Да, оглядываясь назад, на свою долгую карьеру, сэр Богдер понимал, что, не будь в его жизни Покерхауса, не было бы и самой карьеры, тем более не было бы твердой решимости раз и навсегда изменить порядки колледжа. Колледжа, который сделал его таким, какой он есть. Сэр Богдер с презрением наблюдал за присутствующими. Он видел багровые в свете свечей лица, слышал громкие заявления, лишь отдаленно напоминавшие беседу, и решимость все изменить продолжала в нем крепнуть.
А банкет тем временем шел своим чередом. Сначала подали бифштекс с бургундским, затем стильтон <Сорт сыра> с бисквитами, политыми бренди и сливками, и, наконец, по кругу пошел графин с портвейном: Сэр Богдер следил за церемонией, но от пития воздерживался. Принесли серебряные чаши с водой, и каждый исполнил старинный ритуал: обмакнул салфетку и вытер лоб. Пришло время действовать. Новый Ректор Покерхауса постучал ножом о стол, требуя тишины, и встал.
С хоров над залом за банкетом следил Кухмистер. За ним, в полумраке, робко теснилась прислуга помладше, у которой просто дух захватывало, при виде пышного зрелища, что разыгрывалось внизу. На их бледных лицах словно лежал отблеск великолепия. С появлением каждого нового блюда из уст вырывался приглушенный вздох, глаза то и дело зажигались. Только Кухмистер, главный привратник, наблюдал за происходящим с достоинством знатока. В глазах его не было зависти, в душе он лишь радовался, что все идет как по маслу. Стоило какому-нибудь официанту пролить соус с тарелки или не заметить, что у кого-то уже опустел бокал, как во взгляде Кухмистера появлялся немой упрек. Все шло как положено, так было и в те далекие годы, когда Кухмистер впервые появился в колледже в качестве младшего привратника. Сорок пять банкетов прошли на его глазах, и за каждым он наблюдал с хоров, как наблюдали его предшественники с самого дня основания колледжа. «Кухмистер? Вот это фамилия. Вот это я понимаю...» – сказал старый лорд Вурфорд, когда впервые увидел в сторожке нового привратника. А было это в 1928-м. «Очень интересная фамилия. Всем фамилиям фамилия. В Покерхаусе Кухмистеры всегда были, еще со времен основателя колледжа. Поверь мне на слово. Кухмистер – это будьте любезны какая фамилия, можешь гордиться ею». И Кухмистер гордился, как будто старый Ректор дал ему новое имя.
Ах, какое было время, какие люди! Старый лорд Вурфорд – вот это был Ректор. Всем ректорам ректор. Ему бы банкет понравился. Он бы не стал рассусоливать: вилку в руках вертеть, вино вяло потягивать. Опрокинул бы, как всегда, бокал прямо на манишку и лебедя проглотил бы, точно цыпленка. А через плечо полетели бы кости. Да, это был настоящий джентльмен и гребец. Он твердо держался традиций гребного клуба.
– Кость лодке, что впереди нас! – кричали они, бывало.
– Какой еще лодке? Впереди нет никакой лодки.
– Кость рыбе, что впереди.
И кости летели через плечо, а в хорошие дни их и не обгладывали как следует. То-то они радовались. В те времена их лодки никто не мог обогнать. Кухмистер все сидел в полумраке хоров, охваченный воспоминаниями юности. По лицу его скользнула улыбка. Сейчас уже все не то. И молодые джентльмены стали совершенно другими. Нет в них того шика. Не то что до войны. Теперь они, видишь ли, стипендии получают. Работают. Да разве в старые времена в Покерхаусе хоть один студент работал? Не до того было. И так забот хватало: выпивка, скачки... Ну кто сейчас может взять такси, поехать в Ньюмаркет, просадить там 500 фунтов и глазом не моргнуть? А достопочтенный мистер Ньюленд так и сделал в 33-м году. Он в семнадцатом подъезде жил. Убит немцами в Булони. Таких людей Кухмистер мог припомнить не один десяток. Одно слово – джентльмены. Всем джентльменам джентльмены.
Вскоре ученые мужи разделались с первым и вторым; подали сыр. Шеф-повар мог вздохнуть с облегчением. Он поднялся на хоры и сел рядом с Кухмистером.
– Да, Шеф, прекрасный банкет. Лучше и не припомнишь, – похвалил его Кухмистер.
– Спасибо за комплимент, мистер Кухмистер, – ответил тот.
– Жаль, не в коня корм.
– Но кто-то должен хранить древние традиции, мистер Кухмистер.
– Золотые слова, – кивнул Кухмистер.
Оба они замолчали. Со стола уже убирали тарелки. Бутылка с портвейном медленно, как и полагалось согласно ритуалу, поплыла из рук в руки.
– Что скажете о новом Ректоре, мистер Кухмистер? – нарушил молчание Шеф.
– Черный день для колледжа, очень черный, – вздохнул тот.
– Не самый достойный джентльмен? – осмелился спросить Шеф.
– Вовсе не джентльмен, – изрек Кухмистер.
– Понятно, – сказал Шеф. Новый Ректор приговорен. Где-где, а на кухне его репутация теперь безвозвратно загублена. – Как не джентльмен? А рыцарское звание?
Кухмистер строго посмотрел, на него.
– Настоящий джентльмен и без звания джентльмен, дорогой Шеф.
Шеф понял упрек и кивнул. С Кухмистером не поспоришь, тем более по вопросам этикета, тем более в колледже. Можно, конечно, поспорить, но потом сам пожалеешь. Мистер Кухмистер был в Покерхаусе большим авторитетом.
Говорить не хотелось. Они молча почтили память старого Ректора и принялись размышлять об упадке нравов, причиной коего стал новый Ректор, вовсе не джентльмен.
– И все же, – сказал наконец Кухмистер, – банкет удался. – Из уважения к прошлому с неохотой похвалил он и собрался было уходить, как вдруг Ректор постучал по столу и встал. Кухмистер и Шеф с ужасом уставились на происходящее. Что? Речь на банкете? Да как он смеет? Это же против правил! За пятьсот тридцать два года на банкете еще никто не выступал.
Все вытаращили глаза. Превосходно: гробовая тишина, изумление в каждом взгляде, напряженная атмосфера – как раз то, что нужно. И ни единого смешка. Сэр Богдер улыбнулся.
– Уважаемые члены Ученого совета, сотрудники колледжа, – начал он, и в голосе прозвучала профессиональная учтивость бывалого политика, – я как ваш новый Ректор чувствую, что сейчас как раз подходящий момент поделиться с вами своими мыслями о новой роли таких заведений, как наше, в современном мире. – Как здорово он все рассчитал. Каждое оскорбление. Назвал Покерхаус – заведением, «новая роль», «современный»... Слова, даже, скорее, обороты, оскверняли саму атмосферу праздника. Сэр Богдер ухмыльнулся. Теперь-то он с ними за все рассчитается.
– Конечно, после такого недурного ужина, – Шеф-повар вздрогнул, – неуместно говорить о будущем, о тех переменах, которые обязательно будут иметь место, если мы хотим стать неотъемлемой частью современного мира...
Затасканные словечки непринужденно слетали с языка Ректора и били прямо в цель. Но никто не прислушивался. С таким же успехом сэр Богдер мог возвестить о втором пришествии. Достаточно того, что этот тип плюет на традиции, видно, на доверие к себе ему тоже наплевать. Такого Покерхаус еще не видывал. Даже не святотатство, а настоящее богохульство. Всех обуял тихий ужас. Никто и слова не мог вымолвить.
– Итак, позвольте мне в заключение пообещать, – эффектно завершил сэр Богдер свою чудовищную речь, – Покерхаус расправит крылья. Покерхаус снова, как и прежде, станет храмом науки. В Покерхаус придут перемены.
Он замолчал и снова улыбнулся. Не успел еще никто опомниться, как он резко повернулся и исчез в профессорской комнате. Раздался всеобщий вздох. Банкету пришел конец. Кто-то нервно хохотнул, отрывисто так, по-покерхаусски. Ученые мужи задвигали скамейками и гурьбой покинули столовую. Они еще не вышли на улицу, а звук их голосов уже разносился внизу, в холодном ночном воздухе. Шел снег. Оказавшись на лужайке, сэр Богдер прибавил шагу. Он слышал и нервный смех, и шум отодвигаемых скамеек. Новый Ректор чувствовал себя измотанным. Он умышленно бросил колледжу вызов. Сказал то, что хотел сказать. Показал, кто здесь хозяин. Теперь им делать нечего. Он боялся услышать за спиной топот и шиканье, но все было тихо, только снег хлопьями падал на лужайку. Но сэра Богдера внезапно охватил страх. Он заторопился и вздохнул с облегчением только после того, как заперся в своих апартаментах.
Столовая опустела, члены Ученого совета чинно проследовали в профессорскую. Остался один Капеллан. Он был глух как тетерев, и не слышал кощунственной речи сэра Богдера. И теперь он возносил к небу благодарственную молитву. Капеллана слышал только Кухмистер. Тот все стоял на хорах, и лицо его пылало гневом.
Члены Совета сидели в профессорской. Состояние у всех было подавленным, что значительно затрудняло усвоение пищи. У каждого кресла стоял небольшой столик с кофе и бренди. Ученые мужи, не отрываясь, смотрели на огонь в камине, и в душе у каждого тоже бушевал огонь. В трубе завывал ветер, и копоть время от времени залетала в комнату, тут же смешиваясь с сизым сигарным дымом. Потолок украшали лепные фигуры в виде зверей и нимф. Вид этот у зверей был довольно причудливым, а у нимф – далеко не трезвым. Весь пейзаж представлял собой симметричную картину, где в удивительно правильном порядке располагались геральдические украшения Покерхауса – различные вензеля и бык, вставший на дыбы. Даже стена вокруг камина была украшена замысловатыми орнаментами, изображающими гроздья винограда и бананов. С огромных портретов сурово смотрели Томас Уилкинс, Ректор в 1618/39 годы и доктор Кукс, глава Покерхауса в 1702/40-м. Все это придавало сцене оттенок напыщенности и излишества. Каждый раздумывал про себя: не съел ли он чего лишнего? Да, содержимое желудков переваривалось с трудом, а содержание речи сэра Богдера и подавно казалось неудобоваримым.
