Одним словом, думал Василий, еще немного и Манас запоет привольным и словно объявшим все небо голосом
вновь, вновь черное золото манит нас
как пел Валерий Ободзинский в незабвенном «Золоте Маккены». Собственно, вольный пересказ этого фильма Василий выслушивал каждый раз из развязавшихся от выпитого уст фаната американских вестернов.
Но вот что странно! Пик популярности певца Ободзинского пришелся на середину восьмидесятых. Песня из «Золота Маккены», «Восточная песня», «Эти глаза напротив», «Колдовство» стали всенародными. И вдруг, последний концерт в 1984-м, после этого — черный провал. Василий не интересовался специально судьбой Ободзинского, ему попалась в руки газета со статьей, где об этом рассказывала муза певца (благодаря которой Ободзинский, по ее словам, в 1994-м вновь вернулся на сцену, возобновил концерты… но неожиданно умер в 1997-м, в возрасте пятидесяти пяти лет от сердечной недостаточности).
В статье приводится объяснение самого Ободзинского из радиоинтервью, где он говорит, что в этот десятилетний провал… ему захотелось пожить простым мужиком. Довольно таки необъяснимое желание при заполненных стадионах, миллионных тиражах пластинок, тысячных гонорарах и поклонницах, готовых боготворить кумира! Впрочем, не обошлось и без наркотиков, на которые певец подсел как раз на взлете славы. Плюс затяжное алкогольное пике, он этого не скрывает.
И здесь же зловещая тень поэта Онегина-Гаджикасимова…
Ведь из-за его «Восточной песни» со словами «в каждой строчке только точки после буквы Л» — в которых тогдашний министр культуры Лапин усмотрел издевательский намек то ли на ЛЕНИ-НА, то ли на ЛЕОНИДА Брежнева (или на него самого, ЛАПИНА?) — Ободзинский, возможно, попал под идеологический пресс. Эта песня была запрещена в СССР.
Эта самая муза певца, а тогда просто поклонница, отыскала спившегося и опустившегося Ободзинского в какой-то зачумленной бытовке, он «сторожил склад стройматериалов на берегу Яузы и галстучную фабрику». Обрюзгший, с помутневшим взором, почти без зубов. Стоп-стоп… а вот отсюда подробнее! Василию приснопамятны эти места. Лосиноостровская, Северянин, Яуза, Маленковская… Заборы, стройплощадки, склады, вагончики-бытовки. Сколько раз оказывался там (и в районе Яузы тоже), бухал с кем попало. Но именно этот случай! Вспоминается, как пили ночь напролет с одним странным мужиком. Во всяком случае, его рассуждения не подходили для сторожки, куда «завернули на огонек» с собутыльником (но был ли это склад стройматериалов? галстучная фабрика?) На тему творчества — и до какой степени художник может и имеет ли вообще право? — распоряжаться по личному усмотрению данным ему Богом талантом, проспорили с мужиком до утра.
Или он вдруг затянул песню про золото? О том, что только мудрой птице видна сверху тщета усилий всех этих людишек, рвущихся к золоту, очарованных его призрачным блеском. Все они прервут свой бег и ткнутся в пески, в травы, в снега. В железнодорожную насыпь. В заваленный неизданными рукописями стол. Нет, не пел он ничего. Но сказал тихо, близко придвинувшись, дохнув перегаром
а ты видел когда-нибудь бездну
открывающуюся в глазах машиниста
налетающего на тебя поезда
нет? ну, стало быть, тебе непонятен смысл железных букв, облекающих землю; ты не слышишь песнь космического ветра в рельсовых струнах, уходящих за горизонт.
Онега с оркестром уехала на гастроли. В тот день, в субботу, томила какая-то маета. Василий пошел прогуляться засветло, работа не клеилась. Гуляющих в парке — мамаш с колясками, дедушек и бабушек с внуками, владельцев собак со своими питомцами — полный аншлаг! Но на «его» детской площадке так же пустынно, никого. Василий выпил, вздохнул, зажмурился, а когда открыл глаза…
Перед ним сидел ПЕС. Редкая порода. Далматинец. Весь какой-то «дизайнерский». Беловатая шкура в черных пятнах. Он внимательно рассмотрел собаку. Не будучи знатоком, просто отметил про себя: далматинец, темно-палевые, почти черные пятна по белому, очень популярная порода после фильма «Сто один далматинец». И все, пожалуй. И все? Если бы ПЕС не сказал
именно сказал
человеческим голосом
«Слышишь, мужик, ты, это, выпиваешь здесь иногда, я тебя уже сколько раз видел».
М-да. Василий перевел дух. А ПЕС не исчез и продолжил:
«Да не напрягайся ты, все нормально. Ну, говорю я, и что? Давай посидим, ты попривыкни немного, пообщаемся».
— Н-нет, я ничего… Так, как-то. — Василий старался спокойно и основательно закусывать бараниной.
«Здесь у меня раньше, в общем, один товарищ был, или, как там, бомж. В той стороне, с краю парка, в трубе жил. Но это еще летом. Мы с ним, ну, как бы понимали друг друга. Поговорить можно, выпить. А сейчас не стало его. Ни следов, ни запаха. Не знаю, куда девался. Может, умер? Мы сюда, в последнее время, с хозяином часто приезжаем. Да хозяин-то… тьфу! — глаза бы не глядели».
Далматинец мотнул головой, злобно оскалившись: «Вон, видишь, «Хонда» серебристая… Вон, заехал куда!»
Василий глянул. Довольно далеко, почти скрытый кустами, поблескивал обтекаемый бок иномарки.
«Он там продавщицу одну охаживает, испытательный тест у нее. В магазин свой, у него сеть магазинов, на работу берет. Наяривает, аж машина ходуном ходит. Каждый раз так, а мне противно. Да и запахи — терпеть не могу. На улице же не набегаешься, холодновато. С этими убогими на поводках в догонялки, что ли, играть? И хозяйке ведь не скажешь. А жалко, обидно за нее. Она у меня, вообще-то, хорошая. А этот, блин, как с цепи сорвался! Да хоть бы девки нормальные — а то гастарбайтихи, приезжие неизвестно откуда».
Ну, ничего. Так и должно быть, подумал Василий. Что удивляться? Такие дела прежние друзья куда-то подевались а новых не завел
отчего бы с собакой не поговорить Иван Бунин тоже сказал мол Я камин затоплю буду пить хорошо бы собаку купить у лап далматинца лежал в снегу целехонький мерзавчик. ПЕС катнул бутылек лапой, как бы указывая:
«А я вот, тоже пузырь притаранил, у хозяина в салоне, бывает, заваляется. Ты мне открой», — понял Василий, «сказанное» его странным новым знакомым. «Не могу же я сам, лапами, как? сейчас! у меня тут припрятано…» ПЕС обежал скамейку, вернулся, держа в зубах пластиковый стаканчик, поставил на край скамьи.
— Ну, ты присаживайся, — предложил Василий. — Открою, конечно. Закуска вот. Присоединяйся. Баранина. У меня, знаешь, сколько баранины, только баранину и ем. Тебе как? налить? полный?
Он сделал, как ему «указал» ПЕС. Подхватив стаканчик ловким движением, далматинец опрокинул водку в пасть. Ну, прямо циркач… может из «Уголка дедушки Дурова» сбежал?
…Манас с водителем-верзилой едва втащили деньги в военной коробке, гонорар за сделанную работу, — рассказывал Василий. Они выпили, закусили и сидели на скамейке. Со стороны ничего особенного: человек и собака. Отдыхают, общаются. — На что мне эти деньги? — продолжил он. — Так же уйдут, как пришли. Поэтому попросил Манаса, раз ты финансист, так вложи их как можно выгоднее. В акции этого вашего бензинового королевства, например. Он так и сделал. А деньги нам с Онегой очень нужны, хотим купить небольшой спортивный самолет ну, не здесь, конечно. Переедем в Германию, у Онеги там родственники. Будет место в оркестре одного городка, и ее устроят. Я поступлю в школу пилотов, получу права. И самолет у меня будет. Ведь это моя детская мечта. Мой сон. Стремительное течение реки. А настанет срок, мы так решили: заполнив полные баки горючим, полетим в открытое море, навстречу закатному солнцу. Разгадаем скрытый смысл скользящих и переливающихся знаков, облекающих землю, услышим песнь космического ветра в солнечных струнах, зовущих за горизонт. Ее ладони ласково накроют, пожмут мои руки на штурвале. Погаснет последний луч индикатора — уровень топлива в пустых баках — мигнув на прощание очаровательным золотым блеском, так заворожившим когда-то в детстве.
«То есть… Вы как бы это… Решили того…» ПЕС даже тряхнул головой.
— Уйти за край земного окоема, — подсказал Василий. — Да. Ведь когда-то я написал рассказ, он в моей единственной книжке. Мальчик летит с девочкой на тарзанке — и хочет узнать, что за тем окоемом? Она изо всех сил обнимает и припала, пришпилена к нему, как бабочка. Они падают в течение реки. Мальчик мечтает: когда пройдет целая жизнь, они вместе состарятся с этой его подружкой, полетят на самолете и…
Онеге он ничего не сказал, конечно, о странной говорящей собаке в парке. Сроки со сдачей материала поджимали, забылся в работе, от усталости едва выползал прогуляться во дворе перед домом. О том, чтобы тащиться в какой-то парк, даже не думал. И вовремя сдал третью книжку. А вскоре Манас позвал на вручение новой литературной премии «Поющий посох». Разумеется, она профинансирована нефтяным королем. Первое место будет присуждено степной трилогии. Мероприятие в Большом зале. Приходи, будет интересно.
