На крышке рояля стояла необыкновенной красоты ваза. Катя подошла поближе, осторожно взяла в руки антикварную вещь. Два перекрещенных меча в клейме и дата – 1756 г. Мейсен, Германия. От дна до самого верха змеилась глубокая трещина, как безобразный шрам на прекрасном лице. Катя глубоко вздохнула и поставила вазу на место.
Пыльный запах прошлого отбросил ее на много лет назад. В детстве мать часто водила маленькую Катю в гости к своей лучшей подруге Фаечке Островской. Она жила в похожей квартире. Ее отец – Илья Натанович Островский – был знаменитым хирургом, академиком. Он оперировал и лечил министров, членов Верховного Совета, Политбюро и их семьи, пользовался громадным авторитетом, но тем не менее попал под печально известное «дело врачей» и был репрессирован. Но квартиру почему-то не отобрали.
Маленькая Катя обожала бывать у Фаечки, ей разрешали играть с дивными фарфоровыми куклами, рассматривать старинные книги с красивыми иллюстрациями, переложенными для сохранности специальной, прозрачной бумагой, брать в руки золоченого китайского болванчика с болтающейся из стороны в сторону головой.
Внезапно комната поплыла перед глазами. Катя присела на краешек дивана. И, словно по мановению волшебной палочки, окружающая действительность исчезла, уступив место кромешной темноте. «Как страшно... страшно... страшно...» – проскрипел вкрадчивый тихий голос. «Темно... темно... темно...» – поддакнул ему другой. Катя закрыла уши руками и замотала головой. Видение пропало так же внезапно, как и появилось.
Катя попала в театр только к началу второго акта.
Прихрамывая, она вошла в гримерный цех и втянула ноздрями привычный запах пудры. На нее тут же накинулись с расспросами – Катя предварительно позвонила на работу и предупредила об уважительной причине своего опоздания. Неподдельная тревога на лицах коллег явилась для нее приятной неожиданностью. В последнее время она настолько замкнулась в себе, что поразилась искренней заинтересованности чужих людей в ее судьбе.
Ржевская тут же отложила в сторону деревянную болванку, сделанную специально под голову народного артиста Порогова. Близился его юбилей, и Мабель Павловна мастерила новые усы для грядущего бенефиса – вырезала из бумаги нужную мерку, клеила ее на болванку, сверху – тюль, а потом волосы. Натуральные, а не искусственные. Почти все работники театра стриглись у Ржевской, и она старательно сохраняла срезанные волосы, а потом аккуратно раскладывала их в специальные холщовые кулечки.
– Ну, что случилось? – воскликнула Мабель, закусив губу. – Ты не пострадала?
– Ерунда, – улыбнулась Катя в ответ. – Колено ушибла, и все.
– Может, ты зря на работу приехала? – спросила Светка Агафонова. – Может, тебе лучше дома отлежаться?
– Да все нормально, не беспокойтесь.
– Ну и денек сегодня выдался! – вздохнула Ржевская, возвращаясь к прерванной работе. – Бондаренко с утра в истерике бьется, то рыдает, то рычит. Что с ней творится, не пойму. Запустила туфлей в сапожника, костюмерше в лицо швырнула колготки. Они, видите ли, рваные... Да кто там увидит-то, под длинным платьем?!
– Да она просто развлекается, – презрительно фыркнула Светка. – Тоже мне, принцесса! Королева подземного перехода! Хамка она провинциальная, вот она кто!
– Перестань, Света, – укоризненно заметила Мабель Павловна. – Зачем ты так? Мало ли, может быть, у девочки проблемы.
– Скажете тоже, у девочки! – зло ухмыльнулась Агафонова. – Нашли девочку! Как любовь с женатыми мужчинами крутить, это она взрослая, а хамить направо и налево – девочка! Просто Порогов в отставку ее отправил, вот и все! – понизив голос, авторитетно сообщила Светка. – А она теперь злится на весь белый свет.
– А ты откуда знаешь? – ахнула Ржевская.
– Слышала случайно их разговор.
Катя притулилась в уголке и не принимала участия в обсуждении личной жизни артистки Бондаренко. Впрочем, в театре привыкли к тому, что она по обыкновению молчит, и не пытались втянуть ее в беседу. Катя погрузилась в размышления о странных событиях, заполнивших ее нехитрые будни в последнее время. Ее пугали необъяснимые с точки зрения здравого смысла видения. Что это? Неизлечимая болезнь? Необратимое расстройство психики? Первые симптомы погружения в пучину безумия?
«Ангелина! Люка! – вдруг осенило ее. – Вот кто может помочь! Ведь она говорила, что работает психологом». От этой мысли Кате стало значительно легче. Словно она уже переложила часть ответственности за себя на чужие плечи...
В перерыве между спектаклями Катя никуда не поехала. Обещала навестить мать, но позвонила и отказалась, сославшись на травмированную ногу. Впрочем, ей совсем и не хотелось никуда ехать.
Театр опустел, и потекли любимые Катины минуты. Она спустилась на сцену, устроилась на своем заветном местечке. Откинувшись на спинку стула, прикрыла глаза.
Поразительно, ее жизнь в корне поменялась. Если еще три недели назад самым значительным событием она считала поход в книжный магазин для приобретения очередной издательской новинки, то нынче у нее даже не было времени на чтение. Взять хотя бы вчерашний выходной день.
Утром, позавтракав, она прибралась в квартире и как раз собиралась поваляться на диване с книжкой, как вдруг зазвонил телефон.
– Позовите, пожалуйста, Екатерину Королеву, – раздался в трубке совершенно незнакомый мужской голос. Очень вежливый и очень приятный.
– Я вас слушаю...
– Здравствуйте, Катя. Надеюсь, вы позволите так вас величать?
– Да, конечно, – растерялась Катя. – Но...
– Меня зовут Андрей Богданов. Я оставлял для вас мой телефон на проходной театра. Вам, наверно, не передали. Забыли...
– Наверное, – смутилась Катя. Она вспомнила про скомканный кусочек бумаги в кармане джинсов и почувствовала себя неловко.
– Мне необходимо вас увидеть, вот... – выдохнул невидимый собеседник и замолчал.
– Пожалуйста. Но я, честно говоря, не понимаю... – пробормотала Катя, судорожно думая, зачем она могла понадобиться незнакомцу.
– Значит, она вам не говорила обо мне? – сник неведомый Богданов.
– Кто? Кто не говорил? – разозлилась Катя. – И кто вы такой, в конце концов? Что вам от меня надо?
– Извините меня. Я должен был сразу расставить все точки над «и». Просто почему-то подумал, что Юля рассказывала вам обо мне.
– Юля? – ахнула Катя. – Дроздовская Юля?
– Ну да... Я Юлин муж. Бывший...
Андрей оказался милым и обаятельным. Высокий, худощавый, со смеющимися глазами и длинными темными волосами, собранными в забавный хвостик. Кате он понравился.
Затерянный в кривых арбатских переулках ресторан, куда Богданов пригласил Катю, назывался «Папарацци».
Под прицелом фото-, видео – и телекамер, расставленных по периметру маленького уютного зала, они прошли к накрытому столику. Со стен улыбались, хмурились, злились всевозможные знаменитости, запечатленные в неожиданных ракурсах.
Катю рассмешили названия блюд. Салат «желтая пресса», мясной рулет «бульварное чтиво», коктейль «газетная утка», свиная отбивная «жареные факты»...
– Это ресторан моего друга, – пояснил Андрей, делая заказ. – Когда-то мы вместе работали на телевидении.
– Да? – Катя удивленно вскинула глаза на своего собеседника. Лицо Богданова ей сразу показалось знакомым, теперь она вспомнила, где видела его раньше – в репортажах из разных горячих точек...
– Он ушел в бизнес, а я остался верен альма-матер.
Невозмутимый официант, облаченный в защитного цвета безрукавку с множеством карманов и увешанный фотоаппаратами, прикатил заполненную тарелками тележку. Расставил все на столе, разлил вино по бокалам, направил объектив камеры на Катю, щелкнул и удалился.
– Фото будет, – сообщил Богданов, принимаясь за еду. – Фирменный знак заведения. Бренд, можно сказать...
– Так зачем вы хотели меня видеть? – спросила Катя спустя полчаса, покончив с десертом – шоколадным тортом «Компромат». Несмотря на то что они с Андреем выпили на брудершафт, язык не поворачивался сказать малознакомому человеку «ты».
– Катюш, мы же договорились, – с притворной укоризной покачал головой Андрей. – Когда я слышу «вы» в свой адрес, начинаю чувствовать себя глубоким стариком.
– Извини. И все-таки... Зачем?
– Вы ведь действительно дружили с Юлькой? – наконец спросил он.
– Пожалуй, что да... – подумав, кивнула Катя.
– Не понимаю, почему она обо мне ничего не сказала! – с болью воскликнул Богданов. Закурил, глубоко затянулся. – Ну да ладно, значит, не хотела. Да, так вот... – Он внимательно посмотрел на Катю и хрипло выдохнул. – Я не верю, что она сама... То есть я точно знаю.
– Что? – похолодела Катя.
– Я уверен, что ее убили, – твердо повторил Андрей.
– Нет! – Катя судорожно сглотнула подступивший к горлу комок. – Нет, не может быть! Я...
