Если высшие книги служат кирпичами Вавилонской башни человечества, громоздящейся на небеса, чтобы найти и победить Создателей, низшие книги купаются в низших подземных водах. Далеко внизу — там, где классические, из учебников, греки помещали реку забвения, а у нас находятся сточные воды канализации.
Реклама меня очаровывает. Зачаровывает. Я как-то поймал себя на том, что могу часами листать глянцевый журнал, не прочитав ни строчки. Я питаюсь в это время не словами, но образами. Причем со мной трюк рекламодателей не проходит, я не то что не бегу покупать товар, но я даже не запоминаю, что именно мне предлагали. Мне важен разрез глаз, поза, таинственная темнота от тени ресниц, плечо, стать, общий силуэт. Я гляжу на моделей, как на икону: романтические, воинственные или философские лица героев нашего времени.
Божественное искусство фотографии (божественное потому, что останавливает время) неустанно и ежедневно мифологизирует мечты современного человека о себе. В процессе вульгарной по сути своей попытки рекламодателя втюрить, впарить и навязать платье, галстук или костюм как побочный продукт создаются иконы. Недоступный миф, она же идеальный сексуальный партнер, объект желания, таинственная, без изъянов женщина. Недоступный миф, он же идеальный сексуальный партнер, объект желания, таинственный, без изъянов мужчина. В каждом номере глянцевого журнала сквозь сезоны года мы видим наших идолов, но мы от них не устаем.
В тюремной камере, если удается туда заполучить журнал, глянцевые идолы имеют мощнейший психологический эффект, пробуждают энергию, заставляют надеяться и бороться. В тюрьме глянцевые идолы — революционны. Когда глянец подхватил портрет Че Гевары, реклама сделала его культовым революционером всех времен и народов. Был создан неотразимый миф; в то время как десятки латиноамериканских революционеров 60-х годов были куда более удачливы в их борьбе, Че Гевара стал революционером par excellence, больше Ленина. Миф создан всего лишь несколькими фотографиями Че, умело превращенными в иконы.
Мы нуждаемся в визуальных образах не меньше, чем в смыслах, выраженных словами. Помню, неизвестная мне девушка из Англии прислала мне в тюрьму «Лефортово» альбомного формата книгу «Лондон 60-х глазами фотографов». Я разглядывал книгу несколько месяцев. Потому что получил с ее страниц то, чего была лишена тюрьма: перспективу. Тюрьма ведь загоняет человека в жесткий формат только ближнего плана. Оказывается, человек страдает от отсутствия дальнего плана: перспективы, горизонта, взгляда в небо. В книге «Лондон 60-х» были представлены и портреты поднимавшихся тогда звезд: «Роллинг Стоунз», Твигги, актеров и актрис. Но я физически пил перспективу и горизонт, всасывал их глазами со страниц, в медицинских целях.
И мировое сообщество, и общество каждой страны зависит от рекламы и живет ею. Портреты вождей и лидеров государств, по сути дела, та же реклама. Портреты Сталина в руках ожесточившихся пенсионеров — суть протест против сегодняшнего мира, в котором они угнетены и забыты. Портрет Путина на стенах чиновничьих кабинетов, а тем паче кабинетов бизнесменов, — суть знак покорности и лояльности системе. Когда подросток выводит углем свастику на заборе, он выражает свой протест против родителей, школы или милиции, а вовсе не потому, что он вступил в фашистскую партию. Визуальное куда более могущественно, чем смысл. Государственные символы и флаги должны создаваться гениальными художниками, правда, будет еще проблема, а примет ли их общество и история. Российский триколор из синего, белого и красного лоскутов банален, напоминает одновременно флаги Сербии и Франции. Он какой-то пустой, принят как государственный в девяностые годы, лишен торжественности, символика его цветов недоступна гражданину. Лучшим государственным флагом России мог бы быть «монархический» триколор — горизонтальные полосы: черная, золотая и белая. Он может быть лучшей рекламой нашей стране.
Успехи «Кока-колы» и «Макдоналдса» в значительной степени зависят от блистательно выбранных символов этих интернациональных корпораций. Интересно, что эстетика этих символов напрямую заимствована из революционной эстетики и большевизма, и национал-социализма. Активно использован раздражающий красный цвет — цвет крови, энтузиазма и энергии. Скромно замечу здесь, что и популярность запрещенной ныне НБП в значительной степени объясняется удачно выбранным провокационным и агрессивным флагом.
Таинственные и идеальные — так можно охарактеризовать лучшие рекламные иконы наших дней. От лицезрения их трепещешь. Они населяют новую реальность и создают молчаливое и эффектное будущее. Задуманные как безобидные, они вовсе не безобидны. Реклама всегда тоталитарна и угрожает, даже если навязывает образы ангелочков, призванных продать вам сны.
Вот группа стройных спокойных молодых людей. Среди них одна надменная и холодная полуобнаженная женщина. Они не сулят вам ничего хорошего, эти лица. Представьте себе, что эти люди — ваши противники и вы попадаете к ним в руки. О, лучше уж попасть в руки расхлябанных ментов и мясистых омоновцев — простых ребят из деревни. Фантазия ментов ограниченна, фантазия спокойных молодых людей безгранична. Будущее может выглядеть классицизмом, но будет чревато садизмом.
В России покойные Сергей Курехин и особенно Тимур Новиков были первыми молчаливыми идолами, одновременно иконами и творцами современных икон. Они сделали общий чертеж будущего, обозначили его стиль. Будущее, видимо, будет молчаливым. Тайна, молчание, несколько лапидарных фраз. Оно, по-видимому, будет неумолимым. Оно будет академичным — классический экономный стиль: экономность движений и поз. Всего несколько фраз. Представляете, какой будет оказывать эффект на население молчаливый и строгий кабинет министров: «Да», «Нет», «Нет», «Да», «Нет»! Или молчаливый строгий президент, раз в год произносящий на публике несколько фраз: «Да», «Нет», «Нет», «Не одобряю»!
Иммануил Кант, немецкий философ из Кенигсберга, лицом был похож на мопса и на нашего несчастливого императора Павла I, а тот, в свою очередь, унаследовал внешность от несчастливого отца своего Петра III.
Тут следует остановиться, поскольку ни внешность Канта, ни его философия не будут предметом нашего рассмотрения, так же как и несчастливость двух императоров — отца и сына.
Кант в данном случае интересует нас как автор чуть ли не первой европейской системы физической культуры тела, сам Кант называл ее гигиенической программой и диететикой. Свои взгляды на сей предмет Кант изложил в работе «Спор факультетов», в третьей части, названной им «О способности духа побеждать болезни силой одного только намерения». Отталкивался Кант от девиза философской школы стоиков: «Выдержка и воздержание». Основное правило диететики Канта: не щадить свои силы, не расслаблять их комфортом и праздностью. Неупражнение органа так же пагубно, как и перенапряжение его. Гигиеническая программа Канта несложна:
1. Держать в холоде голову, ноги и грудь. Мыть ноги в ледяной воде, дабы не ослабли кровеносные сосуды, удаленные от сердца.
2. Меньше спать. «Постель — гнездо заболеваний». Спать только ночью, коротким и глубоким сном. Если сон не приходит сам, надо уметь его вызвать. (Кант повторял, когда не мог заснуть, слово «Цицерон».)
3. Больше двигаться, самому себя обслуживать, гулять в любую погоду.
Сколько раз есть в течение дня? Один! В зрелые годы можно умерить за обедом свой аппетит с тем, чтобы утолить его окончательно за ужином. Но в старости это определение вредно: желудок еще не справился с первой порцией еды, а ему добавляют другую. К лекарствам Кант относился отрицательно, остерегался их.
Правилам своей программы Кант следовал неукоснительно. Ежедневно он выходил в одно и то же время на улицы Кенигсберга, легко одетый в любую погоду, и совершал двухчасовую прогулку. Непогода не останавливала его. Небольшого роста странный немец-пруссак и протестант Кант от природы получил хилое здоровье, но развил в себе иммунитет и закалил тело, потому и прожил полных восемьдесят лет. Вставал очень рано, за несколько часов до начала занятий в университете, пил кофе и затем ничего не ел до обеда. На обед, обычно поздний, часто приглашал коллег-профессоров. Подавались приличные вина.
Надо сказать, что взгляды и практика жизни тела Канта были сверхреволюционными. Его коллега, философ Рене Декарт, советовал философу и мистику Паскалю «почаще пить крепкие бульоны и оставаться в постели до появления усталости». Сам Декарт так и делал всю свою жизнь. Еще в военном Коллеж Ля Флеш ему отменили, в виде исключения, общий подъем, и в последующие годы он не изменил этой своей привычке, предаваясь в лежачем положении различным размышлениям. Один из биографов Декарта замечает даже, что многими открытиями этого французского ученого в области философии и математики мы обязаны его утренним лежаниям. Однако Декарт умер от легкой простуды в возрасте всего лишь пятидесяти четырех лет. Постель-таки — гнездо всех болезней.
