Потом замер у своей двери. Ему не хотелось входить. Но больше идти было некуда. Даже ключ не влезал в замочную скважину, сопротивлялся.
Пришла Танюха, и Димка стал изображать радость, потому что ее бесило, если он угрюмился.
— Мы с Дианкой поступаем заочно в Гуманитарный институт на “Проспекте мира”! — сказала она с порога. — Одной скучно.
Димка вздохнул, но вовремя спохватился.
— Да-да, — поддержал он жену. — Теперь уже ясно, что без высшего образования не сделаешь карьеру.
— Там вакансии психолога, тысяча баксов за семестр.
— И не дорого совсем.
Ночью Димка протянул руку к жене и задумался, чего он хочет больше — секса или спать. Замер и не заметил, как заснул.
Вот уже третий день он бродил по центру. Все приметы этого города казались картонной бутафорией, за кулисами такая же скука, как и на сцене. Душу томило странное чувство пустоты и призрачности. Город сжался, скукожился до маршрутов работы. Люди стали взрослыми и безликими. Димка смотрел уставшим взором на смешную меркантильность, и ему казалось, что его уволили не с работы, а из жизни. На остатках сил двигалась его картонная фигурка, и он отчетливо понимал, все вокруг вечно, а он умирает. Жизнь казалась бессмысленной, фатально короткой и в то же время занудно долгой. И ему хотелось умереть скорее, чтобы оскорбить этим фактом равнодушную суету вокруг.
Разрыв зерновой оболочки
Свет. Димка проснулся как на работу. Тапочки. Колька сидит с бутылкой в синем компьютерном пузыре. Реальные монстры уже сдавливали его легкие, а он сражался с виртуальными. Танюха поднялась, ей сегодня надо успеть до работы оплатить кредит. Сонный вышел из дома, бросил пакет с мусором и не попал. Вспомнил и только сейчас понял смысл нового брелка на сумке Танюхи — жаба, а внизу подпись: “…зато царевна”. Это рассмешило Димку. “Просто так съезжу, — решил он. — Еще и Скибин мне должен три двести. И у Вячеслава Вениаминовича, может, настроение другое будет, может, еще никого не нашли на мое место? Куда сейчас дергаться?”
Международный форум-выставка Инновации и технологии. Втиснул тело в автобус, спал на поручне. В метро тупо соображал у турникета и понял, что забыл проездной. Пришлось встать в очередь, особенно длинную по утрам. Стоял в сонном гипнозе. И вдруг увидел на стене, рядом с окошком кассы, что-то странное, тревожно знакомую фотографию.
“РАЗЫСКИВАЕТСЯ
Федор Волкомуров 1973 года рождения. В конце августа 1995 года выехал из города Оренбург в Москву на учебу. Рост 178 сантиметров, волосы светлые, прямые. Особые приметы: родинка на левой щеке. Всех, кто видел или знает о его судьбе, просьба сообщить по телефону 8 (499) 912-73-12”.
Димка видел и знает о его судьбе! Он ехал вместе с ним в одной маршрутке и вышел из одного дома. “Это я потерян, — проговорил про себя Димка. — Это меня ищут какие-то люди, которых я предал и разом вдруг забыл. Что со мной? Это же я, я”…
— Это же ты! — смущенно заявил какой-то парень. — Это же твоя фотография, чел!
Димка пожал плечами и посмотрел по сторонам.
— У вас даже особые приметы совпадают — родинка на щеке. Точно! — испуганно поразился он. — Ох-ху… Я ж смотрел по ящику, когда теряют память.
— Расслабься, меня Дмитрий зовут.
— Да, командир, да, пойдем, в ментовку тебя отведу. Ты не вкурил, у тебя память отшибло.
— Отстань, иди, куда шел.
— Люди, посмотрите, я нашел пропавшего человека! — с нахальным вызовом крикнул парень. — Его ищут по объявлению…
Некоторые повернулись к ним, сонно похлопали веками и снова отвернулись, подумав, что не протрезвевшие чуваки прикалываются.
— Бли-ин, опаздываю из-за тебя! — парень даже приплясывал от досады. — Встань!
Он подвинул Димку под объявление, достал мобильник и направил на него.
— Вот так, да… Спасибо, Клуни! Я про тебя в Инете информацию вывешу.
Парень сфотографировал объявление и, сбегая по лестнице, оборачивался и качал головой.
— Вы стоите? — спросила у Димки женщина, показывая на очередь.
Димка помотал головой и отошел. Степенно зашли в вестибюль врачи “скорой помощи” с ящиком, видимо, на станции кому-то плохо стало. Димка, выждав момент, когда зал на минутку опустел, сорвал объявление. Дома он долго стоял посреди комнаты. Развернул объявление и смотрел в зеркало, давил пальцем родинку на щеке, ощупывал голову. Димка чувствовал, что на фото Его лицо, оно было в родственном, интимном облаке. Жалостно сжалась душа.
И словно бы вспорхнуло что-то из темного угла под потолок. Димка принес из чулана лестницу и достал с антресолей синюю сумку USSR, порылся там и нашел членский билет библиотеки МСХА имени К.А.Тимирязева. Тот же человек — Федор Волкомуров, 1992—1993 год, но фотография была вырвана, лишь клочок в самом низу — уголок рубашки и шея. Без сомнения это была его рубашка и его шея, это были родная ткань, родная кожа. Танюха иногда просила освободить антресоли от хлама прежних жильцов, а у Димки руки не доходили выбросить эту сумку с оборванной ручкой, эти слежавшиеся письма, лекции по агрохимии, почвоведению и бахчеводству, разлохмаченные блокнотики, все эти обрывки и осколки чьей-то жизни. У Димки занемела спина, он боялся оглянуться, казалось, кто-то смотрит на него.
Трубку телефона по номеру из объявления сняли сразу, а потом автоответчик попросил четко назвать имя, фамилию, отчество. Это была поисковая служба передачи “Жди меня”.
— Федор… Волкомуров, — осторожно сказал Димка.
В перебивках между соединениями женский голос тревожно спрашивал: “А вы уверены, что вас никто не ищет”? Через несколько минут автоответчик выдал информацию по запрашиваемому субъекту — его искал совершенно неизвестный Димке человек из деревни на Южном Урале, почти на границе с Казахстаном.
В учебном отделе Тимирязевской академии Димке сказали, что Федор Волкомуров, подающий надежды студент факультета почвоведения и агрохимии, пропал осенью 1996 года.
“Знаменательный год — 1993-й. В этом году отец вышел из колхоза. Он и еще несколько мужиков стали фермерами, а начальником над ними — бывший агроном. Когда я был маленьким, отца несколько раз выгоняли из колхоза, в основном за пьянку, за одинокую, злую правду, за неуважение к руководству. Он пил после этого, радуясь свободе и безделью. А когда трезвел, шел каяться и проситься обратно. И вот он ушел сам. Ему вырезали землю. Со свинарника дали двух свиней, с МТФ — двадцать баранов и три коровы. Оказывается! — колхоз — это было общее хозяйство, в котором всегда жила и наша Волкомуровская часть. На виду у всей деревни мы вели своих животных обратно. А в мире ничего не случилось: светит солнце, шумят листья и следы остаются на земле. Коров мы привязали к тарантасу. Отец погонял лошадь и со смехом кричал встречным людям: “Все! Кончилась советская власть!” А потом закуривал, и руки его тряслись. “Да здравствует свобода! Ура, товарищи!” — куражился отец, он не мог проехать молча, это было бы страшное зрелище и невыносимая тишина.
Нескольких баранов отец свез самогонщикам, а других, вместе со свиньями продал и в складчину с коллегами фермерами купили “Беларусь”. Остались только коровы. Мне они казались праправнучками тех коров, которых наш прадед когда-то свел на колхозный двор, но они не похожи на домашних своих родственниц — они другие, и клеймо выжжено на рогах”.
— Алле, чувак, расслабься, что с тобой?! — Танюха пощелкала пальцами.
— Со мною что-то не то, — признался Димка. — Я всегда чувствовал, что я — это не я.
— Не ты? — усмехнулась Танюха, но, увидев, что Дима серьезен, постучала пальцем по виску и добавила: — Ты не выспался, что ли?
— Да, точно, как будто спал и вдруг проснулся. Я чувствовал себя не на своем месте, я недоумевал от работы, которой занимаюсь, не делал ничего из того…
— Да делай что хочешь — увольняйся, уезжай, бросай меня здесь, — ее бескостный, упруго-резиновый подбородок задрожал, на нем покраснели ямочки. — А я, дурында, учиться собралась, в кои-то веки.
— Я не виноват, что ты всю юность тусила и колбасилась, как ты сама говоришь.
— Ну, спасибо, вот я уже и старухой стала.
— Извини, Таня, начнем с того, что ты — точно не психолог.
— Не психолог, да! И даже еще не мать!
— Таня!
— Что, Дима?!
— Какая же ты тварь! — в бессильной ярости заорал Димка, последним уголком сознания понимая, что надо срочно уводить себя, иначе он ее ударит, измочалит всю.
— Давай, ударь, если трахнуть не можешь! — у нее заплясал подбородок, она зарыдала и упала на постель.
Димке чего-то страшно хотелось, он словно бы по привычке сунул руку в карман и нащупал мобильник, ключи, но еще чего-то недоставало. “Я же хочу курить!” — с наслаждением понял он. Этого с ним никогда раньше не случалось.
“На остановке стояли женщины. Я рассеянно кивнул всем и быстро пошел от автобуса. О приезде не предупредил, но сердце так стучит, что моего приближения не могли не заметить. Прошел второй переулок, а из калитки осторожно вышли мама и Барсик. Мама наклонилась, всматриваясь. Я не выдержал, помахал рукой и тихо засмеялся. Она всплеснула руками, лицо ее искривилось и пошла навстречу, коротко и быстро перебирая полными ногами. Барсик неуверенно вильнул хвостом, припал к земле.
