Ознакомительная версия.
— Что вы принимали? Зачем? Чуть себя на тот свет не отправили! Будто не проще было прийти на аборт! — огорошила ее врач на утреннем обходе. Наташа лежала под капельницей еле живая. Кровотечение удалось остановить с трудом. Она действительно чуть не умерла…
— О чем вы? Не понимаю… — с трудом сказала она.
— Выкидыш был вызван неоднократным приемом сильного абортирующего средства. Такое в старину повитухи использовали при родовспоможении, а не на ранних сроках. Бывало, бабки пользовали согрешивших девиц. При Сталине за такое под суд отдавали — и правильно делали.
— Но я… ничего! Абсолютно ничего! Мы хотели этого ребенка.
— Исключено. Анализы показали, что это — искусственно вызванный выкидыш. Э! Больная! Больная! — последние слова донеслись откуда-то издалека-издалека. Из темного-темного мрака. И в этом мраке плавали, на секунду выстраивались в порядок и снова расплывались багровые, яростные, жирные буквы: Т… Р… У… Р… А… И было важно ухватить, запомнить этот порядок…
— Тэруэра… Лэруэра…
— Пришла в себя. Коротаева! Открывайте глаза! Ну, как вы?
— Тэруэра… Тэруэра…
— Что она говорит? Натуля, милая!
Она открыла глаза. В ногах ее постели стоял знакомый человек. В руках у него были розы. Багровые, яростные, жирные розы.
Она беспомощно оглянулась на врачиху. Что-то она говорила ей, такое страшное? И эти розы. И буквы! Тэруэра. Буквы. Их надо сложить в слово. Убрать лишнее, оставить звуки, произнести слитно… Кому она говорила это? Кого учила читать? Кирюшку… У нее есть муж и его сын. У нее должна была родиться Маринка. Это она рожала, что ли?
— А… где моя девочка? — жалобно прошептала она. И тихо заплакала. Потому что все вспомнила. Все. И то, что говорила врачиха, тоже вспомнила.
— Натулечка, зайка… Ну, что ж поделаешь! Не убивайся, все еще у нас будет, — наклонился над ней Артур.
— Нет. Не будет. Ты убил. Ты, — сдавленно прошептала она. Справиться со спазмами в горле ей еще было не под силу.
— Что ты такое говоришь? Кого я убил? — отшатнулся Артур.
— Ты давал мне что-то… чтобы выкидыш…
— Я?! Ну, это уже… Наташа, ты бредишь! Она бредит? — спросил он у врача.
— Нет, не бредит, — врачиха смотрела на него с прищуром. — У нее действительно искусственный выкидыш.
— Что вы говорите! Быть такого не может! — закричал Артур. — Да я ее… под суд! Сгною!
— Кого? — еще сильнее прищурилась врачиха. Наташа слушала. На большее сил не было.
— Травницу эту! Она же ясно сказала: пусть пьет по стакану вечером — и все будет хорошо и с ней, и с ребенком!
— Зачем? У вашей жены были проблемы? Зачем ей был нужен какой-то чай?
— Нет, все было нормально. Но мама хотела, чтоб было еще лучше! Чтобы ее не тошнило, чтобы ребенок развивался хорошо… Артур рухнул на стул и сжал голову руками. — Какой кошмар! Натуля! Поверь, мы хотели как лучше! Ужас, ужас! — он еще посидел, сжимая голову, потом отнял руки от головы и положил их на Наташин живот — тихо, осторожно. — Зайка, все уладится. Доктор, ведь все уладится?
— Не знаю. Жизнь покажет, — холодно ответила она, странно глядя ему в лицо. — Будем надеяться. Наташа, вам лучше? Дайте-ка пульс… — голос у нее стал добрым и сочувственным. Совсем по-другому она говорила, вернее, допрашивала ее недавно. — Ну, я думаю, вам надо отдохнуть. — И снова с металлом в голосе: — Все! Посетителей прошу удалиться! — И опять почти ласково: — Сейчас сестричку пришлю, она вам укольчик сделает. Идите, идите, молодой человек! — И она чуть ли не вытолкала Артура вон. Захлопнула за ним дверь, вернулась. Села на место, с которого согнала Артура, взяла Наташину руку, словно хотела опять проверить пульс. Потом положила теплую сухую ладошку ей на лоб, подержала. И сказала со вздохом:
— Ох, устала я за нынешнюю ночку. Одну тебя чего стоило отвоевать… — Погладила Наташу по голове и убрала руку. — Ты, девочка, сильно не переживай. У тебя все будет нормально. Со здоровьем, я имею в виду. И детей ты еще родишь. А что этого потеряла… Не горюй, девочка. Ты красавица, молоденькая, у тебя столько всего еще впереди. И хорошего, и… Пойду, Галочку к тебе пришлю, она хорошо колет. Держись. — Она пошла было, но у порога задержалась. — Знаешь что, Наташа… — Говорила она медленно, словно сама сомневалась в том, надо это или нет. — Ты на мужа особо не думай… Мало ли, может, и вправду какая ошибка вышла. Он тут извелся весь, пока мы тебя возвращали. И сразу помчался за соками, фруктами… Цветы вон какие приволок… Ну, все, пошла я.
Вечером в палату — конечно же, отдельную, могло ли быть иначе у жены Коротаева! — влетела запыхавшаяся свекровь.
— Наташенька, девочка моя, — запричитала она с порога. — Это я чай покупала! Я ж и сама такой пила, когда Артура ждала! Я ничего не понимаю! У той же бабки и брала… Боже, какая беда, какое горе!
Она пошатнулась, закрыла лицо рукам. На пальцах — багровый, яростный лак… Наташа попыталась сесть. Свекровь подскочила к постели, удержала ее, поправила подушку, одеяло.
— Лежи, лежи! Прости меня.
Наташа вглядывалась в ее глаза. Не нравились ей они. Не кричали вместе с обладательницей…
— Ты меня простишь?
— Ольга Викторовна, — слабым голосом, но очень требовательно сказала Наташа, — отведите меня к этой травнице.
— Конечно! Пусть нам ответит, зачем такое устроила! Ты только поправляйся скорее, девочка моя. Кирка без тебя извелся весь. Только и твердит: где Наташа, хочу к Наташе…
Но прежде чем Наташа смогла пойти на рынок, где торговала эта травница, прошло почти полмесяца. Долго не могла выздороветь. Врачиха говорила, что из-за стресса. Из-за очень сильного стресса.
Как только ей стало чуть легче, она попросила у медсестры ручку и лист бумаги, выписала привидевшиеся буквы, немного попереставляла их, словно играя в анаграммы, и получилось знакомое слово. Имя.
Артур.
Почему в забытьи всплыло это имя? Артур так заботился о ней. В больнице проводит все свободное от работы время — таскает ей банки икры, отборнейшие яблоки, гранаты и вообще все, что восстанавливает кровь. И кормит с ложечки. И все старается развеселить. Правда, это у него получается как-то неуклюже.
Артур?
Или Ольга Викторовна?
Или оба сразу?
Испугались «проблем с Кириллом» и совершили страшное?
Или нет? Или это и впрямь ошиблась травница?
На рынок их повез Артур. Ольга Викторовна уверенно пошла по рядам. Шли довольно долго. Было холодно, ветрено, с неба сыпался снег пополам с дождем. Артур крепко держал Наташу под руку. Наконец Ольга Викторовна остановилась и подбородком показала куда-то.
— Вон она!
И решительно пошла к прилавку, к полной, добродушной на вид бабульке.
— Вы меня помните? Я у вас пару месяцев назад брала чай для беременных… Ну, вспомнили?
Артур вдруг отпустил Наташу.
— Иди одна. Пожалуйста. Иначе я… убью ее прямо на месте! — сквозь зубы процедил он и куда-то быстро ушел.
Наташа подошла. Ноги у нее дрожали, голова кружилась, в глазах рябило.
Бабулька тем временем вглядывалась в Ольгу Викторовну и бормотала:
— Кто ж знает… У меня покупателей много… Может, и ты тоже. Что, говоришь, покупала?
— Чай. Для беременных.
— Ну… Не помню.
— Не помните, значит?! — грозно повысила голос Ольга Викторовна. — Не помните, а моя невестка с вашего чаю чуть богу душу не отдала! И ребенка потеряла!
— Господи, помилуй! — закрестилась бабулька. — Да быть такого не могло! У меня все правильно, никаких никогда жалоб! Господи, деточка, как же так… Дамочка, а пакетик ты случаем не сохранила?
— Еще как сохранила! — Ольга Викторовна порылась в своей изящной сумочке и достала оттуда полиэтиленовую упаковку с остатками сухой травы. — Я с этим пакетиком в суд пойду!
Бабулька протянула руку, но Ольга Викторовна свою отдернула.
— Нет! Так смотрите!
Бабулька, подслеповато щурясь, вгляделась в наклеенную на пакетик бумажку.
— Ну да, это сбор для беременных. А ты какой просила: для начала или для помощи в родах??
— Нам надо было для начала беременности! И я такой — и просила!
— Да как же так вышло-то, господи! У меня же все сборы строго в своих сумках лежат! Как же это… Вот, смотрите, вот она, торба с этим сбором. Я на пакетиках таких минус ставлю. А на тех, что для ранних — плюсик… У вас что нарисовано?
Ольга Викторовна посмотрела на самодельную этикетку. И сунула ее в лицо бабульке. На наклейке был нарисован минус. Бабка схватилась за голову.
— Ой-е-е-е! Ох, горе! Как же это!.. Доченька! Доченька, прости, не нарочно я! Перепутала пакетики, боже ж мой! Как же это вышло-то… Никогда такого не было, не путалось никогда! Старая стала! Рассеянная! Ой, прости, ой, прости, Христа ради! — Она выскочила из-за прилавка и бухнулась перед Наташей на колени, прямо в замусоренную лужу…
Ознакомительная версия.
