– Боже, Оливер, – изумленно сказала она. – Как ты можешь столько знать о человеке, с которым знаком всего несколько дней?
– Никак, – согласился я. – Я говорю о себе.
Забавно. Мы оба знали, что будем делать дальше, но ни один не решался прервать разговор. Наконец, я решил вернуться на землю.
– Эй, Марси, уже полдвенадцатого.
– А что, у тебя комендантский час? – улыбнулась она.
– Нет. У меня и другого ничего нет. Одежды, например, с собой, – осклабился я.
– А что, приглашение прозвучало настолько двусмысленно?
– Ну, скажем, довольно неоднозначно, и я не решился прийти со своим вещмешком.
Марси улыбнулась.
– Я специально так сделала, – призналась она.
– Зачем? – спросил я.
Она встала и протянула мне руку. Мы вошли в спальню.
На кровати было не меньше дюжины шелковых ночных сорочек. И все они были моего размера.
– Ты что, планировала меня здесь поселить на целый год? – засмеялся я.
– Звучит странно, друг мой, но если вдруг у тебя возникнет такое желание – сорочки найдутся, – подмигнула она.
– Марси? – позвал я.
– Да?
– У меня много… желаний.
Потом мы любили друг друга так, будто предыдущая ночь была всего лишь репетицией.
Утро наступило слишком быстро. Было где-то пять часов утра, но будильник на стороне Марси просигналил подъем.
– Который час? – простонал я.
– Ровно пять, – сказала Марси. – Проснись и пой.
Она поцеловала меня в лоб.
– Ты с ума сошла, – промямлил я, накрывшись подушкой.
– Ты что, забыл? Зал забронирован на шесть.
– Брось, суд в этом часу не… – Тут до меня дошло. – Ты что, про теннис?
– Да. С шести до восьми. Зачем терять такую возможность? – сказала Марси.
– У меня есть идея получше, чем мы могли бы заняться, – подмигнул я.
– Чем? – изобразила непонимание Марси, хотя я уже обнимал ее. – Волейболом?
– Если хочешь, можем назвать это так, – сказал я, впившись в ее губы.
Как бы это ни называлось, она послушно согласилась играть.
Принимая душ, я размышлял, что отличало жилище Уолтера Биннендейла от моего родного Довер-Хауса в Ипсвиче, штат Массачусетс. И понял. У нас были совершенно разные ванные.
Дело не в произведениях искусства. Шедевры и у нас дома были. Причем, так как наш род был более древним, даже прошлого века. Обстановка в основных помещениях была примерно одинаковой – то есть старой: я не признаю антиквариат.
Зато ванные отличались разительно! Барретты проявили всю свою неистребимую приверженность пуританским традициям: функциональный и простой белый кафель, спартанская обстановка. Ничего не отвлекало и не задерживало взгляд.
Ванные Биннендейлов были полной противоположностью: казалось, они подошли бы самому римскому императору. Точнее, они прекрасно вписывались в концепцию древнеримских терм. Если бы представитель рода Барреттов, даже самый либеральный, услышал о том, что ванную комнату можно «обустраивать», он был бы совершенно ошарашен.
В зеркале, сквозь чуть приоткрытые двери, отражалась спальня.
Куда как раз въезжала тележка.
Которую толкал Милдред.
Она была уставлена яствами.
К тому времени, как я закончил вытираться, Марси уже сидела за столом – в одеянии, явно не предназначенном для выхода на работу (по крайней мере, я на это надеялся).
Я уселся напротив, завернувшись только в полотенце.
– Кофе, бекон, яйца? – спросила Марси.
– Здесь прямо как в отеле! – ответил я.
– Вы все еще недовольны, мистер Барретт? – подмигнула она.
– Нет, было забавно, – ответил я, намазывая маслом горячую булочку, – и вполне можно повторить, – я сделал паузу, – лет через тридцать.
Она выглядела недоумевающей.
– Слушай, это место – рай для палеонтологов. Здесь полно спящих динозавров.
Она смотрела на меня.
– Это не то, чего тебе хочется на самом деле, – продолжал я.
Что-то в лице у нее дрогнуло.
– Я просто хочу быть с тобой, – ответила она.
Она не была застенчивой. И не говорила метафорами, как я.
– О’кей, – сказал я. Чтоб обдумать, что говорить дальше.
– Так когда ты хочешь уехать? – спросила она.
– Сегодня.
Это ее не расстроило:
– Просто скажи мне, где и когда встретимся.
– В пять в Центральном парке. У входа со стороны Ист-Сайда, рядом с бассейном.
– Что мне взять? – спросила она.
– Кроссовки для пробежек, – ответил я с улыбкой.
На меня навалилась депрессия – словно я грохнулся на землю с километровой высоты.
– Просто невыносимо, – пожаловался я доктору Лондону. – Почему вы не предупредили меня, что такое случится?
Дело в том, что с самого утра я почувствовал, как вместо переполнявшей меня эйфории в душу прокралась грусть, которую невозможно было выразить словами.
– Ведь все же в порядке… – начал я. Потом сообразил, насколько смешно это звучит. – То есть у нас-то с Марси все прекрасно. Дело во мне. Я слишком напряжен. Я не могу…
Я замолчал и не стал уточнять, чего именно не могу.
Не то чтобы я не знал. Просто произнести это мне стоило больших усилий:
– Привести ее к себе домой. Понимаете?
Наверное, я снова чересчур опережаю события. Может быть, не стоит так рано требовать от Марси прийти ко мне? Зачем торопить ее с… обязательствами?
– А вдруг я просто эгоистично… использую Марси, пытаясь с ее помощью заполнить пустоту, которая у меня внутри, – думал я вслух. – Или это из-за Дженни. Я хочу сказать, что теперь, почти два года спустя, я мог бы встречаться с кем-нибудь и оправдать это. Но приводить другую женщину домой! Чужой человек в моем доме, в моей постели… Вернее, конечно же, это уже не наш с Дженни дом, и постель уже не наша. Доводы разума говорят, что это не должно мешать моим отношениям с Марси. Но, черт побери, мешает!
«Дом»… Для меня это по-прежнему место, где жили мы с Дженни.
Говорят, что нет такого мужа, который не мечтал бы хоть на секунду побыть холостяком. Тогда получается, я извращенец: я невозможно скучаю по тому времени, когда был женат.
И мне помогает наличие священного места. C постелью, куда не залезет никто посторонний. Чтобы поддерживать иллюзию, что рядом со мной все еще кто-то есть.
Даже сейчас продолжают приходить письма, предназначенные для нас обоих. Рэдклифф[34] регулярно присылает ей просьбы о пожертвованиях. Конечно – я ведь не сообщил о смерти Дженни никому, кроме самых близких людей.
Единственная чужая вещь в квартире – зубная щетка Филлиппа Кавильери.
Вот видите, все это выглядит либо не очень честно по отношению к одной девушке…
Либо уж совсем как осквернение памяти другой.
Доктор Лондон заговорил.
– Тогда выходит, что, как ни крути, вы не правы.
Мне было ясно, что он понимает, но легче от этого, увы, не стало.
– Неужели непременно должно быть или то, или другое? – спросил он с аллюзией, которая пришлась бы по вкусу самому Кьеркегору[35]. – Разве у вашей проблемы нет иного объяснения?
– Какого? – Я на самом деле не знал.
Последовала пауза.
– Она вам определенно нравится, – намекнул доктор Лондон.
Я обдумал его слова. А потом уточнил:
– Которая из них?
Наше рандеву с Марси пришлось отложить.
Совершенно забыв о сеансе у психиатра в пять часов вечера, я назначил на это время свидание с ней. Пришлось позвонить и все отменить.
– Что, струсили, друг мой? – на сей раз она была в своем кабинете одна и могла подразнить меня вволю.
– Слушай, я задержусь всего на час. Шестьдесят минут.
– А тебе можно доверять? – спросила Марси.
– А разве решение не за тобой?
В любом случае, на пробежку мы отправились, когда уже наступили сумерки. Которые были как никогда красивы, отраженные, вместе с огнями Нью-Йорка, в воде озера.
Сейчас, когда я снова смотрел на Марси, я чувствовал, как вчерашние сомнения отступают. Она была красива. Я совершенно забыл, насколько она могла быть красивой. Я поцеловал ее. Затем мы приступили к пробежке.
– Как прошел день? – спросил я.
– А, обычные катастрофы, переизбыток продукции, недостаток продукции, транспортные накладки и паника в коридорах. Но больше всего мои мысли занимал ты.
Хотя у меня в запасе была пара тем для беседы, она как-то не клеилась. Я снова и снова возвращался к тому же: Марси пришла по моему требованию. Теперь мы оба здесь. Так что же она чувствует?
– Тебе не интересно, куда мы направляемся? – спросил я, совсем отчаявшись.
– Компас ведь вроде у тебя, друг, – ответила Марси.
– Ты взяла с собой одежду?
– Ну не в спортивной форме я буду с тобой ужинать!
Мне стало любопытно, что она с собой прихватила.
– Где твои вещи? – поинтересовался я.
– В машине. – Она показала куда-то в сторону 5-й. – Обычный саквояж. Такие бизнес-туристы берут в самолет. Очень удобно.
– Для коротких поездок, – подытожил я.
