ни когда столичные истерички o:p/
без ума от шоковой терапии o:p/
на меня клепали, что чуть не красный. o:p/
Выходил в опорках на босу ногу o:p/
на крыльцо — и день в ноябре был ясный. o:p/
Грешен в том, что слишком нетерпеливо o:p/
ожидал поддержки от сил небесных, o:p/
но и мысленно от врагов Христовых o:p/
не искал я бонусов интересных. o:p/
o:p /o:p
Этим летом выпало Подмосковью o:p/
пережить нашествие древоточца. o:p/
Лес теперь от дому до окоёма o:p/
обездвиженных порыжевших елей. o:p/
Мы не сразу поняли, разглядели, o:p/
что за нашим старым окном творится. o:p/
Ведь уже лет двадцать как эти ели o:p/
помогали вовремя сердцу биться… o:p/
Пережившие многое здесь деревья o:p/
не глупей животного, человека. o:p/
Эх, да что, да они умнее, o:p/
во сто раз разумнее человека! o:p/
Но и их поела исподволь гнида. o:p/
Не к добру опрокинутая солонка. o:p/
o:p /o:p
Убыль русских тоже видна как вида, o:p/
словно нас затягивает воронка. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
* * o:p/
* o:p/
o:p /o:p
Раскидистые холки старого барбариса o:p/
с красными висюльками ягод. o:p/
o:p /o:p
И чуток снежка в монастырских стенах o:p/
с кирпичом, буреющим сквозь побелку. o:p/
o:p /o:p
Здесь была колония малолеток — o:p/
зэчек, которым не стукнуло восемнадцать, o:p/
o:p /o:p
шивших варежки под сводами цеха, o:p/
прежде корпуса братских келий. o:p/
o:p /o:p
А теперь тут Толгская Божья Матерь, o:p/
перед ней паломники на коленях. o:p/
o:p /o:p
На поклёв сюда прилетают птицы o:p/
и сидят потом у крутых ступеней. o:p/
o:p /o:p
Много-много знают теперь черницы o:p/
тихоструйных ангельских песнопений. o:p/
o:p /o:p
Хорошо, но я вспоминаю зэчек o:p/
у пугливых свеч и иконной охры. o:p/
o:p /o:p
Где-то тут ведь грелись они у печек o:p/
и боялись ночью глумливой вохры. o:p/
o:p /o:p
От цинги спасаться б, как овцам, им бы o:p/
барбарисом, и над головами нимбы… o:p/
o:p /o:p
Вот стоишь уставшим от говоренья o:p/
стариком на пригородной платформе, o:p/
o:p /o:p
про себя страшась то огня, то тленья, o:p/
то загробной жизни в неясной форме. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
Возле Волги o:p/
o:p /o:p
Отель, преемник старого дебаркадера, o:p/
вморожен в прибрежный лёд. o:p/
В темноте там слышатся скрипы, шелест: o:p/
видно, не до дна проморожено русло o:p/
и ищет выход себе шуга. o:p/
o:p /o:p
Ничего за окном не видно под утро, o:p/
разве что размытый шар фонаря o:p/
ещё не погас — но кому он светит o:p/
Бог весть. o:p/
o:p /o:p
Каждый раз возвращаясь к себе на родину o:p/
отстоять над холмиком матери панихиду, o:p/
боковым зрением замечаю o:p/
имена знакомые на надгробьях. o:p/
И смиряюсь с убылью прежней веры o:p/
в воскрешение Лазаря русских смыслов, o:p/
заставлявшей сутками биться сердце. o:p/
o:p /o:p
Там погостных рощ в серебре руно, o:p/
а за ним от будущих вьюг темно. o:p/
Тишина такая, как не бывает. Но o:p/
оскользнувшись вдруг на мостках скрипучих, o:p/
мнится, слышу давний ответ уключин, o:p/
когда в майке, свой потерявшей цвет, o:p/
форсировал Волгу в 15 лет. o:p/
o:p /o:p
o:p/
* * o:p/
* o:p/
o:p /o:p
И. П. o:p/
o:p /o:p
Долго-долго искали мы переправу: o:p/
деревянный мост? настил на понтонах? o:p/
иль хрипастый лодочник слабосильный? o:p/
Сумерки сгустились мгновенно, o:p/
темнота же так и не наступила. o:p/
Берег глинистый с вытоптанной травою o:p/
и негромкие разговоры o:p/
всё о том же, только без интереса: o:p/
«Двадцать лет воровской малины»… o:p/
«Убивали раньше, теперь воруют, o:p/
выходя за мыслимые границы»… o:p/
Но уже понятно, что близко к сердцу o:p/
эту муть мы больше не принимаем. o:p/
Чур меня, франтоватый пройда, o:p/
обезьяна в маске, батёк на мерсе. o:p/
Ничего нам больше от вас не надо, o:p/
ни стыда, ни совести, ни признанья o:p/
вашей слабости перед нашей силой. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
Между тем накрапывало. И зыби o:p/
плеск разнонаправленный за кормою o:p/
становился въедливей, тише, тише. o:p/
Хватит с нас и прежней земной тревоги. o:p/
o:p /o:p
Вспомнил кадры любительской киноленты: o:p/
до чего ж поджарый ты был волчонок o:p/
в восемнадцать лет, а твоя подруга — o:p/
для Петрова-Водкина, не для нашей o:p/
застывавшей жизни шестидесятых. o:p/
Как дождит старинная кинолента! o:p/
В шёлковой рубашке не зябко милой? o:p/
o:p /o:p
В страшный сон вкрапленье того момента o:p/
наделяет сердце нездешней силой. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
Ноябрьская элегия o:p/
o:p /o:p
Стала я подругой мужа o:p/
и теперь из-за реки o:p/
вижу родину всё ту же, o:p/
те же в рощах огоньки. o:p/
o:p/
Е. С. o:p/
o:p /o:p
Подчистую сдули листву ветра, o:p/
забурев, на землю она упала. o:p/
o:p /o:p
Тишина такая — как до Петра o:p/
перед самым благовестом бывала. o:p/
o:p /o:p
Барбарис от холода потемнел, o:p/
клонит гриву, схваченную морозцем. o:p/
o:p /o:p
Я стоял за лирику как умел, o:p/
став её поверженным знаменосцем. o:p/
o:p /o:p
За рекою роща обнажена o:p/
и зажёгся вдруг огонёк ночлега. o:p/
o:p /o:p
От греха подальше накинь, жена, o:p/
шерстяной платок накануне снега. o:p/
o:p /o:p
Скоро волны белые будут спать o:p/
и фосфоресцировать у порога, o:p/
o:p /o:p
а несметность космоса искушать o:p/
неопределенностью — и мешать o:p/
прямодушной вере в живого Бога. o:p/
o:p /o:p
30.XI.2012 o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
Перед снегом o:p/
o:p /o:p
Н. Струве o:p/
В патине инея шиповник красный o:p/
и друг его — барбарис гривастый. o:p/
А день то пасмурный, то снова ясный, o:p/
нам разом близкий и безучастный. o:p/
o:p /o:p
Бывает жемчуг холодный, холодный до серизны, o:p/
бывает палевого оттенка — o:p/
и то и то сегодня над нами: o:p/
o:p /o:p
бесшумная маневренность облаков, o:p/
приобретающих консистенцию дымки o:p/
и перистого тумана, o:p/
тусклое жерло солнца, на которое не больно смотреть... o:p/
o:p /o:p
Это ли небеса , o:p/
где обетовано насытиться правдой? o:p/
o:p /o:p
18.XII.2012 o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
Рисунок o:p/
o:p/
А. и М. Якутам o:p/
o:p /o:p
Утренний ровный свет o:p/
стеклянного потолка. o:p/
На ватмане твой портрет o:p/
рисует моя рука o:p/
твёрдым карандашом. o:p/
И это в разы трудней o:p/
натурщицы нагишом o:p/
и яблок, сравнимых с ней. o:p/
Тем паче нормандских скал, o:p/
призрачных их громад, o:p/
где старый прибой устал o:p/
и стал отступать назад… o:p/
o:p /o:p
Нынче на склоне лет o:p/
всё-то моё добро — o:p/
грифеля беглый след, o:p/
тёмное серебро. o:p/
Но всё светлей и светлей o:p/
ровный лист под рукой — o:p/
без паспарту, полей o:p/
он будет один такой. o:p/
Не вспышки сангины, не o:p/
масло с густым мазком o:p/
у нищих духом в цене, o:p/
а то, как ты мнёшь во сне o:p/
наволочку виском. o:p/
o:p /o:p
2012 o:p/
ПОВЕСТЬ И ЖИТИЕ ДАНИЛЫ ТЕРЕНТЬЕВИЧА ЗАЙЦЕВА
ПОВЕСТЬ И ЖИТИЕ ДАНИЛЫ ТЕРЕНТЬЕВИЧА ЗАЙЦЕВА o:p/
o:p /o:p
Окончание. Начало см.: «Новый мир», 2013, № 5 o:p/
o:p /o:p
Тетрадь вторая o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
1 o:p/
o:p /o:p
Вернёмся назад, когда я работал на Кулуене в Мато-Гроссо. Панфил свозил нас к своёму шурину, за 200 километров по другой стороне реки Кулуене. Встречает нас Константин Артёмович Ануфриев — ето тот мужик, который сидел у дядя Марки Килина, когда первый раз встретились и я спросил, хто из вас дядя Марка. Константин Артёмович ему свояк, у них жёны — сёстры, и в Уругвае дед Садоф Ануфриев ему дядя. Его отец Ануфриев Артём, мать Валихова Марья. У Артёма с Марьяй восемь сыновей и четыре дочери: Фёдор, Иван, Константин, Алексей, Евгений, Архип, Карпей, Илья, дочери Агафья, Евфросинья, Анна и Васса. o:p/
