Позже в «Молодую гвардию» вступили и другие наши товарищи.
«СКИФЫ»
1923. Поварская, 52, вестибюль Литературного института. Нас, восьмерых, будет экзаменовать лично ректор – Валерий Яковлевич Брюсов. На лестничных площадках и в нишах стен пожелтевшие статуи обнаженных Венер и Афродит. Средневековые рыцари с тяжелыми мечами и в старинных доспехах. Ушедший мир. Мы – посланцы новой эпохи. Мы – скифы. В шинелях, матросских бушлатах, кожаных куртках. Мы видели войну, голод, восстания, хлебные продразверстки. Коммунизм уже не за горами. И вдруг нэп. Кричащие вывески частников. Толстопузые буржуи. Лихачи на дутых шинах.
Где-то… где-то… пляшут балерины,
У кого-то в сердце васильки,-
А вот я маячу у витрины
И, скрипя, сжимаю кулаки!
Это стихи Бориса Ковынева. Михаил Голодный в поэтическом письме к друзьям-комсомольцам признается:
Да, мы смеемся здесь не так,
Как мы смеялись раньше с вами.
Бывает, заходя в кабак,
Выходим с темными глазами…
Светлов воспринимал эпоху по-своему, «по-светловски»:
Старый ребе говорил о мире,
Профиль старческий до боли был знаком…
А теперь мой ребе спекулирует
На базаре прелым табаком…
У Брюсова бледное, строгое лицо. Интеллигентская бородка.
Его высокий крахмальный воротничок нас возмущает. Но -
Каменщик, каменщик в фартуке белом…
За это можно простить и крахмальный воротничок. Эти стихи читались на всех митингах и собраниях.
Брюсов знакомится с нами, дотошно расспрашивает о жизни, о профессии, участии в гражданской войне, о том, что толкнуло к литературе, много ли читали, что именно, как понимаем искусство. Мы поражены его поистине необъятными познаниями буквально во всех областях жизни: не говоря уж о литературе, живописи, театре, архитектуре, он отлично разбирается и в литейном деле, кавалерийской рубке, морских уставах, изучал Маркса и Энгельса. Непостижимо! Сердца наши постепенно оттаивают.
Светлов, Артем Веселый, Николай Кузнецов, да и все мы зачисляемся на первый курс института. В институте учатся Эдуард Багрицкий и Андрей Платонов.
Слушаем Брюсова, Шенгели, Сидорова, Сарабьянова, Л. Гроссмана, Рукавишникова и других маститых.
Трудно жить, голодно, холодно. Зарабатываем кто чем. В издательстве «Молодая гвардия», где печатаются наши первые тоненькие книжечки, выплату гонорара задерживают по полгода. На стенах протестующие надписи авторов. Запомнилась светловская: «Поэты пухнут с голоду».
У него шутливая кличка: «Самый толстый из всех скелетов». Работает Светлов неизвестно когда, большей частью по ночам, и именно в эти голодные годы выдает «на-гора» один шедевр за другим.
Время трудное. Повесился Коля Кузнецов. Он писал о Замоскворецкой радиобашне:
Нашей работы упорной
Что может быть бесшабашней?
Когда нас душили за горло,
Мы строили радиобашни…
Светлов одним из первых ворвался к нему в комнату, вынимал его из петли.
Кузнецова любили все. Он очень нуждался, голодал. Смерть друга потрясла Светлова…
Покровка, 3. Бывший дом свиданий второго разряда, ныне здесь общежитие молодогвардейцев.
Здесь, в этих бедных, прокуренных, полутемных комнатках, с неуходящими запахами туалетного мыла и дешевых одеколонов, под утробный вой примусов, создаются поэмы и романы, рассказы и целые эпопеи. Артем Веселый работает над «Россией, кровью умытой», Юрий Либединскийнад «Комиссарами», Фадеев, страдая зубами, с огромным, в полщеки, флюсом, спешит закончить свой «Разгром». Светлов пишет «Гренаду» и «Пирушку», сюда по ночам, в затхлую полутьму сырых рассветов, приходят к нему на свидание Жанна д’ Арк и чубатый Тарас.
МАЯКОВСКИЙ И МОЛОДЫЕ
Жаркое июньское утро. В литературном отделе «Комсомольской правды» в Черкасском переулке огромное полуовальное окно открыто настежь. Уткин в расстегнутой рубашке разговаривает по телефону с Кукрыниксами: он заказывает художникам шарж для очередной литературной страницы. Уткин ведет литературный отдел газеты.
Секретарь отдела, поэт Джек Алтаузен, за письменным столом непрерывно строчит ответные письма на присланные из провинции стихи. В просторной комнате прохладно… Широко распахивается дверь – и входит Маяковский. В комнате сразу становится тесно. Поэт здоровается с присутствующими и деловито лезет в боковой карман.
– Только что написал,- сообщает он всем.- Надоело ссориться.
Уткин заканчивает телефонный разговор, и Владимир Владимирович, положив на стол кепку и палку, становится посреди комнаты. Неяркий свет узкого переулка мягко освещает его угловатое лицо. Маяковский вынимает исписанные листы бумаги и объявляет заглавие:
– «Послание пролетарским поэтам».
За последнее время на литературных вечерах и диспутах споры между поэтами различных литературных группировок становятся все злей и беспощадней, в бой втянуты газеты и журналы. По-видимому, Маяковский подготовил очередную литературную бомбу против налитпостовцев. Сейчас он навалится на них, вооруженный своим грозным и неотразимым остроумием. Послушаем.
Товарищи,
позвольте,
без позы,
без маски –
как старший товарищ,
неглупый и чуткий,
поразговариваю с вами,
товарищ Безыменский,
товарищ Голодный,
товарищ Уткин.
Мы спорим,
аж глотки просят лужения,
мы
задыхаемся
от эстрадных побед,
а у меня к вам, товарищи,
деловое предложение:
давайте,
устроим
веселый обед!
…Товарищи,
бросим
замашки торгашьи
– моя, мол, поэзия –
мой лабаз! –
все, что я сделал,
все это ваше –
рифмы,
темы,
дикция,
бас!
И когда поэт громово заканчивает чтение последних строк, слушатели благодарными аплодисментами приветствуют его дружеское чистосердечие.
– Грандиозно! – восторженно вскакивает Алтаузен.- Только непонятно, почему вы адресуете стихи Голодному?
– Как почему? – удивленно полуоборачивается Маяковский. -А «Гренада»?
– «Гренаду» написал поэт Светлов.
– Простите, досадное недоразумение. Но мы это сейчас исправим…
И, вынув из кармана перо, Маяковский перечеркнул фамилию Голодного и вписал сверху Светлова. Тут же он прочитал исправленное вслух:
Товарищи,
позвольте
без позы,
без маски –
как старший товарищ,
неглупый и чуткий,
поразговариваю с вами,
товарищ Безыменский,
товарищ Светлов,
товарищ Уткин!
Впоследствии на всех своих вечерах он читал «Гренаду» Светлова наизусть и очень хвалил ее.
ИНТЕРВЬЮ МАЯКОВСКОГО
1927. Маяковский – по заграницам. В интервью, данном сотруднику польской газеты «Эпоха» на вопрос корреспондента, кого из молодых писателей и из каких группировок, помимо «Лефа», он считает наиболее талантливыми, Маяковский ответил:
– Важнейшей из них является ВАПП, или Всероссийская ассоциация пролетарских писателей… Самые выдающиеся среди них – это Светлов, Уткин и Фадеев.
МЕЧТАТЕЛЬ-ХОХОЛ
Киев. Год 1932. Я служу в военной авиации. По городу расклеены афиши. Вечер поэтов. Вера Инбер, Михаил Светлов, Иосиф Уткин. Друзья просят председательствовать на вечере.
Концертный зал переполнен. На стенах плакаты и лозунги на украинском языке. После выступления Инбер объявляю Светлова:
– «Гренада». Читает автор.
Бурные аплодисменты. Во время шума Светлов растерянно наклоняется:
– У меня там «мечтатель-хохол»… Скандал. Могут обидеться. Как думаешь, чем заменить?
Пожимаю плечами. Нашему поколению первых комсомольцев чужды чувства узкого национализма. Тем более Светлову, выросшему на Украине. Однако ему видней…
По напряженному выражению лица можно без труда определить, как он мучительно думает о злополучном слове. Вот он подходит к строфе, где «медлит с ответом, мечтатель-хохол»… С тревогой наблюдаю за ним…
Не моргнув глазом, Светлов читает:
Он медлит с ответом, Мечтатель Вукол:
– Братишка, Гренаду Я в книге нашел…
Уткин чуть не падает со стула.
В ЛИТЕРАТУРЕ ТОЖЕ НУЖНО БЫТЬ АСОМ!
Год 1948-й. Февраль. Светлов выступает на литературном кружке авиаторов ВВС. Он внимательно прочитал все произведения, присланные ему домой, и в заключение разбора говорит о том, что не должно быть никаких скидок на молодость: слово – это инструмент писателя, и им нужно владеть в совершенстве!
