– Ты сказала ей? О том, что ты была в расписании? – Я покачала головой. – Она ужасно к нам относится. Неудивительно, что все здесь ее ненавидят.
Катя вздохнула и нервно застучала каблуком по полу.
– У меня нет рабочей визы, так что не стоит высовываться. К тому же, куда мне угнаться за Мамой-сан? Просто она решила сегодня на мне сэкономить.
Катя посмотрела на меня, тряхнула головой и рассмеялась.
– Не расстраивайся, Мэри. Это же меня отправил, домой, не тебя. По крайней мере, отдохну, посижу перед телевизором. А то время, что я уже отработала, мне оплатят. Если не хочешь нарваться на неприятности, возвращайся в бар…
Катя пожала мне руку и шагнула в кабину лифта.
После Катиного ухода мое настроение стремительно упало. За время моего отсутствия в баре произошла перестановка – на моем месте в баре стояла Марико. Она сказала, что я должна пойти к тем молодым бизнесменам, с которыми была Катя. Я решила не особенно распинаться перед ними – главное, чтобы хозяйка не увидела. Я без конца зевала, подливала себе виски и почесывала комариный укус на ноге, нарушая таким образом все установленные правила поведения. Мои клиенты смущенно хихикали. Оказалось, что они – учителя начальной школы, приехавшие в Осаку на семинар по обучению детей с трудностями в развитии. Они порадовали меня своим эксцентричным английским (я играю караоке каждый вечер, потому что здесь я есть холостяк), и помимо воли я почувствовала к ним симпатию. Закончила я тем, что стала учить их английской колыбельной, чтобы они пели ее своим детям.
Скоро кантри-певец упаковал гитару, а учителя начальных классов, довольные и подвыпившие, собрались уходить. Они выложили тридцать пять тысяч йен, даже не пикнув, и поблагодарили меня за «очень много хорошего времени». Я проводила их до лифта и махала рукой, пока дверцы не скрыли их улыбающиеся лица. Я осталась в коридоре одна, и тут на меня навалилась усталость.
Свинцовыми ногами я поплелась на кухню. В углу Ватанабе натирал сыр, украшая какое-то произведение искусства из кетчупа, майонеза и еще бог знает чего. С глазомером у него точно проблемы: рядом с мусорной корзиной валялись пустые коробки из-под молока, яичные скорлупки, овощные очистки. Уж на что я не чистюля, однако эта картина проняла даже меня.
– Привет, Ватанабе, – сказала я.
Узнал ли он меня, или мне только показалось?
– Не дашь мне чего-нибудь пожевать? Я бы не отказалась от бутерброда.
Ватанабе кивнул, на левой щеке задергался нервный тик. Он шлепнул масло на хлеб, а сверху добавил сыра бри. Когда Ватанабе протягивал мне бутерброд, аккуратно разрезанный на четыре треугольника, глаза его блуждали по плиткам пола. Я взяла бутерброд, даже через тарелку чувствуя его лихорадочный пульс.
Я откусила, пожевала и проглотила.
– М-м-м… а вкусно-то как…
Затем вернулась в бар. Уходя, я оглянулась. Ватанабе бросал в корзину помидор. Помидор шмякнулся об стену, оставив семена и мякоть на полу. Да уж, в школе Ватанабе явно не слишком утруждал себя на уроках физкультуры.
В баре я присела на ножной табурет, с которого так удобно доставать ром и амаретто с верхних полок, и принялась жевать бутерброд. Пришла Елена и сказала, что в комнате для караоке меня ждет клиент. С набитым ртом я объяснила ей, что берегу свои таланты для передачи «Алло, Япония, мы ищем таланты!», и предложила пойти вместо меня.
– Они заказали именно тебя, – с непроницаемым выражением на лице ответила Елена. – Тебя и Катю.
– Катя ушла домой, – сказала я. – Не хочешь пойти со мной?
Однако Елену мое предложение не соблазнило. Она показала на часы и заявила, что ее смена заканчивается через пять минут. Еще сказала, что предпочитает держаться подальше от якудзы, ведь у нее подрастает сын.
– …а тебе ведь гангстеры по душе? У одного из них повязка на лице. Спорим, ему в лицо попала пуля. Весьма сексуально.
Я вздохнула и встала с табурета.
Еще часок разговоров меня не убьет. Я обошла последних оставшихся в баре пьяниц, от их сигарет протянулись дымные ленты. Где-то Пасти Клин тихо напевала «Сумасшествие», заставляя меня ностальгировать по иным местам и временам. За одним из столиков шла яростная карточная игра, слышался стук ладоней о стол.
Первым в окне будки караоке я увидела парня в бинтах. Он напряженно застыл в кресле, сложив руки на коленях. Левую часть лица скрывала пухлая повязка, зафиксированная пластырем. Над повязкой торчал хохолок, словно черный пух от одуванчика.
Его компаньон помахал мне рукой. Меня чуть не вырвало, когда я узнала босса Юдзи, Ямагаву-сан. Я толкнула дверь, удивляясь про себя – что потерял в баре «Сайонара» глава якудзы?
Мужчины встали, чтобы приветствовать меня – такие внушительные в темных костюмах от дорогих модельеров. Напарник Ямагавы-сан был молод, на вид я дала бы ему чуть больше двадцати. Больничная белизна повязки контрастировала с загорелой кожей открытой части лица. Я низко поклонилась.
– Ямагава-сан! Добрый вечер! Первый раз здесь?
– Добрый вечер, Мэри. Простите, что позвали вас так поздно. – Голос Ямагавы звучал мелодично и тепло. – Мы решили, что хватит напиваться вдвоем. Хиро, что я тебе говорил? Прекрасный японский и поет замечательно. Везунчик Юдзи.
– Не стоит извинений, – запротестовала я. – Еще совсем не поздно. Я рада, что вы зашли.
Ямагава-сан бросил взгляд на дверь.
– А Катя к нам присоединится? – спросил он.
– Боюсь, сегодня вряд ли, – ответила я. – Я могу сбегать за кем-нибудь еще, если пожелаете…
Улыбка Ямагавы обнажила золотые моляры. Он положил руку на плечо компаньона.
– Не стоит, обойдемся сегодня без украинок. Присаживайтесь, Мэри. Позвольте представить вам Хиро, моего блудного сына.
На мгновение я решила, что Ямагава-сан имеет в виду своего настоящего сына, затем вспомнила, что он называет сыновьями всех, кто на него работает.
– Приятно познакомиться, – сказала я.
Хиро протянул руку, и мы обменялись молчаливым рукопожатием. На лице его не отражалось никаких чувств, и это пустое выражение погасило мою улыбку. Я успела заметить, что он довольно красив. Повязка прикрывала рану целиком и не давала возможности судить о ее происхождении. Ожог? Порез? Уцелел ли левый глаз? Меня терзало нездоровое любопытство.
– Итак, – начала я, садясь напротив, – что вы будете пить?
Кожа дивана приятно холодила лодыжки.
– Девушка с огненными волосами принесла нам виски. – Ямагава-сан указал на хрустальный графин и четыре пустых стакана. – Откуда эта красотка? Нет, постойте! Я сам должен догадаться, в какой стране живут красавицы с волосами, как пламя!
Я рассмеялась и разлила два тройных виски для Ямагавы и Хиро. Ямагава-сан наполнил мой стакан.
– Тост, – сказал он. – За возвращение моего блудного сына!
Чоканье стаканов. Кампай![5] В наступившей потом тишине мы пили виски.
– Уверен, Мэри, вам не терпится узнать, что случилось с лицом Хиро, – заметил Ямагава-сан.
– Нет, я вовсе не…
Я почувствовала себя пойманной врасплох. Вопреки здравому смыслу мне казалось, что он прочел мои мысли.
– Э-э… это вовсе не мое дело.
Увидев, как я засуетилась, Ямагава-сан хихикнул.
– Хиро, может быть, сам расскажешь Мэри?
Хиро посмотрел на меня.
– Я попал в аварию. Лицо обожгло пламенем, – сказал он с выражением студента, читающего вслух скучную книгу.
– Вечно эти мальчишеские забавы! Гонщики, чтоб вас! – сказал Ямагава-сан.
Я сглотнула. Должно быть, это было ужасно.
– Как жалко. Надеюсь, скоро заживет.
– Шрам останется на всю жизнь, – заверил меня Ямагава-сан.
– Жаль, – повторила я.
Казалось, ни одно из этих замечаний нисколько не тронуло Хиро. Он достал из кармана пачку «Эмерикен спирит», закурил сигарету и выпустил дым в потолок. Ямагава-сан развернул сигару. Он какое-то время держал ее во рту, пока я не осознала, что клиент ждет, чтобы я поднесла ему зажигалку. Извинившись, я встала, чтобы скрыть свой промах.
Ямагава-сан нажал на светящееся табло.
– Хотите спеть? – спросила я.
– Нет. – Ямагава-сан продолжал переворачивать страницы. – Каждый из нас приходит в этот мир с чувством собственного достоинства, и я не собираюсь кривляться, теряя его.
– Хиро? – поинтересовалась я по долгу службы – уж этот точно не станет петь караоке.
Хиро посмотрел на меня так, словно я предложила ему выкрасить язык синим или сплясать боевой танец маори. Зачем сидеть в будке караоке, если это так унижает ваше достоинство? Ямагава-сан нажал кнопку. На экране появились буквы: Мадонна, «Материалистка». Ямагава-сан протянул мне микрофон.
– Мы будем весьма признательны вам, Мэри, если вы для нас споете.
Забравшись на сцену, я неловко вцепилась в микрофон. Пошли титры, по телу заплясали разноцветные огни. Строчки заскользили по экрану, и я запела. В любительском видео японка в свадебном платье на роликах разбрасывала фальшивые деньги из игры «Монополия».
