Социальные гарантии в этот период, — конечно, обеспечивают человеку достойное существование. И всё же, — бесплатно ничего не бывает…
В числе прочих соискателей «кращей доли», Ваньку отправили в северную область округа Онтарио. Здесь, в лагере среди двадцати бывших соотечественников, он должен был прожить неопределенно долгое время, работая на лесозаготовках за соразмерную и приличную, даже по канадским меркам, зарплату.
Несколько уютных комфортабельных коттеджей, мастерская, пилорама, баскетбольная площадка, почта и магазин. Условия не тепличные, но достойные и вполне подходящие для временного пребывания…
Был только один несущественный, но унизительный, на первый взгляд, «пункт», — новоявленным канадцам нельзя было отлучаться от посёлка более чем на тридцать километров.
Последующие «комиссии–суды», — снимали одно за другим временные ограничения. Но пока, — до первого «суда», — нарушать данный запрет было категорически запрещено.
Никто и не собирался ничего нарушать. Всех устраивало то, что с ними происходит. Великая, но несчастная Славянская Родина, которую корёжило и разрывало на части «не по швам», была теперь на почтительном расстоянии. Проблемы и заботы, долетавшие сюда обрывками новостных репортажей, — мало беспокоили Её бывших сыновей.
Пройдя первое, самое сильное потрясение от «ухода», тайно переживаемое многими как предательство, они были готовы теперь добросовестно работать, учиться, и ждать свой «звёздный час» на пути к полной личной Свободе в одной из самых свободных стран мира…
* * *
… Мать не дожила до сорока пяти всего четыре дня. Было видно, что сестра несколько раз начинала и прерывала письмо. Менялся почерк, толщина, высота и наклон букв. А последняя страница была написана другим, — зелёным цветом…
«… Ванечка, братик мой родной, ты не волнуйся за меня. А в школу теперь не пойду. И хотела забрать документы, а не отдали. Закончу курсы, и буду надомно шить. Но только заплатить нужно наперёд. И машинку швейную. Ну я найду денег, а потом верну как заработаю. А так всё хорошо у меня. Первое время было страшно одной. А теперь ничего. Уже привыкла. А на сороковины тётя Таня соседка обещала помочь и продуктами, и по дому тоже. И котика мне дала своего, чтобы не скучно. Но он всё время убегает. И она снова его приносит опять. Чтобы привык. Но наверно не привыкнет…
… Ванечка, а помнишь, как мама пела «Нiч яка мiсячна, зоряна, ясная, вiдно хочь голки збирай. Виiди коханая, працею зморена хочь на хвилиночку в гаi…» А что вспомнила я про то? Сегодня кино было. Она так любила это кино. Ты помнишь? «В бой идут одни старики». И там лётчик один пел её. Мама плакала всегда под эту песню. И я расплакалась…
…Она каждый раз вспоминала про тебя Ванечка. Но сказала что если ты так решил, то значит так будет лучше, и тебе и нам тогда. И сказала ещё, что в Канаде и украинцев много живут, и западенцев, и с казачества тоже. Ванечка целую тебя и обнимаю. Ты отпиши ответ мне как сможешь скоро. Сильно скучаю за тобой, Ваня.
Твоя сестрёнка Галка…»
…Он снова налил и выпил…
Синий шведский «Абсолют», тройной очистки и экологически безвредный, совсем не брал. Ванька сел напротив окна, и положил голову на кулаки. Огромные, красные кленовые листья, как пальцы, налитые кровью, светились розовыми прожилками на июньском солнце. Совсем не такие клёны, совсем не такие листья… Совсем другая жизнь. Уже не чужая, и не чуждая. Но, за это короткое время, так и не ставшая близкой и понятной. Думать не хотелось… Совсем… И смысл происходящего, казалось, притупился… потерялся…
…«О–о–о! Да мы гуля–я–я-м !», — сосед по комнате, — толстяк и коротышка Абульфас вошёл, и шумно хлопнул дверью…
— Что за праздник у нас? — Спросил он оживлённо.
— Поминки… — Не поднимая головы, ответил Иван.
— А кого хороним? — Прозвучало так же весело.
— Мать…
«Вай — вах… Так ты теперь сиротка ?» — продолжал Абу фальцетом.
— Сестра… Сестра осталась… В Горловке… Одна…
— Скока годиков?
— Семнадцать… Осенью будет семнадцать…
Абулик, не спрашивая, по–хозяйски налил себе из бутылки, —
«Какие бедные поминки… Совсем–совсем плохой стол у тебя! Где закуска? Где сервелат и паштет? Скупердяй ты, Ваня!.. Ой, и жадный… Твоя мама рассердилась бы на тебя…! И я сержусь… Плохо гуляешь! И меня обижаешь…!»
— А как отсюда выслать деньги? — Спросил он, не слыша издевательских упрёков…
— Зачем? Зачем ей деньги ? — Сморщился от выпитой водки толстяк, и раскисшей тушей, с блаженством рухнул на диван.
— Сестра …
— Глу–упый ты Ваня. У неё своя жизнь, а у тебя — своя.
И потом, — взрослая девочка… С длинными ножками…
С беленькой попкой… Не пропадёт…
— Что? — Очнулся Иван.
— Ничего… А что такое?
— Закрой рот…
— Ой — ой !! Только не надо, Ваня, ладно ?… Знаю я хохлушек!
Слабы на передок… Пробовал в «Красных» в Германии, и Голландии…
А сколько их в Польше? Забыл? Вспомни! И твоя тоже…
Захочет, — заработает … Я зна–а–аю!
Смысл услышанного дошёл, достал, и обжёг захмелевший мозг как электрошоком. Он отпрянул от окна, медленно повернулся, и с ненавистью посмотрел в расплывшееся на подушке лицо …
«Что ты сказал? Что ты сказал, сука…» — Прохрипел Ванька, взявшись за горлышко пустой бутылки, и шагнул вперёд…
* * *
…Грузовик остановился всего в нескольких метрах от внезапно появившегося в свете фар человека. Пожилой, опытный водитель среагировал мгновенно, но из кабины вышел не сразу, мысленно заново переживая происшедшее, и приходя в себя несколько минут. Затем открыл дверь, и спрыгнул с высокой подножки…
— Bullshit !!! Are you crazy?
— Торонто… Торонто… — Повторял пьяный незнакомец, держась за
хромированный бампер.
— Do you proceed to Toronto? — Переспросил шофер, заметив кровь на руках и куртке странного путешественника.
— Торонто… Батя… Торонто… — Кивнул тот в ответ.
Канадец безошибочно понял кто перед ним, и торопливо пригласил жестом, — «Okay! Okay! Come! Come here !»
Машина легко тронулась с места, и быстро набрала скорость…
— Long way… You can sleep…
— Да–да, отец… Слип… Я только немножко… Мамка…
Понимаешь… Мазе… Май мазе… Нету больше…
— Don´t mention… Understood! Toronto! — Кивал водитель, подозрительно рассматривая незнакомца.
— Да–да… Торонто… Отец… Мани… Деньги… Сестре… На учёбу…
Стадинг… И швейную машинку… Ей надо… Ниид… Понимаешь…?
Ни хрена ты не понимаешь…
Парень достал упругую пачку стодолларовых банкнот, и показал её окровавленной рукой, —
— Вот… Я заработал… Мани… Отец… Сестре…
— Oh! Chizzes… Chizzes Christ! — Приходя в тихий ужас, пробормотал тот.
«Всё, Галка… Всё нормально… Ты только не плачь…», — прошептал Иван, и безвольно уронил голову, теряя силы и последние проблески сознания.
Убедившись, что случайный пассажир уснул, законопослушный гражданин своей страны переключил радиостанцию на нужную частоту вызова, затем ещё раз с опаской посмотрел на спящего, и произнёс в эфир:
— Police… Police Ontario! Police Ontario…!
… This is Josh Hancock driver calling…
* * *
— Вообще то , — это лазарет… — Распахнул я дверь его нового временного жилища.
Он переступил комингс, и остановился…
«Проходи, проходи… Здесь всё есть, — и гальюн, и ванная, и шикарная кровать на кронштейнах, — две степени свободы !» — Я качнул высокое громоздкое сооружение, и оно жалобно заскрипело откуда то снизу.
Иван подошёл к иллюминатору, и посмотрел на проплывающий мимо берег… Совсем близко…
— Малгрейв… Что такое Малгрейв? — Спросил он.
— Не знаю, — Пожал я плечами.
— Могила Мула…
Повернулся, и заметно нервничая, повторил, —
— Могила Мула… Дословный перевод…
— Странное название для города… Больше подходит для кладбища…
Он промолчал, показывая, что разговор закончен…
— Ну ладно… Располагайся… Если что нужно, — говори мне. Моя каюта, — палубой ниже. Меня зовут Олег. Я второй помощник. Приходи в гости. Две недели до Бремерхаффена. А потом, — неделя до Мурманска… Привыкай. Осваивайся. И не вешай нос, — всякое бывает… Хотя, конечно, если честно, — тебе не позавидуешь…
Парень снова посмотрел в иллюминатор, прислонился лбом к стеклу, и закрыл глаза, дав понять, что хочет остаться один…
…Пять шагов по коридору…
Прямо, и сразу налево, — дверь….
…Удар ладони, — и штормовые задрайки разведены. Ему понадобилось меньше минуты, чтобы выбежать на шлюпочную палубу…
Он подскочил к краю борта, ловко перемахнул через релинги, и лихорадочно обернулся… Убедившись, что за спиной никого нет, глубоко вдохнул, и шагнул в чёрную бездну…
