Александр Покровский - Каюта

Коломбина, Коломбина,
Приходи к нам ночевать.
Мы тебя же, Коломбина,
Будем долго согревать,
Ручки будем целовать,
Целовать, целовать…

На кактусе живет тля —
Я ее обрабатывал всякими ядами,
Промывал горячей водой,
Шепча разные проклятья, со зверской рожей
Намотал на спичку ватку, смоченную в марганцовке,
И выскребывал ее из кактусовых пазух и подмышек.
Тля умирала, но не сдавалась,
Тля держалась изо всех сил,
Она даже на соседний кактус
Не перепрыгивала,
Потому что этот для тли был родиной.

Капает.
Сквозь сон я ясно слышу – капает.
Господи! Да это ж вода в отсеке.
Остатки сна с лица, как паутину…
Вскочил —
А это в ванной капает.
И, надо же, слышно
Сквозь закрытую дверь.
Броситься, побежать,
Скатиться вниз
И в яму
Потянуть на себя,
Задраить.
Снова броситься, побежать, схватить,
Потянуть, задраить,
И еще и еще раз —
И все это за секунду до пробуждения.

Говорил помощнику:
Не надо ставить молодежь на выгрузку спасательных плотов,
Он же тяжкий, зараза, больше ста кило!
Как его удержать?
А тут еще в люк не лезет,
Хоть плачь,
Ну и сорвался,
Только и успел что ухватить его рукой,
И боль, как паук,
От пяток до затылка,
И в спине что-то хрустнуло,
И дальше – все,
Улетел вслед за ним.
Сижу – в глазах круги
Лиловые.
– Что, не удержал? – (это командир)
А у меня даже голоса нет, верите?
Только клекот какой-то получается.
– Виноват… – говорю, потому что больше
Ничего
Не выговаривается.

У тебя же был пожар…
Ну вот!
Скажи только: «Боюсь.
Вхожу в отсек и боюсь
Замкнутого пространства».
Пойми, это никак не проверить,
Поэтому никто из врачей
Не сможет доказать, что ты
Симулируешь,
И тебя спишут.
Вчистую.
И пенсию твою никто не тронет…

Больно…
Тисками сжимает,
Это мы в Баренцево море вошли,
По щиколотки,
А когда ляжешь на грудь,
То и вовсе с дыханием судороги,
Словно всхлипываешь,
И воздух не проглотить,
А он полдня плавал,
Когда смыло,
Пока его подобрали,
А он и сказать-то толком ничего не мог.
А нам интересно было,
Что он чувствовал,
Вот мы в воду и полезли…

Тепло – это внутри,
Гладить надо что-нибудь
Мягкое,
Внутри себя придумать
И гладить,
гладить, —
Тогда уснешь
Быстро-быстро
И не будешь вздрагивать
Всем телом,
С головы до пят,
И
руками бить не будешь
Спящую жену.

Ой вы, горы-горы,
ой сопки, ой пригорки, ой лощины,
ой,
как мы ехали-ехали-ехали,
ой,
как мы добирались до службы, ночью,
потому что все время ночь,
с разгону грудью о борт,
потому что сзади бежит к машине толпа
офицеров,
а кто-то ухватился руками,
и в спину его ударили,
и он, пьяненький, въехал под задние колеса,
а руки вцепились в борта – не оторвать,
и лезут через него
головы-ноги-шинели,
а потом и его подхватят и забросят в глубь,
пока машина урчит и набирает ход.

В соседней роте нашли вора.
Он часы украл.
А дело происходило
На ОС-15.
Ему в трюме сказали:
«Завтра будем тебя судить».
Он ночью за борт выбросился.

А что вы думаете,
Знаете, как у нас бьют,
Если у своих воруешь?
Возьмут в круг и – бляхами.
Только свист стоит.
А от вида крови
Все только распаляются.

Самые трусливые
Должны быть самыми храбрыми,
Самые гадкие
Должны быть самыми мужественными,
Гнусные – добрыми,
Черствые – честными.
Никуда
не денешься:
Кругом – вода.

Другие люди вокруг,
По-другому живут,
По-другому дышат,
По-другому слышат,
Их бы в подводники на несколько лет,
И они бы все делали, как мы.

Сердце тюкает
Слышу, как оно это делает:
– Тюк-тюк-тюк…
Лед кололи на дороге ломами.
Теперь из рук ручка вываливается,
Открытку не могу подписать,
Пальцы не держат.
На почте спросили:
– Вы пьяный?
А я сказал:
– Просто устал…

Протискиваюсь между трубами —
Там есть место, но узко, черт!
Надо туда обязательно влезь,
Чтоб до компрессора добраться,
И лезу, хоть в солнечное сплетение,
Больно уставился кусок трубы.
Надавливаю, наваливаюсь на него
И сдвигаю в сторону – фу! —
Вот и протиснулись,
Сейчас все исправим,
И раскладываю инструменты,
И тут же – просыпаюсь,
Долго лежу, ничего не понимая,
А потом начинаю искать тот кусочек трубы,
Что так больно впивался в сплетение…

У подводной лодки железные внутренности,
Желтые отсеки,
Желтые приборы.
Говорят, этот цвет успокаивает,
Даже песенка такая есть,
«Желтая субмарина», —
Это значит, она такая внутри —
А раньше все красили серым,
Потому что считалось,
Что они на лодках долго не задерживаются.
А потом на лодках стали жить
Годами,
Стали все красить
В желтое.

Траву люблю,
И чтоб она подстрижена была,
И чтоб на ней роса,
И цветы,
Давно росу на траве не видел,
То автономка, то еще чего-нибудь…

А вы знаете, как трудно
Нести карабин на согнутой руке?
И ходить по плацу по квадрату
Раз-два-три! – поворот, раз-два-три – пируэт!
Рука деревенеет, затекает и немеет,
Будто паучок пронзил локоть иголкой
И напустил в него своего новокаина.
А потом рука и вовсе становится ватной
И гнется туда-сюда,
И пальцы сами собой разжимаются.
Потренируйся вот так часов шесть подряд —
И рука запомнит, и через много-много лет,
Будет легко сминать пустую консервную банку
Словно она картонка.
А если б спросили: «Что нужно
Мальчугану, чтобы быстренько повзрослеть?»
Я бы ответил:
«Нужно боли учить».

Вот стою и изучаю
Бородавку на подбородке
У начальника.
А она какая-то коротко стриженная
И похожа на маленького, осиротевшего ежика,
Перенесшего сыпной тиф
И страдающего то ли тучными глистами,
То ли вдохновенными запорами,
Потому что при разговоре
Она корчится вроде бы от боли,
А разговор-то все больше о воинской
Дисциплине.
Правда, говорит только он,
А я с чувством внимаю, внимаю, внимаю
И постепенно осознаю, осознаю, осознаю,
Какой я большой негодяй…

– Ро-та-а! Падъ-ем! —
Может, со мной приключится проказа,
И паралич,
Или отвалится нос?
Как после этой команды я по-ни-ма-ю
Чле-на вреди-те-лей,
Источивших на что-то полезное свой
Так умело скрываемый от окружающих
Член…

Тут один почил в бозе,
Не выдержал того, что уволили в запас,
Пил,
Потом язва на десне превратилась в рак.
Перед смертью он сказал:
«Нужно починить часы…»

«Сколько плывешь?»
«Восемь».
«Километров?»
«Часов».
«А бежишь?»
«Двадцать четыре».
«Часа?»
«Ну да».
«Откуда это?»
«От прошлого».
«Зачем это тебе?»
«Так…»

Шизофреники сразу выявляются.
Два дня не прошло, как привезли молодняк из учебки,
Они, как только лодку увидели,
Так и готово – один есть,
Вскочил на подоконники и говорит: «Что ж я маме скажу?» —
И вниз сиганул,
И схватить не успели.

На подъеме флага выстроились.
Тишина.
Слышно только, как дождинки капают.
Вокруг все серое до невозможности.
И тут верхний вахтенный говорит:
«Порешить бы вас всех».
А у него в рожке тридцать пуль.
Еле успели автомат вырвать —
Положил бы две шеренги:
Плотно стояли.

Утопленника выловили —
Он в ледяную воду сам прыгнул.
Механик быстро-быстро
Делал ему
Искусственное дыхание,
Часто-часто
Дышал – рот в рот,
Взмок весь,
Потом веки ему оттянул
И говорит:
«Готов!»