Моя мастерская располагалась на Берфордсквер. Над ней у нас была квартира, которой я пользовался по необходимости, а Мэри и дети — по минимуму, отдавая предпочтение нашему коттеджу в Кенте. Она приехала на ночь в июле 1935 года, чтобы мы могли отпраздновать грядущую годовщину нашей помолвки. Мы давно уже взяли на вооружение девиз: главное — желание отпраздновать, а повод найдется. Как всегда перед нами встала сложная дилемма, пообедать до театра или поужинать после спектакля, а может, и пообедать, и поужинать, но она разрешилась приглашением на коктейльпати в отель «Савой», что нас очень даже устроило. Созывала гостей миссис Патон, дальняя родственница Мэри. Я практически никого там не знал, уже заскучал, когда наша хозяйка подвела ко мне женщину средних лет и познакомила нас. Даму звали миссис Феллоуз.
После того, как мы поболтали о пустяках, она мило улыбнулась и спросила: «Вы меня не узнали?»
Я не узнал, в чем честно и признался. Мог бы добавить, что не узнал бы и на следующий день, если бы встретил на улице. Такие лица, как у нее, не запоминались.
— Да, с прошлой нашей встречи прошло много лет, и у меня теперь другая фамилия.
— И платье, наверное, тоже, — сострил я. — Одежда, знаете ли, меняет человека.
— Тем не менее, я вас узнала, хотя тогда вы были в пижаме.
— Выходил из ванной? С губкой в руке?
— Лежали в кровати, — уточнила она.
Разговор ей, определенно нравился. Мне — нет. И она, и коктейльпати начали действовать мне на нервы. С языка едва не сорвалось: «Вы приносили мне утренний чай?» Но, разумеется, я не из тех, кто грубит женщинам.
— Извините, я сдаюсь.
— Тогда меня звали миссис Динс.
— Фамилия знакомая, но, клянусь, я не помню, где и когда слышал ее. Миссис Динс, — повторил я, в надежде, что память мне поможет.
— Как я понимаю, вы регулярно бросаетесь в реки и спасаете людей? — с некоторой обидой спросила она.
— Господи! Ну, конечно!
Я вспомнил ее. Вспомнил, как она целовала меня в губы, как приходила в мою спальню попрощаться и еще раз поблагодарить за спасение, ее или сына? Сына или дочь? Нет, точно сына.
— Как он? — спросил я, таким тоном, словно мальчик еще не оправился от купания в холодной воде. И вот тут память включилась в работу. — В смысле, Николас.
За памятливость меня вознаградили ослепительной улыбкой.
— Вон он, — указала она в сторону молодого человека и девушки, которые стояли у сервировочного столика. — Хотели бы встретиться с ним?
— Очень, — кивнул я, потом, помявшись, добавил. — Как я понимаю, вы ему ничего не говорили?
— Он даже не знает, что упал в воду. Я подумала, что так будет лучше.
— Я уверен, что вы правы. Давайте и впредь ничего ему не говорить.
Так я вновь встретился с Николасом Динсом. Разговаривал он с Розмари Патон. Их только что познакомили.
3
Миссис Феллоуз, к счастью, жила с мужем гдето на севере. Никки Лондоне, готовился к сдаче экзаменов на адвоката. Он и Рома решили пожениться в один из уикэндов в нашем коттедже. Мы с Мэри при этом не присутствовали, но все равно радовались тому, что хоть в чемто содействовали его счастью. Мы любили Никки и, думаю, он любил нас. Дети его обожали. Рома была очень милой девушкой, но…
Забавный нюанс. В то время, если я думал, говорил или писал, что Рома очень милая девушка, к этому всегда добавлялось «но…» А потом мысль, фраза или строка обрывалась. Потому что я никак не мог понять, что же должно последовать за этим «но». Действительно, девушка красивая, интеллигентная, ценящая и понимающая шутку. Умеющая ездить верхом, плавать, играть в гольф и лаунтеннис получше многих. Я никогда не слышал от нее дурного слова о комлибо. Но… но что? Я не мог объяснить, однако чтото не складывалось. Мне казалось, что нам показывают лишь ширму, за которой скрывается настоящая Рома? А хотелось увидеть именно настоящую. Пожалуй, другого объяснения моего «но…» я найти так и не сумел.
Никки был высок ростом, черноволос, энергичен, с тонким чувственным лицом. Челка постоянно падала ему на левый глаз и он с тем же постоянством откидывал ее. Казалось, он всегда находится в поиске или на грани открытия чегото чрезвычайно важного и интересного. Когда мужчина и женщина женаты двадцать лет, даже если они попрежнему любят друг друга, их совместная жизнь приобретает некую монотонность. Никки превращал заурядный уикэнд в приключение, не только для себя, но и для нас. Даже слуги, а Мэри всегда вела себя со слугами так, словно они — члены семьи, радовались, когда им сообщали о приезде мистера Динса.
На каникулах, когда дети возвращались домой, мы могли принять только одного гостя. И только после пасхи 1937 года Рома и Никки смогли приехать вместе. Они вновь встретились в Лондоне несколькими неделями раньше, и ни у кого не могло возникнуть сомнений, что они безумно влюблены друг в друга. Поэтому, когда в воскресенье, во второй половине дня, они вернулись с прогулки и объявили, что решили пожениться, мы несколько удивились. Почемуто нам казалось, наверное, отстали от жизни, что они давно уже помолвлены. Более того, мы бы восприняли, как должное, скажи они нам, что для них этот уикэнд — медовый месяц. Друг к другу они относились с очень уж трогательной нежностью, не замечая никого вокруг, даже нас.
Что ж, мы поняли, что на какоето время Никки для нас потерян. В следующий раз они приехали в конце июня и вновь вели себя так, словно нас не существовало. Более того, и у меня, и у Мэри начало складываться впечатление, что помолвленная пара — мы. Они собирались пожениться в октябре, а в августе — вместе отдохнуть в гольфклубе.
Они попрощались с нами в понедельник утром. Потом прислали нам обычные благодарственные письма. И больше мы ничего о них не слышали, пока тем утром я не раскрыл «Таймс» и не прочитал о том, что намеченная свадьба не состоится.
— Дорогой, это безумие! — воскликнула Мэри. — Что это означает?
— Должно быть, какаято глупая ссора.
— Знаешь, о ссорах не дают объявление в «Таймс», чтобы днем позже сообщить, что отношения вновь наладились.
Я не мог не признать ее правоты. Разумеется, речь шла не о временной ссоре, а об окончательном разрыве.
— И что положено делать в таких случаях? — полюбопытствовал я. Отправить письмо и посочувствовать? Но кому? Комуто из них оно согреет душу, комуто нет. Кто из них доволен такому исходу, а кто горько сожалеет?
— Мы не можем не откликнуться, — покачала головой Мэри. — Я, конечно, могу написать Маджори, — она говорила о миссис Патон, — но, возможно, она знает о причинах разрыва не больше нашего.
Мы погрузились в раздумья.
— Я напишу Никки, а ты — Роме, — наконец, предложил я соломоново решение. — Мы скажем, что очень сожалеем о случившемся, и, если они хотят выговориться, полагая, что это поможет, всегда готовы их выслушать. Если не хотят — мы поймем. В таком вот аспекте.
Так мы и поступили. Рома ответила: «Большое вам спасибо, но я не хочу об этом говорить». Никки: «Очень признателен за доброту и сочувствие, но мне нечего вам сказать, за исключением того, что я ее недостоин и именно я стал инициатором разрыва».
Что сие означало, мы не имели ни малейшего понятия.
4
Мы не видели Рому до апреля 1939 года, когда Мэри пошла на свадьбу, а я отказался, сославшись на дела. Я не знал, что там у них произошло, но оставался на стороне Никки. Рома же приходилась Мэри очень дальней племянницей, а Крэддоки очень ценили родственные связи.
— Как она выглядела? — спросил я.
— Сияла от счастья, прекрасная, как всегда.
— Обрадовалась, что вновь увидела тебя?
— Не думаю, что слово «вновь» пришло ей в голову. Прошло два года и тогда она собиралась замуж за Никки.
— Гмм, — только и ответил я, как бы говоря: «Не знаю, что бы это значило, но я совершенно не понимаю эту девушку».
Никки мы не видели. Он увлекся авиацией, не стал сдавать экзамены на адвоката, пошел работать пилотомиспытателем в какуюто авиастроительную компанию гдето в Центральных графствах. Время от времени он писал нам, но в Кент больше не приезжал. Хотя мы постоянно приглашали его.
А потом, за неделю до начала войны, он сам напросился в гости. Я встретил его на станции.
— Я считал себя обязанным повидаться с вами до того, как начнется шоу, — сказал он. — В военной форме я стану таким красавцем, что вы меня не узнаете.
— Будешь, разумеется, летчиком?
— Само собой.
— Хорошо. Мы по тебе соскучились?
— Мартин закончил школу?
— Нет, ему учиться еще год, слава Богу. Элизабет хочет стать медсестрой. Война, что поделаешь.
— К сожалению, она неизбежна.
Мы провели прекрасный уикэнд, почти как в прежние времена. А в воскресенье вечером, отправив детей спать, засиделись допоздна. И тут он неожиданно предложил: «Пойдемте в садовую беседку».
