Ежи Сосновский - Стэн Лаки

И так мы стояли, а вокруг веселилась толпа, сосредоточившаяся на Стэне Лаки, не обращающая на нас внимания. Я не хотел убивать, ее нежная кожа прогибалась под кончиком моего ножа, глубже, я знал, была артерия, глубже была ее смерть, а может, и моя: я нажимал сильнее, и натиск ее ножа усиливался, он, наверное, уже прорвал мою рубашку – я почувствовал на груди поцелуй холодной стали. Не выдержав напряжения, она, как, впрочем, и я, могла нанести удар – мы вошли в клинч, ситуация тупиковая, необходимо было найти какой-то выход. Мы смотрели друг другу в глаза, ее темные зрачки то сужались, то расширялись, она, видимо, оценивала свои шансы. Медленно – только не спровоцировать! – я склонился к ее уху, кокетливые локоны щекотали мой нос, от нее странно пахло, как от ребенка и как от женщины: душистыми травами и молоком. Я хотел дать ей шанс. Шепнул:

– А я уже так кого-то убил.

И отстранился, ожидая результата. Минуту ничего не происходило, а потом я почувствовал, что нажим острия ее ножа на моей груди ослабевает. Это могло мне только показаться, но в ответ и я на долю миллиметра отодвинул свой нож. Опять ничего и вдруг – я уже не чувствую холода на груди. Сдалась. И я убрал руку. В ее глазах что-то изменилось, будто она проснулась, что-то сверкнуло, может, даже нежность: она встала на цыпочки и поцеловала меня в уголок рта, а потом в губы – робко и осторожно. В этом первом поцелуе была сладость проступка, запах трав и молока и тайная мысль, что невинность не в соблюдении запретов, а в том, что запреты нас не касаются. Потому что мы – избранные. Мы целовались все жарче, а люди вокруг тактично отворачивались. Понимали ли они, что мы сейчас, мы оба, за пределами добра и зла? Я оторвался от ее губ, мы по-прежнему смотрели друг другу в глаза. Она потянулась к моему уху.

– А я уже кого-то так целовала, – услышал я и почувствовал, как нож вонзается в мое сердце.