Ознакомительная версия.
А утром было все по-другому. Виктор проснулся поздно и сразу понял, что Юлия давно уже встала, наверное, и чаю без него уже попила, и собралась полностью — ее чемодан и сумка стояли на полке у двери, как марафонцы на старте. А сама Юлия, одетая опять во что-то серое, длинное и балахонистое, сидела у окна. Конечно, уткнувшись в свое шитье.
— Доброе утро, — разочарованно сказал Виктор. — Вы давно проснулись? Зря меня не разбудили. Мне понравилось в пять утра чай с вами пить.
— Доброе утро. — Юлия подняла голову, равнодушно глянула на него и принялась сворачивать свое рукоделие. — Я проснулась в четыре. Вряд ли вы привыкли вставать так рано. Чай я сейчас принесу.
А потом повторился вчерашний завтрак — с той только разницей, что не было согретых над чайником оладушек, зато была согретая над тем же чайником домашняя булочка, и ледяная домашняя ветчина из термоса-холодильника, и печенье, оставшееся от прошлого вечера. И опять все было тихо, уютно и душисто, несмотря на гомон и суету в коридоре и на крики Катерины в соседнем купе, — наверное, опять чего-нибудь найти не могла.
— И я вас больше никогда не увижу, — сказал Виктор сердито.
— Всякое может быть, — отозвалась она спокойно. Помолчала, серьезно разглядывая его, и без улыбки спросила: — Вот интересно, если когда-нибудь еще встретимся, вы вспомните, где видели меня раньше?
— Вспомню, — хмуро ответил он. — В вагоне-ресторане. Как вы там вино пили. А потом здесь — шампанское. Ужасная гадость, да? Голова не болит?
— Нет. А должна?
Она смотрела на него совершенно серьезно, но ему опять показалось, что Юлия над ним смеется.
— Позвоните мне через месяц, а? — попросил он смиренно. — Неужели так трудно — один раз позвонить… и все.
Она молчала, глядя на него с отсутствующим видом, а потом равнодушно сказала:
— Мне неоткуда звонить. Я живу в деревне. Ближайший телефон в четырех километрах. И тот не каждый день работает. И сотовый там не берет.
— В какой деревне? Далеко от Москвы?
— Далеко. От Москвы далеко, от Лондона — еще дальше. Отовсюду далеко. На краю края земли. Глубинка. Глухомань на отшибе.
— Расскажите, как вы там живете…
И последние пятнадцать минут их путешествия Юлия рассказывала, как она там живет. Они стояли в коридоре у окна, глядели на полоску моря, то появляющуюся, то исчезающую за невысокими прибрежными холмами с редкими свечками кипарисов на вершинах, и тихо разговаривали. Собственно, говорила Юлия. О том, что деревня почти опустела, и брошенные сады зарастают крапивой и малиной. О том, что в тихой заводи за плотиной водятся бело-розовые водяные лилии, а в соседней роще — всякое зверье. О том, что мама Нина никак не хочет сократить объемы сельхозработ на своем огороде, и каждый год приходится варить, солить и консервировать страшное количество запасов на зиму, а потом все раздавать, потому что самим съесть невозможно. О том, что кот Челленджер поймал недавно детеныша нутрии — нутрии там на воле живут, рядом с прудом, весь берег норами изрыли…
Виктор слушал и пытался представить, как Юлия вписывается во все это. По его разумению, Юлия во все это как-то не очень вписывалась. Он пытался задавать наводящие вопросы на интересующие его темы, но она непринужденно игнорировала их и опять говорила о старой яблоне, которая рожает фантастически вкусные яблоки, о муравейнике в роще — такой огромный муравейник, не меньше метра, честное слово! — и о том, что в мае прямо под окнами дома в саду по ночам поет соловей…
— Юлия, а вы-то как там оказались? — не выдержав, прямо спросил Виктор, когда уже поезд медленно подтягивался к вокзалу.
— Замуж вышла, — не сразу ответила она. — Вышла замуж, а потом… В общем, потом осталась там навсегда.
— За кого ж вы там замуж вышли? За учителя?
— За директора агрофирмы, — опять после заметной паузы ответила Юлия.
Виктор уже хотел спросить, похож ли ее директор на своего брата, который провожал Юлию в Москве, но тут увидел этого самого брата на перроне, почти напротив их окна, и от изумления открыл рот. Мистика. Как он здесь оказался? Самолетом, что ли, прилетел, чтобы Юлию встретить?
Юлия тоже его увидела, заулыбалась, замахала рукой в окно, и этот брат тут же рванул к двери вагона.
— Кто это?
— Брат мужа.
Ну да, мог бы и не спрашивать.
— Он же вас провожал…
— Не он. — Юлия с улыбкой глянула на Виктора и шагнула в купе. — Там был Сашка. А это — Славик.
Виктор вошел за ней и растерянно затоптался, сообразив, что вот сейчас они расстанутся — и все, и больше он ее не увидит, и даже не поговорили толком, и он не знает, как называется та глухомань на отшибе, где она живет… Ничего он о ней не знает.
— Это сколько же у вашего мужа братьев? — хмуро буркнул он, вдруг сразу услышав суету в вагоне, гомон встреч-прощаний и торопливый топот в коридоре.
— Трое, — рассеянно ответила Юлия, берясь за свою сумку.
— И все — близнецы?
— Не все. Только Сашка близнец. — Она прислушалась, выглянула в коридор и опять обернулась к нему. — Ну, все, давайте прощаться. Вон Славик за мной топает… Где там Катя? Опять они с Аланом что-то потеряли… Зовите их, а то мне неудобно влезать прямо в разгар их… э-э… диалога. Ну, зовите! Надо же с людьми попрощаться.
— Попрощаться… да, конечно. — Виктор шагнул из купе и в дверях чуть не столкнулся с этим самым братом мужа. Ну и братья у ее мужа… Книжные шкафы, а не братья. Виктор посторонился, повернул к Катькиному купе и, уже входя туда, услышал мягкий приглушенный бас книжного шкафа и радостный смех Юлии. Радуется. Это она так радуется встрече с братом мужа, а как будет радоваться встрече с самим мужем…
А потом оказалось, что все они уже на перроне, и уже надо прощаться, и Юлия со всеми прощается и что-то всем говорит, и Алан с Катькой что-то ей говорят, все друг другу что-то говорят, только Виктор стоит столбом, и молчит, и вспоминает вкус ночного яблока, а в трех шагах стоит брат ее мужа, наверняка ничего не вспоминает, просто терпеливо ждет, когда уже можно будет увести Юлию от случайных попутчиков. Ну вот, дождался. Подхватил чемодан, обнял огромной ручищей Юлию за плечи и повел ее куда-то прочь от них. От него. Виктор глядел, как они уходят, и отчетливо сознавал: это потеря. Плохо.
— Большой какой, — с восхищением сказала Катерина, тоже глядя вслед этой паре. — Вить, ты только погляди, какой большой! Он даже выше тебя. И шире раза в два.
— Брат ее мужа. — Виктор заставил себя отвернуться и взглянуть на Катерину. — У ее мужа три брата. И все такие. И муж, наверное, такой же. Старый муж, грозный муж… Между прочим, он у нее директор агрофирмы. А ты говоришь — почему так одета. Директор! Все в его руках. Надо полагать, не бедствует…
— Какой там директор… — Катька оглянулась на Алана, возящегося с замком баула, и понизила голос, глядя на Виктора немножко виновато. — У нее нет мужа. Погиб. Давно. Она тебе разве не рассказывала? Мне в первый же вечер сказала. А вчера я порасспрашивала, но она как-то неохотно об этом… Я так поняла — авария какая-то была, он и погиб. Она у его матери живет. Ты чего на меня так уставился? Вить! Ты куда? Виктор! Куда тебя понесло?!
Но он уже бежал, не слыша воплей Катьки, и сам что-то кричал на бегу, кажется, «Юлия, подожди!». Но никто его, конечно, не ждал. Он пролетел здание вокзала, выскочил на привокзальную площадь и суматошно шарахнулся от остановки троллейбуса до автостоянки. По крайней мере десяток машин вырулили со стоянки и на его глазах разъехались в разные стороны. И на остановке ее не было.
Виктор постоял, без всякой надежды оглядываясь по сторонам и жалея о том, что бросил курить, и пошел назад, на перрон, пытаясь вспомнить, отдал ли Алан Юлии альбом с ее портретами. Лучше было бы, если отдал. Такое помрачение рассудка нужно пресекать в корне.
Может быть, все-таки не отдал? Пару набросков он бы у Алана купил. Потому что Алан — хороший художник…
Юлия сидела с закрытыми глазами в шезлонге на верхней палубе и мечтала о том, чтобы Гиви куда-нибудь, наконец, ушел. В принципе, Гиви неплохой пацан, только очень уж разговорчивый. Да еще ладно бы сам говорил, а то все время что-то спрашивает, и спрашивает, и спрашивает…
— А ты почему кино не пошла смотреть? — спросил Гиви, на полуслове прерывая изложение собственной версии происхождения новых русских. — Эротический триллер. Абсолютно все пошли, а ты не пошла. Почему?
— Одеваться не хочется, — сказала Юлия первое, что пришло в голову. В разговоре с Гиви не имело значения то, что она говорила. Можно было вовсе ничего не говорить — Гиви все равно будет активно поддерживать беседу даже с глухонемым. — Ты-то сам почему не пошел? Эротический же триллер-то…
— Да я его видел уже… Так, ерунда. Ничего особенного. — Гиви пару секунд подумал и вдруг оживился: — Слушай, а давай вместе пойдем? Не надо тебе одеваться! У тебя купальник больше закрыт, чем у всех телок платья. Если хочешь, платок свой на талии завяжи — и будет как юбка и майка. Спорим, сегодня же все бабы к ужину в таком виде вылезут!
Ознакомительная версия.
