Официантов обрядили в костюмы под Фреда Астера, но те прощеголяли в них первую неделю, потом взбунтовались, не в силах больше терпеть неудобства от цилиндров, крахмальных воротничков и фраков, и вновь стали носить свою обычную одежду.
Грета, весившая шестнадцать стоунов[2] и служившая барменшей в «Черной свинье» с тех пор, как окончила школу, отказалась от должности в первый же вечер после открытия обновленной пивной; Грета едва дождалась конца работы.
— Ну и видок у меня был — ни дать ни взять задница в цилиндре, — сказала она уже на улице.
— Это уж точно, Грета, — подтвердил один из завсегдатаев, истосковавшийся по уютному зрелищу ложбинки между грудями в вырезе Гретиного платья.
Дереку понадобилось целых пять минут на то, чтобы устроить Руфь, Наоми, Иакова и Иова на ночь, и еще несколько минут — чтобы запереть окна и дверь сарая на все засовы и замки. Черепахи теперь животные редкие и ценные, кража черепах стала в Англии явлением вполне заурядным. Поэтому Дерек рисковать не желал. Он не представлял, что будет делать, если у него украдут любимый черепаший квартет. Мало того, что он их обожает, — у него не хватило бы средств восстановить поголовье. Когда он вернулся в дом, то обнаружил, что Ковентри его не послушалась и ушла в пивную.
— Мне необходимо уйти, извините, но сегодня Ежегодное собрание, — объяснял он равнодушно внимающим детям. — Вы без нас тут управитесь?
— Конечно, — отвечали они.
Когда за Дереком захлопнулась дверь георгианской эпохи, дети открыли бутылку отцовского вина, настоянного на цветах бузины, и с бокалами в руках уселись смотреть полупорнографический видик под названием «Грешные тела».
Из-за ссоры с Дереком Ковентри было не по себе. Как назло, в разговоре с подругами возникла какая-то неприятная пауза. Чтобы заполнить ее, она выпалила первое, что пришло в голову:
— Сколько лет было Иисусу, когда он умер?
— Господи помилуй, — проскрежетала Грета голосом на шестьдесят сигарет в день, — я сюда развлечься пришла, а не вести дурацкие дискуссии на религиозные темы!
Ковентри покраснела, затем изо всех сил попыталась перестать краснеть. Она в тот день прочитала, что если думать только о хорошем, то можно заставить тело повиноваться во всем.
— Он не умер, его убили, — заметила худая и любящая точность Морин.
— Ему было тридцать три, — сказала Грета неприязненным, предостерегающим тоном. Она защелкнула сумку, всем своим видом показывая, что вопрос закрыт.
Ковентри поглядела на Грету и подумала, что она хулиганка. Она вообразила Гретино огромное мясистое тело не в обычном ее платье из полиэстра, а в шмотках, которые носят бритоголовые бандюги, и эта картина вызвала у нее ухмылку. Волосатый мужчина с баками, прислонившийся спиной к стойке бара, ухмыльнулся в ответ, и Ковентри быстро отвела глаза и притворилась, что ищет что-то в своей сумочке.
Морин хихикнула и сказала:
— Ага... Ков, кажется, подцепила одного. Тот парень в комбинезоне ей уже улыбался.
Грета зажгла сигарету и, выдохнув темный дым, сказала:
— Это Норман Паркер. Жить без карт не может, а более вонючих ног я ни у одного мужика не встречала. Держись от него подальше, Ков.
Все три женщины посмотрели на ноги Нормана Паркера, упрятанные в рабочие башмаки. Заметив их взгляд, Норман крикнул:
— Вот помоюсь, приоденусь — вы меня не узнаете. Сесил Паркинсон[3] мне в подметки не сгодится.
Хозяин, м-р Пател, поднял голову от микроволновой печи, где таинственные лучи разогревали картофельную запеканку с мясом на ужин Норману Паркеру. Он не любил, когда у него в баре повышали голос. Он по опыту знал, что сначала клиенты повышают голос, а потом приходится вызывать полицию и, прихватив выручку, запираться в кладовой.
Джеральд Фокс шумно ввалился с улицы в бар и встал, важно оглядываясь вокруг, будто собрался сообщить, что началась война.
— Сунь-ка свежую булочку с сосиской в свою печку, Абдул, — заорал он.
Мистер Пател что-то сердито зашептал себе под нос. Он терпеть не мог, когда его называли Абдулом. Почему этот человек не может научиться правильно произносить его имя? Неужели этому косноязычному типу трудно выговорить имя «Парвез»?
— Хотите что-нибудь еще, мистер Фокс? — поинтересовался м-р Пател.
— Что ж, Абдул, я бы не возражал провести ночь с твоей супружницей. Говорят, она у тебя ого, а? — Джеральд долго и усердно хохотал. Норман Паркер тоже стал смеяться, чтобы поддержать компанию.
Но м-р Пател не улыбнулся. Когда смех затих, он сказал:
— Вас неверно информировали, мистер Фокс. Вам, вероятно, сказали, что жена моя родом из Гоа, она действительно оттуда. Гоа — ее родина; это небольшая территория неподалеку от Индийского океана.
Свисток микроволновой печи отвлек его. Ковентри рассмеялась, захлопала в ладоши и обменялась улыбками с м-ром Пателом. Джеральд обернулся и через плечо крикнул:
— Ба, да это же Ковентри-сиси... пардон, я хочу сказать, Ковентри-сити.
И снова Норман Паркер вторил хохоту Джеральда. Его рот то закрывался, то открывался, выставляя на всеобщее обозрение куски непрожеванной запеканки. Джеральд повернулся к женщинам спиной и заказал пинту пива.
Морин сказала:
— Может, пойдем куда-нибудь еще, девочки?
— Нет уж, с чего это? — отозвалась Грета. — Мы сюда первые пришли. — И, обращаясь к Джеральду Фоксу, добавила: — Если бы у меня была пасть вроде твоей, я бы ее пожертвовала строителям туннеля под Проливом[4].
Всегда готовый услужить, Норман Паркер засмеялся. Джеральд повернулся к залу, сделал большой глоток пива и сказал с угрозой в голосе:
— Ну, ты, потише, Грета.
Из-за намека на ее бюст Ковентри все еще сидела красная до корней своих натурально светлых волос. Она скрестила руки на груди, это движение она проделывала миллионы раз с тех пор, как двадцать семь лет назад какой-то мальчишка-школьник впервые крикнул на всю улицу: «Ковентри-сиси!»
Норман и Джеральд болтали у стойки бара, плели друг другу всякую несусветицу и похвалялись заработанными деньгами, своей мужской силой и женщинами, которых они покорили. Джеральд сказал Норману жуткую ложь, будто Ковентри больше года была его любовницей. Вдобавок он заявил:
— Я встречаюсь с ней по понедельникам, средам и субботам, а в остальное время приходится делать вид, что мы не больно ладим.
Норман сказал:
— Ну, тут она меня провела. Честно говоря, я решил, глядя на нее, что она тебя не переваривает.
Джеральд понизил голос:
— Да она по мне с ума сходит, вечно пристает, чтобы я бросил мою-то, но я только в прошлую среду сказал: Ковентри, говорю, и не проси, ребятишек я не брошу; это меня убьет.
Норман Паркер сочувственно кивал. Два года назад он оставил двоих детей и теперь, размякнув от выпитого, вдруг загоревал о них.
— Я ведь живу напротив нее, — продолжал Джеральд, — а это очень удобно... экономит бензин.
Норман оценил это преимущество; его собственные супружеские измены происходили с девушками из других районов города. У заднего стекла его машины вечно лежало множество бесплатных сувениров, полученных на разных заправках.
Грета встала из-за стола и пошла к стойке. Она следила за тем, как м-р Пател вынул из целлофана булку с сосиской и положил это розовато-коричневое изделие на картонную тарелку, чтобы Джеральд его сожрал. Грете явно не терпелось сказануть что-нибудь этакое, впрочем, она пока не решила, что или кому, она явно собиралась по-своему воспользоваться напряжением, возникшим между группками мужчин и женщин, и разыграть небольшой спектакль. Спектакль для Греты был жизненно необходим, как кислород. Без драматических коллизий жизнь теряла всякий смысл, и Грета бледнела и опадала, словно проколотый воздушный шар. Она была женщина крупная, ей нужны были крупные события. Она чувствовала, что рождена исполнять главную партию в «Травиате», а между тем судьба, по-видимому, обрекла ее на роль рядовой хористки в «Гондольерах»[5]. Она остановила свой выбор на Нормане Паркере.
— Как я понимаю, твоя бывшая жена неплохо устроилась, — сказала она. — Заместитель управляющего в супермаркете «Теско», да?
У Нормана напряглось лицо, пальцы ног в рабочих башмаках похолодели.
— Небось, им трудно приходится, раз ее продвигают, — огрызнулся Паркер. Он залпом выпил остаток пива, стараясь спешно что-то придумать, но в голову ничего не лезло. На выручку пришел Джеральд:
— Всем известно, как твоя жена получила повышение.
— А как? — спросил Норман, который и вправду не знал.
— Лежа на спине, ясное дело, — сказал Джеральд ободряюще, стараясь поймать взгляд Нормана, однако Норман смотрел в сторону.
