. Она улыбнулась одному, помахала рукой другому, хотя в жизни не встречалась ни с кем из них. Она была весела и решительна и в своем возбуждении увлекла за собой Фила.
– Мне надо видеть инспектора, – сказала она сержанту, сидевшему за письменным столом.
– Он сейчас занят, мадам; по какому вопросу хотите вы его видеть?
– Я могу подождать, – ответила Айда, усаживаясь возле вешалки с полицейскими плащами. – Садись, Фил. – Она улыбнулась всем уверенно, не стесняясь. – Бары откроются только в шесть. До тех пор нам с Филом делать нечего.
– По какому вопросу вы хотите видеть инспектора, мадам?
– Самоубийство под самым вашим носом, – ответила Айда, – а вы называете это естественной смертью.
Сержант уставился на нее, и Айда ответила ему таким же взглядом. Ее большие ясные глаза (легкие выпивки, которые она позволяла себе время от времени, на них не повлияли) не говорили ничего, не выдавали никаких тайн. Чувство товарищества, добродушие, веселость заслоняли ее тайны, как железные шторы заслоняют зеркальную витрину. Можно было только догадываться о товарах, лежавших там: солидные старомодные высококачественные товары – справедливость, око за око, закон и порядок, смертная казнь, время от времени немного развлечений, ничего грязного, ничего темного, ничего постыдного, ничего тайного.
– А вы меня не дурачите? – спросил сержант.
– Нет, мне сейчас не до этого, серж.
Он прошел в кабинет и закрыл за собой дверь, а Айда уселась поудобнее на скамейке, устроилась на ней, как дома.
– Здесь душновато, мальчики, – сказала она. – Что если открыть и другое окно? – И они послушно его открыли.
Сержант окликнул ее, стоя в дверях.
– Вы можете войти, – объявил он.
– Пойдем, Фил, – сказала Айда и потащила его с собой в крошечный узкий кабинет, где пахло политурой и рыбным клеем.
– Итак, – начал инспектор, – вы хотели рассказать мне о каком-то самоубийстве, миссис… – Он пытался спрятать за телефоном и книгой записей жестянку с фруктовыми леденцами.
– Арнольд, Айда Арнольд. Мне почему-то показалось, что это по вашей части, инспектор, – сказала она с едким сарказмом.
– Это вам муж?
– Нет, это приятель. Я просто хотела привести с собой свидетеля.
– А о ком же вы беспокоитесь, миссис Арнольд?
– Его фамилия Хейл. Фред Хейл. Простите, Чарлз Хейл.
– О Хейле нам все известно, миссис Арнольд. Он умер совершенно естественной смертью.
– Ну нет, – возразила Айда, – вам не все известно, Вам не известно, что я была с ним за два часа до того, как его нашли.
– Вы не были на дознании?
– Я не знала, что это его нашли мертвым, пока не увидела его фото.
– А почему вы думаете, что здесь что-то неладно?
– Слушайте, – сказала Айда. – Он был со мной и был чем-то напуган. Мы приехали к Дворцовому молу. Мне нужно было помыться и причесаться, но он не хотел, чтобы я оставляла его одного. Я ушла только на пять минут, но он уже исчез. Куда он пошел? Вы говорите, он пошел позавтракать в кафе Сноу, а потом по молу в Хоув и под навес. Вы думаете, он просто надул меня, но это не Фред… то есть не Хейл… завтракал в кафе Сноу и оставил там карточку. Я только что видела эту официантку. Хейл не любил пиво Басе… он не стал бы пить Басе… а этот человек; который был в кафе Сноу, послал за бутылкой Басса.
– Это ничего не значит, – сказал инспектор. – День был жаркий. К тому же он плохо себя чувствовал. Он устал от всего того, что ему нужно было делать. Я не удивился бы, если бы он сплутовал и послал в кафе Сноу кого-нибудь другого вместо себя.
– Девушка не хочет ничего о нем говорить. Она знает, но не хочет говорить.
– Я могу легко найти объяснение, миссис Арнольд. Может быть, этот человек оставил карточку при условии, что она ничего не скажет.
