Кирилл послушно сел рядом. Бабушка Варя явно располагала к разговору. Довольная улыбка блуждала по её лицу. Глаза были слегка сощурены.
— Вот, босоножку, достал, — робко произнес Кирилл и осторожно положил на край скамейки.
— Ааа…а! Хрустальный башмачок! — взяла босоножку бабушка, и почему-то стала на неё смотреть внимательно, будь-то и вправду, это был “сказочный” башмачок. Кирилл тоже осторожно улыбнулся, отвернув голову.
— …Там такая грязь, не сразу отыскал…, - нескладно продолжил парень, пытаясь хоть как-то поддержать разговор.
— Грязь? Какая грязь, Кирюша? Ведь наш пруд, — чистый! Правда?
— Правда,…чистый…. Ил этот …, поднялся… со дна…
— Кирюша? — вопросительно посмотрела на него бабушка, лукаво улыбаясь.
— Что, тётя Варя?
— У тебя мотоцикл ведь есть, да?
— Есть…
— Ты его, ведь, чем-то смазываешь, там, масло какое-то, да?
— Да…, - не понимая, медленно ответил юноша.
— А масло это, если, ну скажем, в цветок вылить, — что будет?
— Ну, погибнет, цветок…
— Верно!
— А если ил из нашего пруда в цветок положить, что будет?
— Ну, как что…лучше расти будет, ведь, это же удобрение…, - ил!
— Вот ты сам себе и ответил — что есть грязь!
— Понимаешь, Кирюша, — серьёзно заговорила бабушка, — то, что помогает “живому”, грязью быть не может, а вот, что останавливает жизнь — это и есть грязь, понимаешь?
— Конечно…
— Вот ты слёту всё понимаешь, Кирюша, — вздохнула бабушка. — Другие вот, живое топчут, и грязь за деньги покупают, и преклоняются перед ней…. Вот когда поймут они это, может, и жизнь изменится…. Это — важно. Очень!
Кирилл внимательно и пристально смотрел в глаза бабушке.
— С Вами всегда интересно говорить, тётя Варя.
— Интересно? — хохотнула бабушка, — со мной?!
— Тебе вот, с Катей интересней будет поговорить, — вставая со скамейки, смеялась она.
— Тётя Варя! — чуть вскликнул Кирилл уходящей бабушке.
— Вы, пожалуйста, передайте ей, пусть не обижается, скажите, что я…
— Вечером приходи, сам всё и скажешь, — прервала его бабушка.
— А вдруг она…
— Да она совсем не злится, Кирюша! Ты приходи, вечером…
Бабушка вернулась в дом с задумчивой улыбкой.
— Бабушка, вы, о чём разговаривали так долго?
— Ну, про разное, разговаривали, про разное… — загадочно ответила бабушка.
— Ты переоделась уже, молодец! Сейчас обедать будем! — мелодично говорила бабушка, расхаживая по дому.
— Вот, мы словами всё бросаемся, налево, направо говорим, и без мысли часто, — так…
Вдруг остановилась посредине комнаты, повернулась к внучке…
— А слово, Катенька, силу великую имеет, если искренне произнесено, искренне и с чувством!
Потом пошла на кухню и оттуда…
— Слова для того и нужны, чтоб чувства передавать, а если так говорить, без чувств, — человек понимать тебя не будет, и получается, — вроде как обман. Да ты садись, садись за стол!
Катя послушно села, следя, как любопытно говорит бабушка, стараясь не пропустить что-нибудь.
— … А слова, без чувства сказанные, неискренне, — продолжала бабушка с тарелкой в руке, — пустые, и бесполезнее ветерка.
— Да…,- задумчиво протянула Катя, беря ложку, — с тобой интересно говорить, я давно заметила….
Вдруг бабушка остановилась, посмотрела на внучку поверх очков, и громко засмеялась, закинув голову.
— Ты чего? — удивлённо улыбнулась Катя.
Часы звонко отмерили три удара. Катя открыла окно. Аромат каких-то цветов, достававших до самого подоконника, мягко заструился по комнате.
— Бабушка, а парень этот, Кирилл, он что…
— …Вечером придёт, — уверенно сказала бабушка, — с извинениями…
— Да? А… — почему-то вскочила со стула внучка, и заходила по дому, взад — вперед.
Подойдя к зеркалу, Катя молча стала себя разглядывать. Вспомнилось, как утром, парень нёс её на руках. А в глаза било солнце. Только солнце, — и ничего больше. Потом, он бережно отпустил её на траву, а её почему-то всю трясло, но не от холода. Вода в пруду была как парное молоко. Катя смотрела в зеркало широко раскрытыми, застывшими глазами. Зрачки были расширены.
…Потом он странно смотрел на неё. Стоял и смотрел. Смотрел и смотрел. А она, стряхивая с себя воду, что-то ему кричала, что-то кричала…
— Наверное, что-то обидное наплела…,- подумала Катя, не отрывая глаз от зеркала, но видела только его взгляд, — … и хоть бы слово сказал мне…
Бабушка молча, искоса наблюдала за внучкой, вытирая посуду. Потом, отойдя от зеркала и теребя руки, Катя невесело подошла к бабушке, и, глядя через её плечо куда-то в стену, как бы про себя, но вслух, — произнесла:
— Нехорошо как- то вышло, неприятно… Выходит, я сама… А он, с извинениями… — совсем тихо произнесла Катя.
— Ничего, Катенька! Кирилл хоть и молодой парнишка, про боль не понаслышке знает. Он поймет. Он и мамину печаль с собой носит.
— Как это? — подняла голову Катя.
— Они с мамой вдвоём живут. Отец погиб у него рано, не помнит он его… Его током убило на работе. Высоким напряжением. Иришка ещё молоденькая была. Страдала очень… Потом стала в церковь ходить. Сильно верующая стала. Но, трезвость ума не потеряла, просто печальная стала. Замуж не вышла больше.
— Я говорит, его чувствую, говорю с ним, а он отвечает мне, — он рядом. Как я могу, — тётя Варя!
Я с ней поначалу часто вечерами сиживала. Соседей здесь нет никого. Только три дома жилых. Остальные, — на той стороне речки строятся. Там дорога асфальтовая рядом, что в город идёт. А она ничего, хорошая бабёнка, шустрая и добрая. И животные её любят. Ветеринар она. Специалист хороший, говорят. Гоняется по району, то там прививки, то эпидемия, то ещё чего. Говорят, что она и без лекарств животных иногда лечит.
Придёт, говорят, погладит, накормит сама. Вот. А хозяева глядят после, а собака поправляться стала. Будь-то бы, сама по себе.
— Иногда скажет мне, — Кирюша у меня, всё один, да один. С работой такой, совсем времени не хватает на него. Так вот и живут. Да…
Бабушка сняла передник и молча взглянула Кате в лицо. Потом улыбнулась широко.
— А знаешь, Катенька, как он рисует!
— Что рисует?
— Природу больше. Тут места такие у нас! Холмы, горушки, ручьи. Лес старый, нетронутый. Красота несказанная. Сосны вековые стоят, как в сказке! Не то, что около городов. Весь лес пересажен уже, и не раз.
— Почему лес нетронутый, бабушка?
— Я так думаю, что вывозить невозможно отсюда. Овраги, да склоны. Холмики. На чём тут проедешь? Вот и обошли стороной край наш.
— Может чайку горяченького?
— Ага! — сразу согласилась Катя.
— А Кирилл, — продолжила бабушка, зажигая газ, — он всё тут обошёл кругом. Уйдёт с бумагой и рисует, рисует. Я смотрела всё. У него весь дом в картинах этих. Всё как живое. Чудно! Он природу — чувствует. Изнутри видит. Так-то. А недавно, Иришка, мне рассказывала, мама его, приезжал брат её из города с семьёй, отдохнуть у нас, от суеты ихней.
Так вот, походил, говорит, походил по дому, — всё смотрел. Долго всё смотрел. Потом подошёл к Кириллу и серьёзно так, говорит.
— А ты бы не хотел продать несколько картин? Рамы я сам подберу.
Забрал с собой несколько, не помню сколько. Через некоторое время приехал, и деньги Кириллу подаёт. А он матери. Ирина говорит: “Я посмотрела и ахнула! Мне говорит, три месяца работать надо за такие деньги”. Дядя у него ещё попросил несколько картин. А потом, показал ему папку какую-то, долго объяснял, и спросил, может ли он иллюстрации какие-то сделать. Дядя у него в агентстве каком-то работает, или в издательстве, — не запомнила я. Кирилл согласился, только с условием, что будет делать только то, что понравится. Дядя ему сказа тогда, что если дело пойдёт, работой его завалит. А он привык больше — живопись. Ну, давай, попьём чайку. Садись. Садись!
— С ребятишками мало гуляет, — отхлебнув, продолжила бабушка. — Один портрет у него дома висит. Мамин. Я его спросила как-то: “Кирюша, мама у тебя на портрете очень хорошо получилась, лучше, чем на фото, только она нерадостная какая-то”. А он мне говорит: “ Я бы хотел её, тётя Варя, радостной сделать, только не знаю как…”. Вот и получается, Катенька, что он мамину печаль с собой носит.
Катя медленно поднялась со стула, дошла до двери.
— Бабушка, я в саду погуляю, поделаю что-нибудь. …Может, полить что надо?
— Сходи, сходи, погуляй. Можешь и полить. Увидишь что, подсохло, то и полей!
Часы беспощадно отмеряли время, звонко пробив пять раз. Внучка вернулась их сада повеселевшей.
— Бабушка, у тебя лейка худая, из-под рыльца течет!.. А цветы так пахнут, так пахнут! Аромат такой! А у нас дома некуда посадить, только на балконе… А на подоконнике зимой, не пахнут совсем, — тараторила довольная девушка, вертясь у зеркала.
