Роберт закружил ее в одну сторону, потом в другую, и Лили потянулась, чтобы поднять подол платья.
«Не вздумай упасть, если не хочешь прочитать завтра в „Шестой странице“[4] статью под названием „Харакири с помощью подола…“»
Лили поцеловала жениха в губы и положила голову на его плечо.
— Я тебя обожаю, — прошептала она. — Но сейчас мечтаю о десерте и бокале шампанского.
— Хорошо. Но сначала ты должна кое-что сделать для меня.
— Боюсь, что сейчас уберут профит…
— Засунь руку в мой карман.
— В какой?
— Брючный, слева. — Он слегка притянул ее к себе.
— Я не собираюсь делать это здесь, — ухмыльнулась Лили и попыталась отстраниться от Роберта, грозя ему пальцем. — Ты плохо себя ведешь.
Но он крепко держал ее.
— Поверь, оно того стоит.
Смеясь, Лили опустила руку в карман и нащупала что-то прохладное и твердое — судя по всему, металл и драгоценные камни. Вытащив из потайного места длинную цепочку, она ахнула:
— Но, Роберт, это слишком дорого.
— Глупости. — Он рассмеялся и застегнул у нее на шее платиновое колье с дюжиной бриллиантов. — Оно принадлежало моей прабабушке. Я собирался подарить его тебе вечером перед свадьбой, но не мог больше ждать.
Роберт и Лили смотрели друг другу в глаза, не замечая фотографов. Вспышки фотокамер, под которыми сверкали все бриллианты в зале, лишь добавляли волшебства происходящему.
А Лили очень скоро предстояло узнать, каково быть обладательницей столь изысканного украшения.
Впервые за несколько недель Лили не торопилась, принимая душ, и набралась смелости критически оценить свое тело. Пять месяцев назад появился на свет ее ребенок; с тех пор у нее почти не было времени подумать о себе, и, похоже, это к лучшему. Горячая вода стекала по телу, а Лили продолжала разглядывать себя. Груди, когда-то похожие на сочные апельсины, теперь напоминали баклажаны, живот так и остался круглым и обвис, а сморщенный пупок, казалось, был скошен на сторону. Лили перевела взгляд на линию бикини, точнее, туда, где она должна быть, и на пальцы ног — лак облез, да и ногти давно не стрижены. Она вышла из душа, намочив мраморный пол в ванной, и рассеяно подумала, что не мешало бы слегка осветлить волосы. Но поскольку Роберт сидел без работы и их семейный бюджет внезапно дал трещину, о походе в парикмахерскую не могло быть речи. Завернувшись в мягкое желто-оранжевое полотенце, Лили неуверенно подошла к зеркалу в спальне.
— О Господи, — вздохнула она, опустившись на обитый шелком стул возле трюмо и вглядываясь в незнакомое отражение. Темные круги вокруг ореховых глаз — результат долгих месяцев без сна — и морщины на лбу… Щеки такие, словно она запасает орехи на зиму и… Что? Неужели седой волос? Впервые в жизни Лили чувствовала себя старой. Хорошо — может, не такой уж старой, но уж точно не молодой.
«Леонардо Ди Каприо прошел бы мимо меня и даже не взглянул бы», — переживала она.
Лили не принадлежала к типу девушек, которых постоянно нужно убеждать в том, что они красивы. Этим и отличалась от матери — красавица в прошлом, та компенсировала полнеющую талию и увеличение числа морщинок вокруг глаз более ярким макияжем и шляпами, поля которых становились все шире и шире.
«Неужели я тоже встала на этот путь?»
После свадьбы все так быстро вышло из-под контроля… Она забеременела еще во время медового месяца, поставив жирный крест на романтических отношениях, которыми они собирались наслаждаться целый год. Едва на тесте проявилась вторая розовая полоска, как кожа Лили тут же стала дряблой, а на бедрах стал заметен целлюлит. Лицо округлилось, появились прыщи. Через пять месяцев редактор сказал, что Лили стала совсем другой. Он не хотел обидеть, но и комплиментом это не назовешь.
А потом им пришлось переехать — для ребенка требовалось больше места и планировка, отличная от той, что была в шикарном модном лофте[5] Роберта в Сохо. Вместе они подыскали квартиру с двумя спальнями в здании довоенной постройки в престижном районе между Парк-авеню и Лексингтон. Потолочные карнизы по всему дому, камин в гостиной, гранитные столешницы на кухне. Как могла не понравиться такая квартира? Чтобы отметить покупку, родители Роберта, Эдвард и Джозефин, предложили молодоженам отдохнуть в «Блубелл-мэнор» — семейном особняке в Палм-Бич.
По возвращении Лили и Роберт с удивлением обнаружили, что Джозефин полностью обставила их квартиру. Из огромной цветочной композиции на столе в холле торчала открытка, в которой летящим почерком Джозефин было написано:
«Сюрприз, утятки! Ваше гнездышко готово!
Наслаждайтесь!»
Лили молча обошла квартиру, которая теперь стала похожа на двухэтажные апартаменты Джозефин: здесь появились и мягкие диваны, обитые тонкой парчовой тканью ярких цветов, и шелковые портьеры с тяжелыми кистями. Хрустальные люстры, прикроватные столики с мраморной поверхностью, широкие персидские ковры и огромные антикварные зеркала в позолоченных рамах — все это выглядело великолепно, но Лили представляла себе их первый дом совсем по-другому.
Роберт щелкал кнопками на пульте от нового телевизора с плоским экраном в гостиной.
— Как она могла сделать это без спроса? Ты знал?
— Нет, не имел представления. Для меня это такой же шок.
Она скрестила руки на огромном животе.
— Не хочу показаться неблагодарной, но разве заниматься нашим жильем не мое право? Ведь очень важно, чтобы у нас появился собственный, только наш дом! Интересно, как она вообще сюда попала?
— Я дал маме запасной комплект ключей на всякий случай, — признался Роберт. — Даже не думал, что она может сделать что-нибудь подобное!
— Думаю, нам нужно попросить ее забрать все это. Скажем: «Джозефин, спасибо большое, но мы просто не можем принять такой щедрый подарок».
— Она не переживет. Думаю, мама потратила на квартиру кучу времени, не говоря уже о деньгах. Наверняка считает, что оказала нам огромную услугу.
Лили начала терять терпение.
— Роберт, оглянись. Тут почти все вещи из ее квартиры. Ты только посмотри на обеденный стол! — Она потащила его за руку к антикварному шератоновскому столу, который теперь стоял в их столовой. Стены здесь были малинового цвета в белую полоску. — Это ее стол! Из твоей старой гостиной! Судя по всему, она решила сменить обстановку, а весь мусор вывезла к нам.
— Я бы не назвал это мусором. — Роберт взял два серебряных подсвечника на резном деревянном сундуке. — Они очень красивые. И нам действительно нужен обеденный стол побольше. — Заметив выражение лица жены, он смягчился: — Теперь мы наконец-то сможем приглашать гостей на ужин. Лил, перестань, я говорю про званые вечеринки! Ты ведь постоянно твердишь, что нужно собрать друзей.
— Ладно… Замечательно, что наконец мы можем нормально принимать гостей. Но проблема в другом. Ведь это наша квартира, а теперь каждый раз, когда я буду заходить сюда… — Заметив на стене портрет Джозефин, Роберта и его младшей сестры Колетт, написанный маслом, Лили в ужасе замолчала. — Чувствую себя так, словно я у нее дома. Это посягательство на нашу личную жизнь и свободу. Если мы не очертим границы, за которые нельзя заходить, что сможет остановить ее в следующий раз?
Роберт молчал.
— Ты должен признать, что Джозефин преступила рамки дозволенного. Нужно обязательно позвонить ей и вежливо попросить забрать хотя бы часть вещей.
Не говоря ни слова, Роберт вышел из столовой в холл, миновал детскую, оформленную в красно-черной гамме — основные цвета мультфильма про скотчтерьера. В спальне он плюхнулся на старую родительскую кровать с балдахином.
— Ты видел детскую? Там черная кроватка! Как можно было купить такую?
Она почувствовала, что гормон беременности поднял волну неконтролируемых эмоций, которая вот-вот накроет ее с головой. Лили всегда старалась говорить спокойно: ее мать считала, что крик — признак плохого воспитания, но в определенные моменты, как ни старалась, сдержать раздражение не получалось. И она громко заплакала.
— Дорогая, пожалуйста, не нужно так расстраиваться. Это вредит ребенку. — Роберт приподнялся на декоративных подушках, оглядел комнату и, похоже, впервые заметил яркие обои с цветочным рисунком. — Боже мой, они ужасны. Как в спальне старухи. — Он взял подушку с оборкой, обитую шелком с таким же рисунком, как на стенах, и сделал вид, будто его стошнило на постель.
— Ничего смешного, — буркнула Лили, но перестала всхлипывать. Уголки губ дернулись вверх, словно она уже готова улыбнуться.
Что она любила в Роберте, помимо его потрясающей задницы и моральных принципов, — так это способность поднимать ей настроение. Даже в такие моменты, как сейчас, когда она распалялась изо всех сил, ему удавалось хорошей шуткой отвести ее от пропасти отчаяния. Он готов был прикидываться дураком, только бы жена рассмеялась.
