Андрей Шляхов - Доктор Данилов в морге, или Невероятные будни патологоанатома

Ознакомительная версия.

— Данилов, я серьезно! — по голосу было ясно, что Елена сердится. — Есть удобная, приличная подработка…

— Ах, приличная! — взвился Данилов. — Приличная! Вот в чем дело! С этого и надо было начинать! А то, чем я занимаюсь сейчас, это, значит, неприлично!

— Данилов! — Елена уже не говорила, а кричала в трубку. — Я не спорю – любой труд почетен, но когда врач санитарит по ночам в морге…

— Извини, аккумулятор разрядился, — буркнул Данилов и выключил телефон.

Несмотря на дождь, он решил пройтись до метро пешком – ярость, клокотавшая внутри, требовала хоть какого-нибудь выхода, хотя бы движения. Зонт Владимир убрал в сумку – дождь приятно охлаждал голову.

— Приличная работа! — время от времени восклицал он, не замечая того, что говорит вслух. — Приличная, видите ли! Можно подумать!

Постепенно ярость улеглась. В метро Данилов спустился промокшим до нитки, но уже способным мыслить логически. «А ведь это, в сущности, очень благородно с ее стороны, — мелькнула мысль, — пристроить меня туда, где много девушек. Наверное, она хочет, чтобы наше расставание было для меня безболезненным».

Данилов вообразил картину своей женитьбы на какой-нибудь смазливой студенточке медицинского училища, которой на днях исполнилось восемнадцать, и не смог удержаться от смеха. Старушка, ждущая поезда рядом, обеспокоенно обернулась.

— Все нормально, — сказал ей Данилов. — Разве что вам не мешает показаться врачу…

— С чего бы это? — благообразная на вид старушка, как это часто бывает, оказалась сварливой.

— У вас губы синюшные, — серьезно пояснил Данилов. — Цианоз называется.

— Сам иди врачу покажись! — нахмурилась собеседница. — Ржет тут как нехолощеный жеребец и еще оскорбляет…

Подошедший поезд заставил ее замолчать.

«Вечером дома будет разбор полетов, — подумал Данилов. — Беседа о высоком статусе врача и недопустимости его роняния. Или – как правильнее? — недопустимости его утраты? Нет, это не то, я же не утратил статус, а лишь, как считают некоторые, опустил его до санитарского… Надо у матери спросить, почему «снижение» говорить можно, а «роняние» – нет. И как назло, Валеру сегодня замещать не надо…»

Данилов думал, что, проведя несколько ночей у своей пассии, Валера угомонится и уже не будет нуждаться в заменах, но ошибся: тайная любовь от времени становилась только крепче.

— Нет лучшего омолаживающего средства, чем внебрачные связи, — глядя на себя в зеркало, любил повторять Валера. — Все морщины разгладились.

— Конечно, — поддел его Данилов, — раздалась вширь твоя физиономия нешуточно, кожа натянулась, какие могли остаться морщины? — Валера и впрямь прибавил к своим полутора центнерам не меньше полупуда…

Домой не тянуло, заданий было мало, поэтому Данилов работал не спеша. Покончив с приготовлением микропрепаратов, он набрал в музее кучу интересных «стеклышек» и около часа рассматривал их под микроскопом. «Эх, если бы можно было на месяц утащить все музейные экспонаты домой вместе с микроскопом! — думал он. — Разложить на столе атлас, подбирать соответствующее «стеклышко», сравнить, обдумать… На кафедре или на работе знания не усваиваются так хорошо, как дома – окружающая обстановка мешает».

Домой Данилов приехал к девяти часам вечера. Елена была дома – на вешалке висел ее плащ, а на полке стояла сумка. Данилов открыл дверь своим ключом, вошел и сообщил:

— Это я.

— Ужинать будешь? — донеслось из кухни. — Есть жареная картошка.

— Буду, — миролюбиво ответил Данилов.

Елена была не в духе, иначе непременно вышла бы его встретить. Провоцировать ее на скандал Данилову не хотелось, так же, как и не хотелось устраивать диспут на тему: «Какая работа приличествует врачу». Хотелось съесть что-нибудь горячее и вкусное, выпить рюмку-другую, закончить ужин чашкой кофе, принять душ и завалиться спать. Ну, может быть, еще почитать с четверть часа на сон грядущий.

— А что у нас к картошке? — поинтересовался Данилов, входя на кухню.

— Курица, — не оборачиваясь, ответила Елена, мывшая посуду.

— Прекрасно!

Данилов взял только что вымытую Еленой тарелку, положил из стоявшей на плите сковороды поджаренную крупными кусками с хрустящей корочкой картошку, из соседней кастрюли достал кусок тушеного куриного филе, поставил тарелку на стол и полез в холодильник за горчицей и водкой.

Елена обернулась, выразительно посмотрела на бутылку и продолжила мытье посуды. Данилов убрал водку обратно и сел за стол.

— Очень вкусно! — сказал он Елене, вытиравшей руки.

— Я рада, что тебе понравилось.

Елена заварила кипятком пакетик чая и села напротив Данилова.

— Как ты считаешь, — начала она, — вежливо ли обрывать разговор, тем более деловой?

— У меня разрядился аккумулятор.

— Данилов, твои шуточки, вернее, выходки хорошо мне известны. Но не кажется ли тебе, что человек, желающий сделать для тебя нечто полезное, не заслуживает подобного обращения?

— Каатся! — с набитым ртом промычал Данилов.

— И почему ты так сразу и наотрез отказался от моего предложения? Там же, помимо удобного графика и удобного расположения, платят довольно неплохо. У преподавателей куча всяких надбавок…

— Я знаю, — подтвердил Данилов. — Мне мама рассказывала.

— Тогда почему ты так отреагировал?

— Да нормально я отреагировал, Лен! — Данилов начал терять терпение. — Ты предложила, я отказался. Замяли, проехали, забыли!

— Но почему? — упорствовала Елена. — И почему ты был столь резок?

— Да не был я резок! — поняв, что доесть спокойно ему не дадут, Данилов отодвинул от себя тарелку и положил перед собой на стол сцепленные в замок руки. — Просто я не люблю, когда меня пытаются уговорить или заставить. Сказал нет – значит нет! А уж заводить разговор про то, что доктору не пристало санитарить в морге, это не бестактно, это подло!

Слово вырвалось случайно, Данилов хотел сказать «пошло».

— Прости! — с неимоверным сарказмом сказала Елена, вставая из-за стола.

Она ушла, оставив нетронутой свою чашку с чаем. Данилов услышал, как хлопнула дверь спальни, придвинул к себе тарелку и продолжил ужин, запивая его чаем жены: не пропадать же добру.

Когда тарелка опустела, Данилов вымыл посуду, снял с крючка джезву и стал варить себе кофе.

— Добрый вечер, — Никита пришел выпить воды.

— Добрый-добрый, — ответил Данилов. — Как дела?

— Не очень, — признался Никита и, понизив голос, добавил: – Мать как с цепи сорвалась сегодня…

— Не думаю, что это выражение следует применять к близким людям, — заметил Данилов, не отводя глаз от джезвы, чтобы не упустить тот момент, когда пена начнет подниматься. — Можно сказать – «нервничает» или «немного не в себе», нет, лучше все же «нервничает».

— Нервничает она по-другому, — возразил Никита, наливая в стакан воду из фильтра-кувшина. — А сегодня именно то, что я сказал. Даже подзатыльник мне дала…

— Да ну! — не поверил Данилов. — За что?

— Сел за стол с немытыми руками.

— Ее можно понять и простить, — Данилов снял джезву с плиты и перелил кофе в чашку. — Будем считать случившееся единичным случаем.

— Вы плиту не выключили.

— Спасибо. Тебе не надо помочь с уроками?

— Нет, я уже все сделал. А правда, что у покойников усы и борода растут после смерти?

— Неправда, просто немного усыхает кожный покров и оттого волосы на лице становятся чуть длиннее, ведь часть волоса скрыта в толще кожи.

— Ясно. А так, чтобы борода за ночь отросла до пояса, не бывает?

— Поменьше смотри ужастиков, — посоветовал Данилов. — Лучше спать будешь.

— Я и так хорошо сплю, — ответил язвительный отрок и ушел к себе.

Пока кофе остывал, Данилов позвонил матери. Разговор старался вести бодрым, веселым голосом, чтобы не вызвать ненужных вопросов; и ему это вполне удалось.

Елена на кухне больше не появлялась. Данилов слышал, как она пошла в ванную и как вышла оттуда, слышал ее традиционную вечернюю перебранку с Никитой, никак не желавшим вовремя ложиться спать.

«Нет, надо договорить, — решил Данилов, — а то все растянется на несколько дней. Оно мне надо?»

Елена никак не отреагировала на появление Данилова – она лежала поверх покрывала и смотрела «Карнавальную ночь» – поднимала себе настроение.

Данилов улегся рядом, минут пять посмотрел фильм, а когда Гурченко начала петь, сказал:

— Не обижайся, пожалуйста, наболтал я лишнего…

Елена взяла лежавший под правой рукой пульт, наполовину убавила звук, посмотрела на Данилова и спросила:

— Так ты пойдешь на собеседование? Время не ждет.

— Нет, не пойду, — очень мягко, словно разговаривая с маленьким ребенком, ответил Данилов.

— Почему?

— Потому что я не гожусь в преподаватели. Я несдержан и обидчив. Вот, не далее, чем сегодня, я подрался с одним из наших ординаторов.

Ознакомительная версия.