Иногда он проводил утром планерку в тресте и вылетал в Нукус, оттуда, прихватив любую машину из управления, заезжал в Ургенч, Бухару, Коканд. Этот маршрут занимал у него два дня. Всего таких маршрутов, выверенных по часам, привязанных по расписанию к самолетам, поездам, у него было четыре. Он любил дорогу, быструю езду, стремительная скорость словно придавала ускорение мыслям. В машине он зачастую принимал наиболее важные решения. Вот и сейчас, надумав объехать три управления, где накопились дела, требовавшие его вмешательства, он прежде всего рассчитывал, что дорога, возможно, подскажет какое-то решение о дамбе. К тому же он хотел таким образом избавиться от неприятного осадка после вчерашнего разговора в горкоме партии. После горкома в трест возвращаться было поздно, и он пошел пешком, через центр. Пять лет он жил в Ташкенте, но знал его плохо, из окна машины, а память его о давнем Ташкенте, городе его студенческих времен, теперь годилась мало. Это был совершенно иной город. И, как сказал однажды союзный министр,― роскошный. Да, здания впечатляли не только архитектурой, они поражали отделкой. Все построено с размахом, со вкусом, щедро, обилие зелени, парков, скверов и воды. Возле двадцатиэтажной розового мрамора гостиницы «Узбекистан», у фонтана, в хаузе еще купались дети, во внутреннем дворе гостиницы, похожем на патио, было людно, там работали на воздухе чайханы и шашлычные, а у внутреннего фонтана (о, восточная страсть к фонтанам!) стояли разноцветные столики. Издали мерцали огни многочисленных жаровен, и вокруг стлался запах жареного мяса, специй. Запах раскаленного угля на миг напомнил Кабулову запах паровозов его детства, и он свернул к разноцветным столикам. У бара никого не было. Наблюдая, как ловко бармен сбивает ему коктейль, Кабулов отметил, что никогда бы не подумал, что в Ташкенте есть бары, ничуть не уступающие тем, что он видел в Италии или Швейцарии. Тот же стереомагнитофон, красное дерево стойки, сияющая хромом и никелем кофеварка «Эспрессо», искрящийся парад разнокалиберных хрустальных бокалов, рюмок, креманок и ряды, ряды напитков в ярких и красочных бутылках. И Кабулов, к которому вдруг начало возвращаться хорошее настроение, с улыбкой подумал: каждому свое ― кто-то знает о каждом новом баре в Ташкенте, а кто-то ― о каждом заводе, каждом жилом массиве в Узбекистане. Заняв ярко-красный пластиковый столик, до которого долетала мелкая водяная пыль фонтана, он огляделся. В баре народу пока было маловато, зато у шашлычных мангалов стояла очередь. Люди, постепенно занимавшие столики вокруг фонтана, были нарядно одеты, не суетились, возможно, это было их любимым местом времяпрепровождения, а может, они были отпускники и жили в этой уходящей в вечернее небо гостинице?
«Может быть, взять отпуск в августе?» ― подумал вдруг Кабулов. Институтские заботы после разговора в горкоме с него снимались. Можно было завтра же переговорить с министром и «дикарем» укатить на море, грузинские коллеги как-нибудь организовали бы гостиницу в Гаграх или Пицунде. Наверное, не отказал бы министр Кабулову, тем более что в конце года предстояло сдать немало пусковых объектов. Но держала дамба. Дела по ней он не мог, да и не хотел перепоручать никому другому.
Сразу же, как только он стал управляющим, его родной институт обратился в трест за помощью. Кабулов, конечно, помог.
Оснащением кабинетов контакты с институтом не ограничились: зная, что трест располагает мощной технической базой и огромными материальными возможностями, а, главное, интересными кадрами, институт часто обращался к Кабулову.
Со временем студенты получили доступ на полигоны треста, а специалисты треста стали консультантами многих дипломных работ. Главный механик по гидравлике даже был приглашен читать курс на вечернем отделении. Да и сам Кабулов два-три раза в год по просьбе студентов читал лекции по земляным работам. Выгода здесь была обоюдной: группа АСУ треста пользовалась вычислительной техникой института, куда более мощной, чем трестовская, или даже могла попросить кафедру обсчитать какие-то экстренные материалы. Можно было, сберегая время, отдать на сравнительный анализ несколько вариантов одного проекта. А главное, сам Кабулов и специалисты, соприкасавшиеся с институтом, примечали толковых студентов, особенно приехавших из областей, чтобы заполучить их в свои управления. Охотно брали способных ребят на летнюю и преддипломную практику. Это был инженерный резерв треста, выручавший в напряженные летние месяцы, и к практикантам относились серьезно. Поэтому ни для кого не оказалось неожиданным, что Даврон Кабулов стал председателем мандатной комиссии на приемных экзаменах.
Нынешний год, уже в третий раз, Кабулов готовился к приемным экзаменам, столь важным не только в жизни абитуриентов, но важным и для него самого, ведь он отбирал тех, с кем ему еще работать и работать.
На коллегии Минстроя, приветствуя его назначение председателем мандатной комиссии института, министр выразил надежду, что Кабулов будет достойно представлять интересы всех присутствующих на коллегии, а интерес у управляющих один: получить знающего, толкового инженера, готового работать и в Каршинской, и в Джизакской степи, инженера, на которого можно положиться, который не сбежит, не подведет, сплотит вокруг себя людей.
Даврон Кабулович видел, насколько всерьез, заинтересованно относятся коллеги к его общественной работе. Кабулов уже привык, что стоило ему появиться в компании, и даже самый интересный разговор о футбольных проблемах «Пахтакора» уступал место проблемам высшей школы. А в областях иной управляющий говорил Кабулову укоризненно: «Кого вы готовите!» ― словно Даврон Кабулович был ректором политехнического. И тут же перечислялось, сколько выпускников, не отработав и года, попросту сбежали, оставив трудовые книжки, бросив на произвол судьбы объект, материальные ценности. Да и многие выпускники, прибывающие по направлению, начинают с первого дня требовать: дай ему квартиру, дай ему ясли, одно только дай, дай… А сам в командировку не может, во вторую смену не хочет, на планерке после шести глаз от двери не оторвет, на общественные дела времени, разумеется, у него нет, в воскресенье поработать жена не пускает. Одна морока. Еще большая проблема с девушками. Когда-то Даврон Кабулович читал в газете про социологический расчет, проведенный в Ленинграде. Оказалось, что Ленинград обеспечен кадрами журналистов до 2015 года, а искусствоведов ― до 2035 года. В газете приводился перечень профессий, которыми Ленинград обеспечен надолго, но Кабулов запомнил только эти две. Если можно было бы провести такое исследование в строительстве, то наверняка бы выяснилось, что в министерства, ведомства, тресты, управления, лаборатории, конструкторские бюро и на все прочие непыльные места женщины-инженеры не нужны по всей стране вплоть до 2005 года, потому что средний возраст их в строительстве едва за тридцать. А на сегодняшний день инженерные службы в строительстве укомплектованы женщинами на девяносто процентов, и в каждом новом выпуске ежегодно половина девушек, а куда их девать? Все занято на два десятка лет вперед. Ни для кого не секрет ― не задерживаются женщины на стройке, как ни крути, прораб ― мужская, тяжелая работа, в пятьдесят пять на пенсию уходят. Казалось бы, институты выпускают инженеров больше, чем надо, а как не хватало прорабов, мастеров, механиков, энергетиков, так и не хватает при нынешних условиях приема в технические вузы. И просили коллеги Кабулова давать все-таки в политехническом больше ходу парням, хоть они, может, и уступают девушкам в трактовке образа Анны Карениной. При этом ссылались часто на то, что в стране не хватает рук и в чисто женских профессиях: медсестер, ткачих, машинисток, секретарш, продавщиц, не хватает их в легкой промышленности, газовой, электронной, пищевой. А уж о том, что при равной затрате на обучение женщина не дорабатывает целых пять лет в сравнении с мужчиной, говорил ему каждый. А при современной нехватке трудовых ресурсов пять лет ― это ох как много!
Да и сам Кабулов понимал, что стройка нуждается в притоке энергичных молодых парней. К тому же, видел и на трестовском полигоне, и на дамбе, во время отсыпки которой трижды организовывал в Заркент экскурсии студентов, считая, что лучше раз увидеть, чем трижды услышать, как безразличны девушки к тому, что происходило вокруг. Они торопливо искали тень, пытаясь спрятаться от заркентского ветра и вечной пыли, сопровождающей земляные работы. А ведь это была истинная рабочая обстановка профессии, к которой их готовили. Любому неравнодушному человеку было ясно, что незачем их учить тому, что чуждо их природе.
В этом году задолго до экзаменационной сессии Кабулов попросил собраться членов мандатной комиссии и высказал свое мнение о приеме абитуриентов на некоторые, сугубо мужские, на его взгляд, отделения института. Нашлись, конечно, у него сторонники, но и противников хватало, особенно ополчились женщины. Последствием этого кабуловского предложения явилась анонимка в горком партии, где его обвинили в феодально-байском отношении к женщине. Там же говорилось, что люди, подобные Кабулову, закрывают дорогу к знаниям и свету прекрасным женщинам Востока. Намекалось, что наверняка по той же причине его оставила жена, известная всем танцовщица Муновар Мавлянова… Заканчивалась анонимка страстной просьбой во имя прогресса и процветания немедленно избавить приемную комиссию от Кабулова.
