Подолгу Джейсон бывал спокоен и погружен в себя. Он отдыхал, отстранившись от всего. Но потом на него что-то находило, непонятная тревога вдруг разбивала ровную гладь, и он придумывал какую-нибудь шалость. Словно одурманенный, вряд ли понимая, что делает, он мог пририсовать усы какому-нибудь адмиралу на портрете, висевшем в холле. Или же, охваченный ледяной яростью после наказания, швырял камень в окно со свинцовыми переплетами в кабинете директора. Он проделывал то, что никому не пришло бы в голову. Однажды перед утренней молитвой он выпустил в капеллу всех белых мышей из кабинета естествознания и взорвал шутиху на занятиях хора — он не делал исключения даже для своих любимых предметов.
При этом… при этом Джейсон был молчалив, почти задумчив. Он был прилежный ученик, внимательный, старательный, и очень много занимался. Он играл на скрипке с большим рвением, чем раньше, и в его игре появилось новое звучание. Но преподаватели перед ним терялись…
Его проделки носили особый, недобрый и преднамеренный характер; Джейсона не всегда удавалось поймать на месте преступления, но почерк его угадывался безошибочно. В школе так и не узнали, кто однажды ночью срезал на розовых кустах все бутоны, отчего розы в том году уже не цвели, и никто не смог доказать, что однажды воскресным утром именно Джейсон подложил конский навоз в сосуд для причастия.
Последнее происшествие взбудоражило школу на несколько недель, свободные часы были отменены, и директор часами призывал виновного сознаться в содеянном и уговаривал свидетелей дать показания. В конце концов дело было прекращено за неимением улик. Однако с тех пор между учителями и Джейсоном началась война; теперь уже речь шла не о проделках строптивого ученика, но об открытом оскорблении ценностей, на которые опиралась эта уважаемая школа, ценностей, являвшихся краеугольным камнем самого общества, самой Британской империи. Подобные происшествия могли повредить репутации школы, так как родители неизбежно должны были узнать о них во время каникул.
Многие мальчики боялись его.
Но Джейсон редко обижал кого-нибудь из них. Он никогда не трогал отдельных учеников, его выходки имели другую, более высокую и важную цель; а сами ученики, казалось, не заслуживали даже его презрения.
Правда, случались и исключения из правил.
Например, история с молодым лордом Р.
Дорогой Джейсон, писал отец, как-то вечером я разговорился в баре с одним старым офицером, он рассказал мне о восстании сипаев в 1857 году. Его отечное лицо с седыми усами налилось кровью, губы дрожали, когда он рассказывал мне, как его, молодого офицера, послали в Дели, чтобы осуществить там необходимые чистки и акты возмездия. Он рассказывал о событиях, понять которые невозможно, о действиях, выходящих за рамки того, что мы можем себе представить. О бесчисленных виселицах на улицах города, о детях и женщинах, привязанных к жерлам пушек, из которых должны были стрелять…
История с лордом Р. произошла в воскресенье за две недели до конца занятий, на школьном поле играли в крикет; ученики, не участвующие в игре, были одеты по-праздничному. Сверкали золотистые соломенные шляпы и белые костюмы, на зеленых лужайках царило веселое настроение. Съехалось много родителей, чтобы посмотреть матч; чувствовалось, что учебный год почти кончился и летние каникулы не за горами. Учителя были в прекрасном расположении духа, школа явно выигрывала, к тому же матч был не таким долгим, чтобы утомить зрителей. Непонятная другим народам популярность этого благородного вида спорта объясняется тем, что он позволяет публике поразмышлять и побеседовать на любые важные и не важные темы, пока ее развлекают. В перерывах участники прогуливались по полю, сопровождая матерей и сестер. По всей школьной территории разносился приятный гул голосов и смеха.
В отдалении, возле розовых кустов, шла беседа, своего рода дискуссия, содержанию которой никто из присутствовавших не придал большого значения, из-за чего впоследствии было трудно восстановить, что же именно там произошло.
Юный лорд Р. учился на класс старше Джейсона; высокий, изящный, он был представителем одного из самых благородных и старинных родов в стране. Он вырос в замке, его отец был членом кабинета. Молодой лорд во всех отношениях считался здесь редкой птицей. Его прислали учиться именно сюда, а не в Итон или Харроу потому, что он обладал большими способностями к наукам, а школа Джейсона славилась тем, что дает превосходные знания. Молодой лорд не выделялся среди учеников, не заносился перед ними, был приветлив и прост в обращении. Хотя, разумеется, все знали, кто он, — он и сам об этом не забывал, — что, несомненно, сказалось на отношении к нему учеников и учителей. Между лордом Р. и Джейсоном не существовало никаких разногласий, напротив, лорд Р. был из числа тех мальчиков, с которыми Джейсон ладил лучше, чем с другими. Поэтому случившееся было непонятно вдвойне.
В маленькой группе учеников возник спор; эти самоуверенные птенцы еще не очень хорошо летали и, главным образом, хлопали крыльями. Настроение у всех было хорошее. Джейсон в черной школьной форме стоял позади всех и слушал, не принимая участия в разговоре. Говорили о классовых различиях в обществе; в основном речь шла о неимущих. Эта тема в то время была у всех на устах. Никому из учеников не пришлось побывать в шкуре неимущего, поэтому было сказано много необдуманного.
Молодой лорд Р., обычно очень сдержанный и приветливый, был тем не менее довольно самоуверен. Интересы лорда лежали совершенно в иной сфере, и потому его рассуждения основывались на весьма ограниченном жизненном опыте и впечатлениях, типичных для человека, получившего такое воспитание. Он произнес несколько фраз о том, что бедняки в больших городах сами виноваты в своем положении, что нравственность многих из них весьма сомнительна, они необразованны, не обладают личной инициативой и чувством ответственности — словом, многие из них лентяи и бездельники и заслуживают своей унизительной участи. Было ясно, что молодой лорд позаимствовал эти выводы, целиком или частично, из высказываний своего отца-министра; именно это и заставило мальчиков подойти поближе — им хотелось подробнее познакомиться с такой точкой зрения; но тут черная тень скользнула между ними и стала перед лордом Р. Это был Джейсон Кауард. Все слышали, как Джейсон что-то тихо сказал лорду Р. и тот что-то коротко ответил ему… Дальше события развивались стремительно. Джейсон ударил лорда Р. по лицу и под ложечку. Затем, бледный, стиснув зубы, он высоко поднял свою жертву и швырнул лицом вниз в кусты шиповника. После этого Джейсон медленно подошел к кустам, схватил лорда за куртку, приподнял и хотел снова швырнуть в кусты, но тут кто-то сбил его на землю.
Услыхав крики, к ним подбежали учителя, родители и леди Р., мать жертвы.
— Отпустите меня, — процедил Джейсон сквозь зубы, лежа на земле. Четыре мальчика крепко держали его. — Отпустите, слышите! Я ему еще покажу! Я ощиплю этого петуха! Отпустите меня!
Вот так получилось, что удачно начавшийся крикетный матч был прерван на самой середине.
— …благодари Создателя, молодой человек, что лорд Р. не остался без глаз. Ты видел, какие там колючки? — Адвокат Скотт приехал из Лондона, чтобы сделать Джейсону внушение и, если возможно, не допустить исключения его из школы.
— Да, — сказал Джейсон. — Это один из видов каменного шиповника, Rosa canina, если не ошибаюсь.
— Так-так, Джейсон. Возьми себя в руки. Должен сказать, что твое поведение в школе просто возмутительно. Не только в этот раз — вообще! Ни я, ни твои тетя с дядей — мы не понимаем, что с тобой происходит. Признаюсь, ты разочаровал меня, мальчик. Что сказал бы на это твой отец?
Джейсон смотрел в землю и молчал.
— Я беседовал с директором. Радуйся, что это случилось уже после экзаменов. Ты с блеском выдержал испытания за этот год. Нельзя отрицать, сказал директор, что Кауард способный ученик. Но теперь тебя вот-вот исключат. И это за год до окончания школы! Что сказал бы Джон, если бы он об этом узнал!
Джейсон по-прежнему молчал. Взгляд его скользнул в окно, к летнему дню, высокому синему небу и большим белым кучевым облакам над холмами.
— Что ты имеешь против лорда Р.?
— Ничего.
— Глупости. Не лги мне. Никто не станет швырять в шиповник однокашника, к тому же аристократа, сына члена правительства ее величества, не имея на то веской причины! Он оскорбил тебя? Ты слишком горд, чтобы ответить ему?
— Он меня не оскорблял.
— Но в чем же все-таки дело, черт побери!
Джейсон что-то промямлил.
— Что ты сказал?
— Будем считать это политическим вопросом, — проговорил Джейсон. — Лорд заявил, будто бедняки заслужили свое унизительное положение, я попросил его взять свои слова обратно, он отказался, и тогда я решил, что он тоже заслуживает унижения.