Блажит инженер-программист, прокладывая путь в сугробах. Он в кримпленовых штанах (удобная вещь — купил и носи, а гладить не надо! И в зимних ботинках, в которые тут же набивается снег. Это придаёт особую прелесть. Вот, кстати, почему и эсквайр — сельский человек. Без этого ежедневного глотка природы Абросимов уже бы повесился давно. Не обвыкся с городом.
А кличка — как пристала на втором курсе, так и держится.
От автора. Ода программированию вообще и системному в особенности.
О, программирование!
О, наука, по эмоциональному заряду сравнимая с искусством!
О, искусство, в логической завершённости равное науке!
О, наука и искусство, заключённые в формы производства!
О, люди-полубоги, программисты, витающие в небесах логики, вдохновенно обучающие компьютеры играть в шахматы, летать в космос, управлять ядерными реакторами и ходить ногами! Их чела высоки, их черты одухотворены. Они идут вслед за телекамерой меж рядами накопителей на магнитной ленте и взволнованно рассуждают о проблемах искусственного интеллекта…
О, люди-боги, системные программисты! Программисты в квадрате!
Их чела ещё выше, их глаза ещё вдохновеннее, они знают всё, они создают и/или обслуживают программные системы, сложнее которых программных систем не бывает.
И, если электронщики врачуют тело компьютера — проводники и схемы, то системщики врачуют душу машины — программное обеспечение. Если электронщики — хирурги, — то системщики — психиатры.
Виктор П. Абросимов, эсквайр и психиатр, открыл дверь с табличкой «Программное обеспечение».
От автора. ПОЧЕМУ Я НЕ НАПИСАЛ ЭТУ ЧАСТЬ. (день)
В этой части я хотел живописать печальную и полную всяческих превратностей жизнь системного программиста. И уже написал было многое, да появилась статья Лишака в журнале «Знание-сила» (1984, № 8), в которой он описал всё это куда лучше и, главное, в той же форме, по минутам. Мне осталось лишь мысленно пожать ему руку да вот ещё припечатаю тут наброски: не выбрасывать же их, в самом деле!
Никого. Полчаса можно почитать спокойно. Если Художественную литературу можно читать по три раза в день, то для специальной — только вот эти полчаса, пока недисциплинированные пользователи притащатся на работу, получат результаты ночных прогонов да поковыряются в них минут двадцать — а потом пиши пропало! На части разорвут. Бывает, правда, машина (т. е. компьютер третьего поколения ЕС-1022) отдаст концы на день-другой и тогда становится тихо и хорошо.
Ладно. Погрузимся пока…
— Виктор Палыч! Гляньте, что с ней! Задачи стоят с трёх ночи!
О, чёрт!
От автора (12.00). Казалось бы — ну и что? Если этот рассказ на производственную тему, то сейчас должен быть показан конфликт. Ну, там — по старинке: молодой новатор или посвежее — с этакими стремительными совещаниями, деловыми хитростями и те де. Но увы, нету конфликта! Нет новаторов, нет консерваторов. Люди всё больше хорошие, делают своё дело, как могут — одни паяют, другие графики составляют, а какие — даже и программируют. И все при деле, и Виктор П. Абросимов. Работает больше многих, но и не больше всех. Ну, попробуй, напиши про него! Ни высоких свершений, ни ни грандиозных замыслов, и писать-то скучно. Нет бы герою выкинуть что-нибудь экстравагантное, как по телику — серий на цать! А он, герой, вместо того, чтобы идти на вы, идёт — в столовую!
Так. Теперь есть поводи на машину сходить. Укрыться там. Там табличка «Посторонним вход воспрещён», глядишь, кто и послушается.
А на лестнице, как всегда, дым столбом.
— Здорово, ребяты! — бодро говорит Абросимов, пожимая руки: — рад видеть вас на прежнем месте!
Если и есть на свете счастливые люди — так вот они. Абросимов диву даётся, откуда у них столько времени и тем для разговоров. Трепаться ежедневно по четыря-пять часов с перерывами на работу и обед — для этого нужна эрудиция и богатый жизненный опыт. На курсах Абросимов пробовал жить такой жизнью — его хватило на неделю, и то с пивом. А потом и рассказать было нечего.
А тут — насухо, не день, не два — годами! И не про Бермуды какие-нибудь на «за жизнь». Просто ни о чём, или обо всём помаленьку. Абросимов вообще им завидовал. Жизнь — под девизом «ноу проблем!». На работе — приятный разговор, для разнообразия можно немного поработать (а если программированием заниматься понемножку, нет работы приятнее этой). По выходным — рыбалка, или там охота, а на худой конец — пульку расписать, это уж как минимум. Вечером посмотреть футбол или атлетику, или там сухонького, или уж пивка; на сон грядущий побаловаться с женой или ещё с кем, а там на боковую. Ну, чем не жизнь? И книжные новинки — знают, и в театры ходят, и проживут жизнь бесмятежно, познав множество малых приятностей, безмятежно же помрут.
Мечта, да и только!
— Витя, а ты не помнишь, какие параметры у пиэлевской процедуры? Ну, меня интересует уровень оптимизации.
— Единица — мгновенно отвечает Абросимов. — Или ноль. Нет. Единица.
И пошло, поехало. Прорываться нужно было с ходу!
Любовь к машине — понятие не абстрактное. В студенческие годы Абросимов робко посылал ей (ЭВМ) пламенные взгляды издалека и передавал корявые программки, получая уничижительные ответы. Мечта была — её коснуться… Потом — несколько пламенных ночей, проведённых в машзале, когда он неумело, но неутомимо налаживал с нею отношения; волнуясь и путаясь, вводил задание, ждал ответа, дрожа от нетерпения…
Потом — ещё несколько машин, уже чужих и холодных — и вот законный брак. Отношения у Абросимова с его ЕС-кой вполне супружеские — обычно они друг друга не замечают, делают своё общее дело, друг друга понимают, а иногда и ссорятся: ЕС-ка, как женщине и полагается, может психануть ни с того ни с сего и замолчать надолго, а потом такого наговорит…
Ночью Абросимов обычно спит, но иногда вдруг нападёт на него — на пять-десять часов выбирается к машине и исступлённо что-нибудь отлаживает, а то нападёт на него охота распечатать все свои программы на белой бумаге. Словом, у самых надоевших друг другу супругов бывают вот такие вот медовые времена.
Нынче Абросимов только слегка похлопал её по крупу: «Пашем, старушка?». А вот это что такое — операторов нет, а на машине — Тоня.
— Неистребимая ты наша! — ласково, но грозно говорит ей Абросимов, — А ведь посторонним вход воспрещён!
— Да мне только тест пропустить!
Если присвоить машине пол мужской — то отношение Антонины к ней (и к нему) — это страстная любовь к чужому мужу. Тоня рвётся в машзал со всеми фибрами своей души. Если даже она не отлаживается, то просто сидит у пульта, или работает вместо оператора — жизнь без машины для неё лишена смысла. Операторам только того и надо — они тут же смываются в комнату отдыха. Выгнать Тоню из машзала невозможно. Однажды Абросимов рассвирепел и вынес её, взяв под мышку. Был скандал и слёзы, а через полчаса она опять вводила колоды, и столько в ней было дикой энергии, что Абросиов подумал: а что будет, когда она выйдет замуж? Где тот бедолага, который ходит и не знает, что его ждёт?
Прибыл паренёк из соседнего ВЦ и шеф велел Абросимову его обслужить. Соседи приобрели ленту с пакетом программ, а прочитать не могут. Нужно её переписать и перекомпоновать. Что и требуется от Абросимова.
Системщики образуют некую масонскую ложу — приди на любой ВЦ, представься системщиком, и твоя просьба — скопировать ленту или там прогнать тест какой-нибудь — будет выполнена незамедлительно. При этом тебя, правда, слегка потрясут и вытряхнут или программку какую-нибудь расхорошую, или процедуру, но ведь ты и сам такой же!
Как замечательно всё продумано у тех, кто делал эту ленту: есть инструкция, подробная и понятная, есть контрольный пример и т. д.
Осталось набить колоду перфокарт — и вперёд.
Однако не так просто всё оказалось. Инструкция, напечатанная на прекрасной белой бумаге, содержала три ошибки, и каждая ошибка стоила Абросимову сорока минут; когда программа, наконец, пошла, не стало хватать памяти, консоль сбоит, апостроф поставили не там… Уф!
О господи! Да когда же это кончится! Хоть бы домой скорей, что ли! Один за другим!
Счастливый человек Виктор П. Абросимов! Счастливый по определению: ведь дома ему хочется на работу, а на работе — домой!
А теперь — сдуло! Окончен день трудовой.
Абросимов топает в магазин. Сегодня на его улице праздник — нужно купить молока. А значит — есть шанс узнать, что всё-таки делал Чинков в Москве.