Подобные отклонения или нездоровые увлечения, мы согласны, свойственны людям праздным или одиноким, которые не знают, как скоротать свободное время. Словом, это то, чем занимаются сумасшедшие старухи или вполне приличные на первый взгляд, однако не в меньшей степени чокнутые, джентльмены.
Теперь-то мы понимаем, что знаки внимания, расточаемые Хуаном, подчинялись определенному замыслу. Поскольку его миссия или «задача» состояла в изъявлении всем проживающим здесь крайней любезности, с тем чтобы завоевать их дружбу и проникнуть в их апартаменты, а затем и в жизнь с целью ее изменить.
Перечислим теперь, ограничившись беглой и сжатой характеристикой, — мы люди крайне занятые и не можем всю жизнь положить на это дело, — тех, с кем у нашего швейцара сложились более-менее близкие отношения.
Среди них фигурирует господин Рой Фридман, мужчина лет шестидесяти пяти, которого Хуан в своих записках называет «сеньор с карамелью», поскольку тот постоянно сосал леденцы и набивал ими карманы, а при каждой встрече со швейцаром, что случалось, естественно, по несколько раз на дню, одаривал его одной из конфет. Следует назвать также и господина Джозефа Роузмана, выдающегося зубного техника, благодаря которому многие из самых неотразимых теле- и кинозвезд сияют чарующими улыбками (видные члены нашего сообщества воспользовались услугами мистера Роузмана, и, заверяем вас, они, действительно, стоят того). Далее в нашем списке значится господин Джон Локпес, эквадорец, получивший американское подданство, проповедник «Церкви любви к Христу посредством непрерывного дружеского контакта». Он женат, имеет детей, все они, как и жена, верующие; этот господин (его настоящее имя Хуан Локпес), судя по всему, проникся симпатией к нашему швейцару и вознамерился обратить его в свою веру (веру сеньора Локпеса), в силу чего мы можем с уверенностью заявить, что между мужчинами завязалось азартное состязание, ибо каждый желал приобщить другого к своему странному учению. Во всяком случае позже мы подробно остановимся на их отношениях, а пока ограничимся перечислением.
Итак, продолжим: сеньорита или сеньора Бренда Хилл, дама беспардонная, незамужняя и в некоторой степени пьющая; сеньор Артур Макадам, пожилой, но все еще продолжающий распутничать господин; сеньорита Мэри Авилес, считающаяся невестой швейцара; сеньор Стефен Уаррем, миллионер и хозяин дома, проживающий со своим семейством в пентхаусе; сеньора Касандра Левинсон, имеющая звание профессора социальных наук и неустанно ратующая за Фиделя Кастро; сеньор Пьетри, супер… (пардон, управляющий) с семейством; сеньоры Оскар Таймс (Оскар Таймс I и Оскар Таймс II): оба гомосексуалисты да к тому же и по внешности, и по характеру настолько смахивают друг на друга, что и в самом деле кажется, будто это один и тот же человек. Доходило даже до того, что многие жильцы, никогда не видавшие их вдвоем, утверждали, что речь идет якобы только об одном персонаже. Но нам-то известно, что их двое, даже более того: один из них — кубинец. Сеньорита Скарлетт Рейнольдс, актриса на пенсии, одержимая манией бережливости, тоже упоминается в нашем списке, равно как и профессор Вальтер Скириус, выдающийся ученый и неутомимый изобретатель.
Благодаря любезности, лести и услугам, выходившим за рамки его обязанностей, нашему швейцару удалось завоевать если не дружбу всех упомянутых людей, то по крайней мере некоторую видимость дружеской приязни, и иногда выступать не только в роли швейцара, но и гостя. Тем самым, как думал Хуан, он значительно продвинулся в своих планах исповедника новой веры.
2
Когда сеньор Рой Фридман впервые пригласил швейцара к себе в квартиру, Хуан вообразил, что преуспел в своем деле даже больше, чем на половину. Оставалось только убедить мистера Фридмана вместе отправиться на поиски настоящей двери. Но у сеньора Фридмана тоже имелась своя философия, или «секретная дверь», в которую он хотел втолкнуть любого, кто оказывался поблизости. Как всякий самоуверенный человек Рой Фридман не слушал, а говорил, не внимал советам, а сам их раздавал.
— Сколько, по-твоему, я уже живу в этом доме? — спросил он швейцара, едва пригласив его присесть и вручив ему леденец. Хуан только собрался назвать цифру: десять, двадцать лет, как мистер Фридман, не дав ему и рта раскрыть, ответил сам: Двадцать восемь лет, три месяца и шесть дней! И ты первый швейцар, которого я приглашаю к себе домой…
Хуан хотел выразить благодарность за проявленное к нему особое внимание, но тут в этот момент в гостиную вошла здоровенная собака и с недовольством его обнюхала.
— Иди-ка сюда, Сторож, — подозвал господин Фридман гигантскую псину и, вытащив леденец в форме кости, протянул ей. Животное неохотно взяло леденец и удалилось с ним в угол. Грызя леденец, пес не сводил глаз с Хуана, и тому почудилось, что он уловил в собачьем взгляде что-то вроде печального смирения.
— У вас на редкость воспитанная собака, — заметил Хуан, наблюдая, как бедное животное пытается проглотить леденец.
— Да, — вздохнул господин Фридман, не слушая Хуана, — ты первый швейцар, переступивший порог моего дома. Случай из ряда вон выходящий. Дело в том, что, как мне кажется, я разглядел в тебе кое-какие задатки, своего рода исключительность и определенную озабоченность. За то время, что ты здесь работаешь, больше семи месяцев (девять, хотел было уточнить Хуан), но мистер Фридман не дал ему вставить и слова. — Да, за прошедшие семь месяцев, насколько помню, мне не пришлось написать ни одной жалобы в совет домоуправления. Не было случая, чтобы ты покинул свой пост или не открыл мне дверь, как положено.
— Дверь — вот что важнее всего, — с трудом, но все-таки удалось ввернуть Хуану.
— Ну, конечно, это важно, зря что ли ты стоишь у нас при входе. И еще одна вещь для меня имеет значение: ты никогда не воротил нос от моих леденцов. Кое-кто, да любой, может посчитать это пустяком. А между тем тебе известно, в чем залог жизненного успеха? — мистер Фридман испытующе взглянул на Хуана, и тот подумал, что наступило время узнать, ради чего собственно ему оказан столь радушный прием… — Залог успеха в том, чтобы раздавать и брать леденцы! — непререкаемым тоном заявил сеньор Фридман. — Тот, кто не настроен одарить другого леденцом, не настроен на контакт с человечеством, а тот, кто вдобавок, увы, еще и не берет леденец, — и вовсе пропащий человек.
Хуан согласно кивнул и даже хотел продемонстрировать карман пиджака, набитый леденцами, — подношение сеньора Фридмана за целую неделю, но передумал, сообразив, что тот может обидеться, когда увидит, что он их не съел. Мистер Фридман продолжил:
— Я обратил внимание, что в те моменты, когда у тебя есть свободное время, ты читаешь и даже пишешь, и это похвально. Но quid,[2] друг мой, заключается вовсе не в книгах или в писании. В чем же суть проблемы и где ее решение? — сеньор Фридман остановился посреди гостиной, с таинственным видом огляделся и, сунув руку в карман брюк, вручил швейцару леденец. — Проблема и ее решение кроются в человеческих отношениях, которые должны развиваться по простому, практичному и действенному пути: сегодня леденчик, завтра леденчик. И так, день за днем, до тех пор пока не проявится и не возобладает во всех людях желание стать щедрым, которое каждый из нас таит в душе (порой очень глубоко!). И наступит день, друг мой, уверяю вас, когда все мы будем давать и получать леденцы. В тот самый момент, когда вокруг не будет ничего, кроме протянутых рук, дающих и принимающих, наступит настоящее братание людей и, естественно, всеобщее счастье.
Сеньор Фридман вновь обошел гостиную и приблизился к Сторожу, чтобы навязать ему очередную леденцовую кость, и пес, еще больше опечалившись, взял ее в зубы, не сдержав короткого стона.
— Я думаю, — отважившись, выпалил Хуан, — что одного леденца недостаточно. Думаю, надо искать…
— Больше! Конечно, надо искать больше, надо давать больше! Разумеется, одного леденца недостаточно. Это мне прекрасно известно. А ты способный малый. Способнее, чем я думал… Сейчас я открою тебе секрет, как мне удается поладить с человеческим родом. Для начала скажи-ка: видел ли ты хоть раз, чтобы я препирался с кем-нибудь из жильцов? Даже с управляющим, который — только это между нами — еще тот тип, у меня не было никаких столкновений. И с Брендой Хилл, и с госпожой Левинсон я сохраняю самые добрые отношения. Да вообще с любым человеком, с которым мне приходилось иметь дело на протяжении моей долгой жизни. Почему так получается? Секрет прост.
И, взяв швейцара за руку, Рой Фридман повел его в святая святых своего жилища.
Они очутились в комнате, заполненной стеллажами и стеклянными шкафами, доходящими до самого потолка. Все их ячейки, выдвижные ящички, полки и коробки оказались забиты леденцами какого угодно вкуса, цвета и размера. Неожиданно господин Фридман принялся открывать дверцы, вытряхивать ящички и ящики, разбрасывая тысячи конфет. На застеленный ковром пол посыпались леденцы в форме мифических чудовищ, женщин, детей, птиц, рыб, святых, зверей и неопознанных объектов. Наш швейцар попытался остановить господина Фридмана, заверяя его в том, что все это прекрасно и что он совершенно убежден в полезности проделанной им работы. Однако мистер Фридман при виде дела рук своих окончательно вошел в раж и, забыв о швейцаре, вскарабкался по переносной лестнице и начал опорожнять огромные картонные коробки на самых верхних полках, откуда вниз полетели леденцы всевозможных размеров, завернутые в блестящие бумажки. Хуан опять рискнул с ним заговорить, но странный дождь из леденцов привел сеньора Фридмана в такое блаженство, что он только восторженно лепетал что-то невразумительное.
