— Ну, вот так, — он поправил ей кружевной воротник и сел. — Вот, отлично. А то развели сырость.
— Вы должны гордиться собой, — сказал Дюк. — Ведь вы все же раскрыли преступление. Мисс Дэрроу высморкалась в платок.
— Какое?
— Одно из тех преступлений, что совершались и совершаются сотнями. Оставаясь при этом, — М.Р. выдержал эффектную паузу, — безнаказанными. Мужья превращают жизнь своих жен в ад и никто никогда не уличит их, а их жертвы не скажут никому ни слова. Но я, мадам, хотел бы сделать одно замечание.
Маллоу помолчал еще немного.
— Помните, на вопрос: “Почему вы сделали это?” миссис Гонзалес все-таки ответила: “О, ничего!” Вы бы тоже так поступили, мадам. Если бы…
— …его любила! — опять зарыдала экономка.
— Именно! — подтвердил Джейк. — И наша миссис Гонзалес наложила на себя руки, как делают все — в отсутствие мужа. Которому коронер посоветовал сказать неправду, чтобы не допустить вскрытия тела. Чтобы муж мог оставить тело в доме.
— Несчастный муж, мадам, добивался не сокрытия преступления, — Дюк опустил ресницы.
— Нет, мадам.
При этом он наступил компаньону на ногу: тот начал пялиться на вазу с конфетами.
— Значит, — медленно проговорила экономка, — и он все-таки ее любил?
— Боюсь, мэм, — Джейк напоминал гранитное изваяние, — это уже не поможет миссис Гонзалес. Но ощутил раскаяние — несомненно.
Мисс Дэрроу вытирала глаза.
— А ведь не будь вы так бдительны, — продолжал сын похоронного церемониймейстера, — еще неизвестно, что могло бы оказаться на самом деле. Вы меня понимаете?
— Я вас понимаю, сэр! — прошептала экономка.
Джейк встал.
— Ну-с, компаньон, нам, похоже, пора. Спасибо, мисс Дэрроу, за ваш дивный завтрак и за то, что приютили нас в ту ночь. Бескорыстие сейчас такая редкость!
— Да, но… — спохватилась мисс Дэрроу, — почему же вам и не снимать у меня комнату? И мне было бы спокойнее.
Двое джентльменов прокашлялись.
— Мэм, — сказал Д.Э., — похоже, произошло недоразумение. Мы не сыщики.
— Хорошо, сэр.
— Мисс Дэрроу, мы действительно не сыщики.
— Да, сэр, я поняла, сэр.
— И в любом случае мы не собираемся заниматься сыском.
— Но, сэр, как же?
— Наши желания, — с горькой усмешкой заметил Д.Э. Саммерс, — не совпадают с нашими возможностями.
— Понимаю, — прошептала экономка. — Понимаю.
М.Р. поправил новый галстук.
— Мы собираемся заняться бизнесом. Volens-nolens придется затянуть пояса.
Он машинально провел рукой по новому жилету. Под жилетом находились манишка, новые подтяжки — и больше ничего. Не будь денег Форда, двое джентльменов так и носили бы летние тряпки “по вакационным ценам”.
Экономка подумала.
— Вы собираетесь жить в гостинице? Но ведь у меня только немного дороже. Я могу сделать для вас скидку.
Двое джентльменов потупили очи.
— Нет, мисс Дэрроу, ничего не получится.
— Да, но… тогда где? У миссис Христодуло?
— Д-да, вероятно, — пробормотали джентльмены, — у нее.
— Или у миссис Грацци? Имейте в виду, ее стряпня прекрасно подойдет для отравлений!
— Тогда к черту миссис Грацци. Мы будем жить у этой миссис, как вы сказали, Христодуло?
— Да, миссис Христодуло.
— А где живет миссис Христодуло?
Мисс Дэрроу оглядела обоих.
— Вот что, джентльмены, — сказала она. — Я вас никуда не отпущу.
Спустя четверть часа Д.Э. Саммерс распахнул дверь комнаты. Той самой, где не так давно был обвинен в покушении.
— Сошлась головоломка? — спросил он под нос самого себя, опускаясь на свежезастланную постель. — Или нет? Ну, почти.
М.Р. Маллоу тоже вошел туда.
— Что значит уметь впаривать гражданам сомнительные штуки, — сказал он. — Великое дело — коммерция!
Коммерция действительно оказалась великим делом: комната на втором этаже прекрасного старого дома, в котором, помимо прочего, имелось еще шесть комнат, считая библиотеку, и не считая комнаты мисс Дэрроу внизу, с роскошной, просторной ванной, которую следовало только привести в порядок, с дивным чердаком, заставленным рухлядью, который только в сильный дождь давал течь, и великолепно заботливой экономкой, которая, к тому же, была отличной кухаркой. Все это — за цену, вдвое меньшую, чем остальным жильцам: пятнадцать баксов ежемесячно.
“Бам-м”, — сказал поднос, который уронила внизу мисс Дэрроу.
Однако, следовало заняться делами. В три дня арендовали сарай на перекрестке, наняли рабочих и принялись приобретать все необходимое.
— Мистер Саммерс! — экономка всплеснула руками и отскочила, чтобы не быть задавленной. — Зачем вы тащите это в мою комнату? Что это за вещь?
— Это, мисс Дэрроу, — Д.Э. вытер лоб рукавом, — очень важная вещь.
Говорят это, он задел “важной вещью” за косяк: это была громоздкая вещь.
— Это бак для горячей воды?
Саммерс осмотрелся, выбирая место, куда поставить предмет.
— Да, мисс Дэрроу, это бак. Это специальный бак для перегонки жидкости, которой обрабатывают невидимые чернила, отпечатки пальцев и тому подобное.
— Надо же, какой большой… Но… но… но я не разрешаю!
Саммерс устроил "эту вещь", упакованную в брезент, за дверью, проверил, можно ли после этого протиснуться в комнату, и выпрямился.
— Мисс Дэрроу, это стоило нам страшных денег. У нас в офисе орудуют рабочие. Маллоу пригласил к ужину барышень — думают танцевать в гостиной матчиш. Тащить наверх по лестнице — одному тяжело. Мэм, ну не ругайтесь, правда, только ненадолго!
— Так уберите это куда-нибудь! Не могу же я спать с этой вещью!
— В гостиной курят жильцы. Кстати, вы, надеюсь, не курите?
— Как вы могли такое… а почему вы спрашиваете?
— Чтобы оно не взорвалось, разумеется. Иначе вы останетесь не только без платы за комнату.
Пока экономка с трудом приходила в себя, ее настигла другая ужасная мысль.
— Но Господи Иисусе! В гостиной — матчиш! В моей гостиной!
— Я говорил ему.
— А он?
— Сказал: “Не могут же они танцевать в нашей комнате!” Мисс Дэрроу! Куда вы?
— К вашему офису. Сказать вашему другу, что не желаю, чтобы в моей гостиной танцевали матчиш!
— Я скажу им, чтобы танцевали вальс! Не сердитесь!
— Но моя гостиная! Что скажут жильцы!
— Кстати: а кто у нас жильцы? Я только видел пожилого джентльмена. Он вскочил в уборную у меня перед носом.
— Это мистер Спарклз, нотариус. Не сердитесь на него, он лечится электричеством.
— А второй? Он, что, невидимка?
— Мистер Мацумага — секретарь страхового общества. Он уже две недели, как уехал по делам ложи.
— Какой ложи?
— Только никому не говорите. Общества “Преданность № 120”.
— Что же он там делает?
— Не имею представления.
— А когда он вернется?
— Этого никто не знает.
— Как? — оторопел Саммерс.
— Что же вы хотите — тайное общество! — мисс Дэрроу с достоинством одернула фартук. — В городе их шесть, и испокон века никто не знает, чем они занимаются!
Той ночью нотариус, человек лет тридцати, с лоснящимся задом синих брюк, с испорченными зубами и заметной плешью, желающий только одного: чтобы его оставили в покое, съехал, не тратя времени на объяснения. Сделал ли он это потому, что ночью к нему в комнату стучались веселые барышни, желающие развлечь его танцами? Или, может быть, потому, что некие двое джентльменов, имея благородное намерение успокоить этих барышень, читали им вслух газету, где размещались “Разговоры о красоте бабушки Эйприл”, изображая один молодую девицу, второй — бабку? Этого не знал никто (тем более, что мистер Саммерс с утра опять пел в ванной). Но только пришлось ехать догонять нотариуса, просить миссис Христодуло, чтобы пустила к нему в комнату, и, наконец, применить кое-какие экстренные меры. По принятии этих экстренных мер нотариус вернулся в “Мигли” почти счастливым и совершенно пьяным. Мазурку он начал еще на крыльце, не обращая внимания на то, что его не держали ноги, а когда мисс Дэрроу распахнула дверь, хлопнул экономку по заду и потащил в гостиную танцевать. Танец закончился стремительным бегством мисс Дэрроу. При этом нотариус назвал свое поведение “эксцессом интеллекта”.
Пришлось срочно загонять нотариуса в его комнату. Спустя час бедняга был выгнан вон. Он топтался во дворе и плакал.
— Мисс Дэрроу! Мисс Дэрроу! — заклинали двое джентльменов из-за запертых дверей.
— Ну, не сердитесь на него! Он же не имел в виду плохого! Он наоборот!
Не помогали даже и объяснения, что подобные “эксцессы интеллекта” как раз и случаются с людьми непьющими — с непривычки. Но Д.Э. Саммерс добился помилования для всех: он, один сохранивший кое-какие силы после экстренных мер, до самого утра пил с экономкой чай и рассказывал, как пинкертоны упустили однажды жулика в дамском платье; о том, что половина дам, ведущих дамские колонки в газетах — переодетые мужчины; о том, как именно изготавливаются некоторые шарлатанские средства, и о том, как он явился однажды утром в кабинет шефа одного сыскного бюро Сан-Франциско, и сам, лично, видел там следы поджога. Поджог сыскного бюро и особенно описание мужественной внешности его шефа, Майлза Дж. Болджера, сотворили чудо: опальный нотариус, которого компаньоны нашли спящим на крыльце, вернулся в свою комнату.