Естественно также, что человек, сам производящий содовую воду, готов проявить порой чрезмерную чуткость к возможному замечанию со стороны гостей, что в воде слишком много соды. Действительно, очень многие из членов Мавзолей-клуба или производят различные вещи, или приказывают их производить, или — что то же самое — поглощают их, когда они уже произведены. Это создает особый химический уклон в их отношении к пище, которую они принимают. Часто можно было видеть, как кто-либо из членов клуба неожиданно вызывал за завтраком старшего лакея, чтобы сказать ему, что в свиной грудинке слишком много аммония, а другой спешил заявить протест против чрезмерного количества глюкозы в прованском масле или по поводу того, что в анчоусах слишком высокий процент селитры. Человек с расстроенным воображением может подумать, что это ощущение химических веществ в пище есть своего рода Немезида для членов клуба, но это попросту смешно, так как в каждом таком случае старший лакей, который является главой вышеупомянутых китайских философов, неизменно отвечает, что он выяснит, в чем дело, и примет немедленно меры к уменьшению процента. Еще меньше смущаются члены клуба своими остальными занятиями — тем, что они производят, или тем, что они поглощают уже произведенные предметы.
Совершенно естественно и понятно, что мистер Лукулл Файш, прежде чем предложить содовую воду герцогу, хотел предварительно дать ее испробовать кому-либо другому. А разве можно было найти для этой цели более подходящее лицо, чем мистер Ферлонг, молодой настоятель церкви св. Асафа, который успел окончить престижный колледж, предназначенный для развития всевозможных дарований у юношей. Мало того, настоятель англиканской церкви, побывавший в иностранных миссиях, являлся в данном случае как раз тем лицом, у которого можно было как бы невзначай выведать, как нужно обращаться с герцогом, какой вести с ним разговор и как величать его — ваше сиятельство, или сиятельство, или просто герцог, или как-нибудь иначе. Все подобные вопросы казались директору «Народного банка» и председателю акционерной компании «Республиканская содовая вода» настолько ничтожными и пошлыми, что он считал ниже своего достоинства прямо их задать.
Вот почему мистер Файш пригласил мистера Ферлонга в Мавзолей-клуб позавтракать с ним, а затем и пообедать вместе с герцогом Дюльгеймским. А мистер Ферлонг, полагая, что духовное лицо должно всегда помогать людям и не избегать своего ближнего только потому, что он герцог, принял приглашение на ленч и обещал приехать на обед, хотя для этого и пришлось отложить занятия любительского рабочего танцкласса при церкви св. Асафа на следующую пятницу.
Так случилось, что мистер Файш, вопреки своему обыкновению, завтракал в клубе, поглощая котлетку и запивая ее выдержанным мозельским вином, хотя был настоящим демократом, а молодой настоятель церкви св. Асафа сидел напротив него, в религиозном экстазе трудясь над рагу из утки.
— Герцог прибыл сегодня утром, не правда ли? — поинтересовался мистер Ферлонг.
— Да, из Нью-Йорка, — ответил мистер Файш. — Он остановился в Гран-Палавере. Я послал ему телеграмму через одного из директоров нашего общества в Нью-Йорке, и его сиятельство любезно обещал прибыть сюда к обеду.
— Он приехал развлечься? — спросил настоятель.
— Я думаю… — Мистер Файш собирался сказать: «Для помещения значительной части своего состояния в американские предприятия», но воздержался. Даже с духовным лицом лучше быть осторожным. Поэтому он заменил готовые сорваться с его уст слова другими: — Он собирается изучать американскую жизнь.
— Герцог долго пробудет здесь? — спросил мистер Ферлонг.
Если бы мистер Файш хотел дать чистосердечный ответ, он сказал бы: «Нет, если мне удастся вскоре выманить у него деньги», но он ответил только:
— Этого я не знаю.
— Он найдет здесь много любопытного, — продолжал настоятель задумчиво. — Положение англиканской церкви в Америке должно навести его на серьезные размышления. Надо полагать, — добавил он, — герцог глубоко религиозный человек!
— Очень религиозный, — ответил мистер Файш.
— И большой филантроп?
— Несомненно!
— Я думаю, — сказал настоятель, — что он обладает колоссальным состоянием.
— Я тоже, — заявил с полным безразличием мистер Файш. — Все эти ребята очень богаты. (Мистер Файш обычно называл английскую аристократию «этими ребятами».) Земли, знаете ли, феодальные имения, — чистый грабеж, как я это называю. Почему рабочий класс, пролетариат, поддерживает такую тиранию, это выше моего понимания. Запомните мои слова, Ферлонг: в один прекрасный день он поднимет восстание, и весь строй неожиданно
Мистер Файш сел на своего любимого конька, но на минуту он сам прервал себя, чтобы сказать лакею:
— Черт возьми, о чем вы думаете, подавая холодную спаржу?
— Очень сожалею, сэр, — ответил лакей, — прикажете убрать?
— Убрать? Конечно, уберите и не вздумайте вторично подать мне что-либо в этом роде. А не то я сообщу об этом куда следует.
— Очень сожалею, сэр, — пробормотал лакей.
Мистер Файш с нескрываемым презрением посмотрел вслед уходившему лакею.
— Эти избалованные пролетарии становятся невыносимыми, — сказал он. — Ей-богу, если бы это зависело от меня, я бы разделался с большинством из них, отказал бы им от места и выгнал на улицу. Это образумило бы их. Да, Ферлонг, вы доживете еще До того времени, когда весь рабочий класс в один прекрасный день восстанет против тирании высших классов, и нынешний социальный
Но если бы мистер Файш мог догадаться, что в тот момент, когда он это говорил, на кухне Мавзолей-клуба стоял, прислонившись к буфету, делегат «Интернационального союза лакеев» и, надвинув на глаза свою полукруглую шляпу, вел беседу с небольшой группой китайских философов, то он бы понял, что социальная катастрофа была гораздо ближе, чем он это предполагал.
— Вы пригласили еще кого-нибудь на обед? — спросил мистер Ферлонг.
— Я очень хотел бы видеть за столом вашего отца, — ответил мистер Файш, — но, к сожалению, его нет в городе.
Однако его слова следовало понимать так: «Я очень рад, что обстоятельства избавили меня от необходимости пригласить вашего отца, которого я ни в коем случае не хочу знакомить с герцогом». Дело в том, что присутствие на обеде мистера Ферлонга-старшего совершенно не соответствовало целям, которые ставил себе мистер Файш. Мистер Ферлонг-старший был председателем целого ряда торговых предприятий с церковным оттенком и слыл очень ловким человеком. В этот момент его не было в городе, так как он был занят в Нью-Йорке выпуском нового издания Евангелия в переводе на индусский язык. Но знай он о приезде герцога с целью выгодного помещения нескольких миллионов долларов, он ни за что не выехал бы из города, если бы даже ему предложили взамен целый Индустанский полуостров.
— Вы, вероятно, пригласили мистера Баулдера? — спросил настоятель.
— Нет! — решительно сказал мистер Файш, не повторив даже его имени.
Дело в том, что у него было еще больше оснований не знакомить с герцогом мистера Баулдера. Мистер Файш уже сделал однажды подобного рода ошибку и не имел никакого намерения допустить ее вторично. Всего лишь год тому назад, во время посещения Мавзолей-клуба молодым виконтом Фиц-Тистлем, мистер Файш познакомил мистера Баулдера с виконтом и жестоко поплатился за это, потому что мистер Баулдер, встретив виконта, сейчас же пригласил его на охоту в свой заповедник в Висконсине, и на этом кончились все разговоры о помещении капиталов Фиц-Тистля.
Мистера Баулдера, о котором говорил мистер Файш, можно было видеть в этот момент в том же зале за одним из столиков, где он в одиночестве уплетал свой завтрак. Это был старик крепкого телосложения, хотя силы его и были уже основательно надломлены, с белой бородой и с такими приспущенными веками, что можно было подумать, будто он собирается сейчас заплакать. Голубые глаза его смотрели куда-то вдаль, а спокойное скорбное лицо и большие покатые плечи ясно говорили о его связи с мистическими тайнами крупной финансовой политики.
По-видимому, над ним повисло облако меланхолии, потому что, когда он говорил о привлеченных капиталах и накопившихся дивидендах, в его спокойном голосе чувствовалась такая глубокая грусть, словно речь шла о вечных загробных муках и возмездии за грехи человеческие.
Что стоило такому великану справиться с болтливым виконтом, с грубоватым герцогом или с франтоватым итальянским маркизом?! Сущие пустяки!
Методы обращения мистера Баулдера с титулованными заезжими гостями, искавшими, куда бы пристроить свои капиталы, были глубоко продуманы. Он никогда не говорил с ними о деньгах ни слова, Он только рассказывал им о величественных американских лесах — он родился шестьдесят пять лет тому назад в лесу, где заготовлялся строительный материал, — и когда он говорил о девственных лесах, о вое волков по ночам среди сосен, в его голосе звучало нечто такое, что очаровывало заезжего слушателя; когда же он переходил к рассказу о своем охотничьем заповеднике близ Висконсинских лесов, то герцог, граф или барон, у которых всегда под рукой была нарезная двустволка, превращались в сплошное внимание… и погибали,
