— Володя, давай ко мне, жду! — просительно прокричал дядюшка снизу, на что Пирошников, облокотившись на перила и свесив голову в узкий пролет, отвечал, что идет, не двигаясь, впрочем, с места. Так они обменивались сигналами, причем возгласы дядюшки становились все настойчивей и нетерпеливей. Наконец Пирошников услыхал, что дядя Миша, выругавшись, двинулся наверх. Желая сыграть с ним еще одну шутку, молодой человек тоже пошел вверх и в полном соответствии с жуткими законами лестницы через некоторое время нагнал своего психиатра. Он неслышно подкрался сзади к уставшему уже и потому идущему неторопливо Наденькиному родственнику и кашлянул. Дядюшка обернулся, зрачки его на мгновенье расширились и даже блеснули кошачьим светом, но тут произошло неожиданное. Повинуясь скорее инстинкту самосохранения, родственничек ударил Пирошникова кулаком в живот, причем попал в солнечное сплетение, отчего наш герой согнулся, как перочинный нож. Дядюшка же, не раздумывая ни секунды, взвалил его поперек себя на плечи и, отдуваясь, помчался вниз. Бежать ему пришлось недолго, ибо он был остановлен явлением женщины в белой шапочке и шубке неопределенного цвета, которая стояла перед дверью все той же Наденькиной квартиры и названивала в звонок.
Дядюшка стряхнул Пирошникова с плеч и прислонился к перилам, обводя помутившимся взором полумрак. Пирошников произвел несколько взмахов руками, чтобы наконец свободно вздохнуть после дядюшкиного удара, а потом только обратил внимание на женщину, которая, как уже догадался читатель, была не кто иная, как Наташа, вчерашняя благодетельница (как позже выяснилось — в кавычках) нашего героя.
— Здравствуйте, — сказал молодой человек тихо и неуверенно добавил: — Наташа…
Дядя Миша снял шапку и вытер ею пот со лба, а Наташа, обернувшись на приветствие, сощурилась в темноту и так же неуверенно поздоровалась.
Тут открылась и дверь (старухой, все той же старухой!), и все молча последовали в квартиру, прошли по коридору в комнату и там уже принялись друг друга разглядывать. Наступило, как водится, неловкое молчание, затем наш герой предложил гостье снять пальто, и все разделись, после чего дядюшка, онемевший от потрясения, пошел к дивану и тяжело на него опустился. Пирошников остался стоять у двери, а новое лицо заняло место на стуле, сев на него и оправив на коленях юбку.
Настало время описать Наташу, о внешности которой по вине нашего героя до сей поры было так мало известно. Сделать мне это весьма приятно, ибо она была хороша собою да вдобавок держалась в эти минуты скромно, потупив глазки, так что трудно было предположить в ней женщину, решившуюся вчера на смелый со всех точек зрения поступок. Итак, Наташа была, как разглядел Пирошников, маленького роста женщиной с гибкой фигурой и мальчишескими чертами лица. Таких, я думаю, охотно берут на амплуа травести детские театры. Серые глаза, над которыми распахнуты были крылышки бровей, чуточку впалые щеки матового цвета, близко к которым спускались на плечи длинные пепельные волосы, вьющиеся у концов, миниатюрный носик, загнутый вверх ровно настолько, чтобы придать лицу пикантное выражение, но ни в коем случае не испортить общего вида, — примерно такой представилась нашему герою Наташа, что, впрочем, не означает истинности портрета, а говорит скорее о подготовленном уже в душе Пирошникова определенном для нее месте.
— Вы не знаете, где Наденька? — вежливо осведомилась Наташа, поднимая на Пирошникова глаза.
— Скоро придет, — отрубил со своего дивана дядюшка прежде, чем наш герой успел открыть рот. Наташа несколько испуганно перевела взгляд на родственника и спросила, может ли она подождать. — Ждите, — разрешил дядя и добавил, неизвестно к кому обращаясь: — Будьте покойны, мы это все утрясем! Не на таковских напали!
Наташа испугалась еще больше. Она беспокойно оглянулась теперь на Пирошникова, а тот, желая разъяснить слова дядюшки, начал говорить. Он осторожно попытался намекнуть на обстоятельства сегодняшнего утра, причем не забыл и поблагодарить Наташу за вчерашнее, но она, никак не зная существа разногласий между дядюшкой и Владимиром, прервала последнего словами:
— Я все знаю, мне Наденька говорила по телефону. Вы попали в безвыходное положение, да? Скажите, это очень интересно, я никогда с подобным не встречалась, скажите, вы пробовали спуститься по лестнице во второй раз?
Услышав злополучное слово, дядюшка на диване крякнул и уставился на говорящую с видом почти затравленным. Он, по всей видимости, вдруг почувствовал себя человеком, попавшим на другую планету и теперь напряженно постигающим ее законы. Все вертелось вокруг лестницы, о ней постоянно упоминали, и упоминали спокойно; один дядюшка, как говорится, шагал не в ногу, чувствуя вполне естественное беспокойство, смешанное, правда, с уверенностью в своей правоте, то есть в невозможности чертовщины.
Пирошников снисходительно и даже чуточку благодушно рассказал о своих попытках. Тут показал он и юмор, упоминая об иконке, а напоследок сказал:
— Да вот и перед вашим приходом мы с дядей Мишей хотели пойти в магазин, но, как видите, вернулись на исходные позиции. Правда, мы немного поборолись с ней, не так ли, дядя Миша?
Дядя Миша безмолвствовал, а Наташа, вопреки желанию Пирошникова не улыбнувшись этой браваде, спросила:
— Скажите еще вот что: вы сами очень хотели выйти? Очень-очень?
Мудрец, Наташа, мудрец! Кажется, она попала в точку, несмотря на такую детскую, я бы сказал, форму вопроса, который застал Пирошникова врасплох. Он внимательно поглядел на Наташу и не нашелся, что ответить, подумав про себя, что и вправду какого-то сверхобычного желания преодолеть лестницу у него, пожалуй, не было. Тут же он попытался представить себе это сверхособенное желание, но не смог даже уловить, в каких формах оно могло бы выразиться. Пирошников пожал плечами и наконец сказал, что он об этом не думал. Просто шел, и все.
— А вы попробуйте об этом подумать, — серьезно посоветовала Наташа. — Надо заставить себя.
Пирошникову почудилось, что он когда-то и где-то уже слышал подобный совет, но принял его с благодарностью. И в самом деле, подумал наш герой, нужно сконцентрироваться, внушить себе, тогда, может быть…
Его раздумья были прерваны появлением Наденьки с ребенком. Открылась дверь, и в комнату вошел направляемый Наденькой мальчик в пальто и шапке, замотанный по самые глаза в серый пуховый платок. Глаза мальчика блестели, как это обычно бывает у больных детей, двигался он осторожно, опустив руки в порванных варежках, а войдя, ни на кого не посмотрел и не поздоровался. Наденька тут же принялась его раздевать, и к ней присоединилась Наташа, обмениваясь с подругой короткими фразами. Пирошников отошел в угол и, наблюдая за сценой, представил себя на месте мальчика вчера вечером, когда эти же две женщины укладывали его спать. Был очищен диван, причем дядюшка, его занимавший, вышел в коридор курить, а на диван постелили чистую простыню, положили подушку и одеяло. Мальчик все так же безучастно улегся в постель и прикрыл глаза.
— Толик… — позвала Наденька. — Хочешь чего-нибудь?
Толик покачал головой, а Наденька пообещала ему чаю и скрылась из комнаты. Наташа подсела к дивану и коснулась лба мальчика губами, а коснувшись, тревожно вздохнула.
Наш герой подошел поближе и, не зная, чего бы спросить, поинтересовался, чем же болен мальчик.
— Температура, — значительно сказала Наташа. — Но это все пройдет, ведь правда? — обратилась она уже к самому мальчику. — Скоро мы поправимся и будем играть в хоккей.
— Тети не играют в хоккей, — прошептал мальчик очень тихо.
— А вот и неправда! — заявила Наташа. — Некоторые тети играют. Я, например.
Она улыбнулась, радуясь тому, что Толик хоть что-то сказал, а он, смутившись ее улыбки, повернул лицо к стене, разглядывая фотографии. Вскоре он нашел среди них и свою (ту самую, которую отметил уже Пирошников) и спросил, зачем она здесь висит, на что Наташа отвечала, по-прежнему улыбаясь, что тетя Надя любит своих пациентов. Говоря это, она метнула лукавый взгляд в Пирошникова, отчего он тоже смутился и отошел к окну.
Тут вернулись Наденька с чайником, из носика которого валил пар, и дядюшка, несший в руке из прихожей чемоданчик Толика; был организован ужин, состоящий из колбасы, сыра, рыбных консервов и чая с булочками, причем дядюшка достал из своего чемодана бутылку водки, и все выпили за встречу, а потом за здоровье больного мальчика. Сам же больной мальчик, попив чаю и приняв из рук Наденьки какую-то таблетку, отвернулся от общества, и тогда Наденька погасила верхний свет и зажгла старую лампу в железном круглом абажурчике, стоявшую на бюро, а потом предложила всем гостям переместиться в кухню.
