Фабрис Колен - Синдром Годзиллы

И школа. Безликое здание в форме большого куба или теплохода со стеклянными дверями. Диковатые парни с блуждающими взглядами.

Девчонки ходят только компаниями. А мне плевать и на тех, и на других, потому что мне не придется завоевывать их дружбу. Бесполезно также стараться понравиться учителям — я говорю «здравствуйте», подразумеваю «до свидания». Не успеваю приехать, а уже знаю, что задержусь ненадолго.

Просыпаюсь.

Сумбур воспоминаний.

Мы опять переехали. Сегодня у нас что? Воскресенье?

И пошло-поехало, все снова завертелось. На моих часах 9:13.

С ночного столика за мной с мрачным укором следит фигурка Сотаро Канеды, юного предводителя группы байкеров из фильма «Акира»[3]. Память о Японии.

«Чего тебе?» — цежу я ему сквозь зубы. Встаю, принимаю душ. Отец уже на кухне. Он удостаивает меня кивком в качестве приветствия. «Если хочешь есть, — говорит он, — тебе придется идти в магазин».

Киваю в свою очередь.

«Ты будешь чего-нибудь?» — интересуюсь я у отца.

Он опускает газету и произносит со скептическим видом: «Чего-нибудь?»

«Ну, в смысле поесть».

Он отрицательно качает головой вместо ответа.

Я хватаю куртку в прихожей и выбегаю на холод.

Мы живем на маленькой улице, параллельной Океанской набережной. Во дворе нашего дома сквер с коваными решетками, с детской горкой, со скамейками, исписанными граффити, с молодыми каштанами и с песочницей, которой с одинаковым успехом пользуются и дети, и собаки. Дети как вымерли. Улица пуста. На проезжей части блестят лужи. Солнце застенчиво выглядывает из-за выплакавшихся туч.

Срезаю угол по направлению к набережной. Там тоже народу раз два и обчелся. Мне навстречу попадается старичок с сигаретой в зубах и круглой булкой подмышкой. Он идет мимо с таким видом, как будто я пустое место. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, перейдет ли он улицу.

Внизу улицы меня ждет океан. Вчерашняя гроза сегодня не больше, чем смутное воспоминание. Океан как будто отдышался и пришел в себя.

И тут я невольно останавливаюсь на полпути. Вчерашний персонаж сидит на своей скамейке на прежнем месте как ни в чем не бывало. Такой же неподвижный. Но на этот раз я могу спокойно разглядеть его при свете дня. На голове у него новый бумажный пакет, каких полно в каждом магазине. В них кладут фрукты или свежие пирожки. Пакет неиспользованный, безупречно новый. У него их, наверное, целый запас.

Подхожу ближе.

Странный парень сидит на краю скамьи и отрешенно смотрит на океан. Прямой, будто кол проглотил. Руки лежат на коленях. Он сидит так неподвижно, как будто не дышит.

Я подхожу чуть ближе. Парень не шелохнется. Вопрос: кого из нас сейчас не существует? Явно меня для него.

Я как дурак узнал его после вчерашнего, а он. Мне вдруг отчаянно хочется, чтобы он со мной заговорил. Я ударяю ногой в бордюр, почесываю шею.

«Ну и грозища была вчера».

Парень продолжает безучастно созерцать океан. О чем можно так долго думать?

Наклоняюсь, чтобы затянуть потуже шнурки, потом начинаю медленно отходить от него, считая в уме. Сделав двадцать пятый шаг, я резко поворачиваюсь вокруг собственной оси.

Этот тип по-прежнему погружен в свою медитацию.

О’кей, значит надо постараться выбросить его из головы.

Число семь.

«Акира» — спрут, распускающий щупальца.

Лапша «цукими удон».

Девушки с черными волосами и мыслями о самоубийстве.

Тихий океан.

«Исповедь маски» Юкио Мисимы.

Герои, которые плачут, когда остаются одни.

Кубики льда в зеленом чае.

Видеоигры фирмы «Нинтендо».

Камикадзе.

«Манеки Неко», трехцветная кошка-талисман удачи с приподнятой правой лапкой, зовущая деньги в твой дом.

Частные пансионы.

Фирменные трехстишия хокку: «Туман и дождь. // Фудзи не видно. Но теперь я иду // довольный».

Убитые компьютеры.

«Могила светлячков».

Вулканы; землетрясения.

Понедельник. Я еду в лицей.

Отец уладил все необходимые формальности уже много недель назад. Он даже не спрашивал меня ни о чем, потому что цена вопроса ноль.

Мое новое учебное заведение находится даже не в самом Г., а в двух десятках километров от него, в ближайшем мало-мальски значительном городе. От нас туда ходит специальный школьный автобус, который забирает всех утром, а обратно привозит только вечером. Правда, автобус развозит всех по домам.

В данный момент я стою в нем.

Мое появление в классе проходит как обычно. Учителя со мной подчеркнуто вежливы, ученики поглядывают презрительно, но с оттенком любопытства. Любопытство, правда, быстро проходит.

Я учусь не так чтобы уж очень плохо. Я не гений и не зубрила. Мое прилежание не выше среднего, но я всегда стараюсь найти для себя что-то интересное в том, что нам говорят на уроках. Поэтому я легко набираю приличный средний бал без лишней нервотрепки. Остальное мало кого волнует, и меня, как правило, всегда оставляют в покое.

У меня есть мп3-плеер. Я слушаю японскую электронную группу «КартумТиВи», французскую симфонию для электрофона с оркестром под названием «Турангалила», что в переводе с санскрита означает «Песнь любви»[4], инструментальную композицию «Хидеромастгронингем» японской группы «Руинз» из их одноименного альбома и альбом «Убранство бури» японского трио «Мадди Уорлд», которое играет идиосинкразический фьюжн джаз.

Приятели? Пустые напряги. Через полгода я буду уже в другом месте. Подружки? Напрасный труд — тем более они все не в моем вкусе.

И еще я терпеть не могу соблюдать этикет. По моему большому опыту, местный мирок тоже всегда оказывается рад-радешенек, что не надо подъезжать ко мне на кривой козе приличий. Поначалу, как правило, пара пацанов все-таки пробуют сломать лед; но они быстро отказываются от своей затеи.

Как повелось, я так и останусь «новым учеником», странным мальчиком.

Молчаливый, недоверчивый, сам себе на уме — с такими лучше не связываться.

При желании я могу и сам пойти навстречу. Например, я мог бы научить одноклассников средневековым японским ругательствам или продемонстрировать им пару-тройку приемов тейквондо в раздевалке перед уроком физры. Я даже мог бы пригласить парочку из них к себе домой, чтобы поиграть с ними на моей приставке в такие продвинутые игры, названий которых они еще и не слышали. Тогда они точно бросились бы мне на шею в дружественном порыве — ведь все человеческое им чуждо, они грызутся друг с другом без устали, как бездомные собаки.

Спасибо, мне такого добра не надо. У меня есть мой собственный мир, с ним все в порядке, и мне этого хватает.

Вечером я возвращаюсь домой в школьном автобусе в компании еще примерно сорока учеников и учениц всех возрастов с первого по последний класс. Мы останавливаемся возле каждого фонарного столба, обязательно кто-нибудь вылезает из середины, и толкотня получается порядочная. Водила, молодой парень, почти наш ровесник, ставит диски с хеви-метал и слушает музыку громко, так что слышит весь салон.

Придя домой, я сразу запираюсь в своей комнате. Через час или около того, когда с домашними заданиями уже покончено, включаю приставку.

Сейчас я в двух играх одновременно: одна игра — старушка, «мочилка», серии SF, в которой уйма секретных уровней, а вторая — последний хит японского проката — настоящая виртуальная вселенная. Представляете, ее обитатели продолжают жить в твое отсутствие. А когда ты выключаешь компьютер, они страдают без тебя, зовут на помощь и постанывают во сне. Я просто тащусь от этого. Маленькие цветные уродцы кивают мне головами, подмигивают, обнимаются и целуются перед сном и засыпают прямо у меня на глазах. Но нельзя расслабляться, это все обманное благополучие — главное, не дать им себя провести: как только я повернусь к компу спиной, один из этих безобидных виртуалов вскочит с постельки, подбежит к ящичку, откроет его, достанет автомат и засунет дуло себе в рот.

В восемь тридцать кончаются новости по телевизору, и это значит, что пора ужинать. Отец любит поесть за просмотром хорошего фильма. Но, к сожалению, хорошие фильмы — большая редкость. Как правило, нам приходится смотреть какой-нибудь тупой детектив, развязка которого через три минуты просмотра ясна как божий день. Но есть в этом и свои плюсы. Остается время на то, чтобы проанализировать игру актеров. О чем они на самом деле думают, почему они зарабатывают именно этим, где все это происходило в реальности — и вообще, что они за люди на самом деле?

Потом я убираю со стола, пока отец досматривает концовку, и загружаю посуду в посудомоечную машину. Потом снова ухожу в свою комнату и берусь за джойстик. В десять тридцать я выхожу пожелать папе спокойной ночи. Отец треплет меня по голове, как будто я десятилетний пацан или как будто я на войну собрался. Я говорю ему, что иду спать. На самом деле я буду играть до полуночи или до часу ночи.