— Ты никому пока, ладно? — тихо попросил Лешка.
— О чем речь? Дай только повод. — Олег вышел в комнату, тряхнул головой. Светлые брызги полетели во все стороны. Он вытерся, посмотрел на часы. — Двинули, что ли.
— Пора, — Лешка поднялся, попробовал мяч.
На улицах поселка было малолюдно. Из открытых окон доносились голоса, музыка, тонкое попискивание включенных телевизоров.
Подходя к стадиону, они услышали удары по мячу и невольно ускорили шаг…
…Две недели тянулись мучительно долго. Возвращаясь домой после работы, Лешка торопился, одним махом взлетал по лестнице, чтобы просмотреть почту. Но от Рогова ничего не приходило.
Лешка осунулся, похудел. Мать вздыхала, покачивала головой, отец молчал, не напоминал про техникум.
Субботний день выдался солнечным и тихим. Финальная встреча начиналась в пять часов, но болельщики потянулись на стадион чуть ли не с самого утра. Они останавливались возле турнирной таблицы, разбивались на группы, и разговор шел долгий, обстоятельный.
Заводская команда приехала в стареньком разбитом автобусе. Шофер Потапов круто вывернул к главному входу, затормозил, вылез первым:
— Вылетай!
Болельщиком он был страстным, но виду не показывал, Держался, потому что «находился при исполнении», и в разговоры с дружками из гаража не вступал. Зато в случае выигрыша Потапов так трогал с места, что автобус стонал всеми шестеренками, а в проходе летели сумки и раскатывались мячи.
Тренер Кречетов ко всему привык и на потаповские эмоции внимания обращал мало. В последнее время все чаще ответственные заводские деятели упрекали его в несыгранности, в тактическом однообразии. Кречетов по горькому опыту своему знал, чем эти разговоры кончаются, поэтому при подготовке к финальной встрече нервничал, часто мрачнел, покрикивая на ребят.
Кречетов посмотрел на запад. Погода портилась. Ветер гнал крутые, тяжелеющие облака, пощелкивая, вытягивая спортивные флаги. Не поворачиваясь, спросил Потапова:
— Как думаешь, Кузьмич, не нанесет?
— Прогноз без осадков обещал.
— Что ты мне про прогноз?!
— Сам спрашивал. А на мокром поле, может, и не хуже отыграем…
— Накличь еще…
Парни шли неторопливо, с опаской поглядывая на небо.
Лешка Говоров вылез последним.
— Как нога? — участливо, понизив голос, спросил Потапов.
— Нормально. — Лешка незаметно посмотрел на трибуну, отыскивая взглядом Галку. Неужели не пришла?
— Вколотишь сегодня?
— Постараюсь.
Он отвечал автоматически: только бы не думать ни о чем, расслабиться, подышать ровнее. Возле кассы вытянулась длинная очередь. Но и там ее не было.
— Долго говорить не буду, — начал Кречетов в раздевалке. Услышав собственный голос, запнулся, с трудом перевел дыхание. Этого еще не хватало. — Надо сыграть в свою игру, контролировать центр поля и подступы к нашей штрафной. А нападение — на контратаках… Гена, оттянись сегодня чуть левей, и повнимательней…
Лешка смотрел на ребят, притихших, посерьезневших, и только в этот момент понял, что игра его последняя и надо выложиться. За тонкой стенкой раздевалки играла музыка, вполголоса переговаривались болельщики, гудела толпа возле пивного павильона.
Кречетов давал установку защите. Здоровенный крайний (Федя из литейного цеха) слушал, наклонив голову. Оттопыренные уши просвечивали на солнце. Кречетов, притопывая, ходил вокруг Феди, и голос его звучал отрывистым фальцетом. Был тренер невысок ростом, смугл и худ, и вся фигура его, обтянутая шелестящим плащиком, выражала сдержанную, затаенную силу.
— И главное — не забывай о подстраховке.
— Я понял, Петр Григорьевич, — выговорил, наконец, Федя.
— Отлично. А ты, Леша, поострей сегодня действуй. Бей при первой возможности, второй не дадут. У тебя иногда получается, — Кречетов улыбнулся, смешок всколыхнул тишину.
— Постараюсь.
— Отлично! — Кречетов посмотрел на часы. — Можно переодеваться. И ладом, ладом разминайтесь.
Кречетов вышел. В затянувшейся тишине парни раскрывали сумки.
— Пивка бы для рывка, — мечтательно заметил кто-то.
— Больше ничего не надо? — спросил Олег.
— Пасик-пасик — и в запасик, да?
Лешка шнуровал бутсы, пальцы не слушались его. Лезло в голову, что Кречетов все знает и в последнюю минуту не поставит на игру. Лешка испугался.
— Бинтик есть? — наклонился к нему Олег.
— Что?
— Бинтик, говорю.
Лешка подал бинт, расслабленно сел, опустив руки. Парни одевались быстро. Приседая, подпрыгивая, проверяли форму, и от дробного перестука шипов замирало сердце. Говоров взял мяч, головой подбросил несколько раз. Звенящая покорная упругость мяча ненадолго успокоила его.
В приоткрытую дверь заглянул Кречетов.
— Пора.
Выходили молча, у порога разбирали мячи, стараясь не смотреть по сторонам на обступивших болельщиков. Болельщики даром времени не теряли, подбадривали, как могли:
— Давай, орлы!
— Где наша не пропадала!
— Держись!
Лешка замешкался, вышел последним. Заставив себя улыбнуться, шевельнул худенькими плечами, потом разом подобрался, напруженно побежал в поле. Бежал он легко и свободно, полной грудью вбирая воздух, словно все страхи и сомнения его остались позади, в раздевалке. За спиной уже слышался сдержанно густой гул трибун и редкие аплодисменты.
На разминке мяч его не слушался. То, срезаясь с ноги, катился по земле, то летел выше ворот. Вратарь растерянно разводил руки, пригибался снова, ожидая удара.
— Побегай, успокойся, — Олег остановился возле Лешки. — Не на кубок европейских чемпионов играем…
Считалось, что он доигрывает последние сезоны, и Кречетов все чаще оттягивал его назад, в защиту. Олег не спорил, играл и там, как всегда, добросовестно, и майка после любого матча была темна и тяжела от пота. Но иногда, словно вспоминая прошлое, Олег, получая мяч, делал рывок и преображался. Движения становились мягкими, вкрадчивыми; коренастый, тяжелеющий, он удивительно легко проходил чуть не все поле, а после его финтов защитники в отчаянии хватались за голову.
Иногда говорил Лешке:
— Беги отсюда. Ты знаешь, кем я мог стать? А-а-а… Как застрял в периферийной команде… С такой кухни разве побегаешь?!
Лешка соглашался для виду, но представлял себя в другой команде, в другом городе — и становилось страшно.
Судья вызвал на поле. Кречетов сидел на низенькой скамеечке возле бровки. Первые удары, общая скованность — не удивила. Интуиция подсказывала, что сегодня должно повезти, и даже в притихших рядах зрителей чувствовалось это ожидание. Но, словно боясь прогневить судьбу, Кречетов хмурился, смуглые желваки твердели, изжеванная папироса потухла.
К нему подсел Маркин, заместитель главного инженера, крупнопородистый, неторопливый мужчина. Губы его блестели, и когда улыбался — в них отражались золотые коронки. Придвинулся ближе, скамейка прогнулась, заскрипела.
Кречетов крепче сжал в зубах папиросу. Знал, что опять начнутся советы, кого заменить, кому — что сказать. Но на этот раз игра Маркина интересовала мало.
— А что, Григорьевич, — заговорил он с низким придыханием, — дадут нам высшую лигу, если мы стадиончик отгрохаем тысяч на тридцать мест, а?
— Не знаю.
— Как добрые люди делают, а?
И хотя ссориться с Маркиным было рискованно, Кречетов не выдержал, быстро поглядел на него.
— Шли бы вы… на трибуну, Кирилл Андреевич.
— Понимаю, понимаю.
В этот момент у Феди мяч срезался и влетел в свои ворота. Трибуны разом ахнули.
Кречетов выплюнул папиросу, лицо пошло красными пятнами. Слишком легко, вот из-за такой случайности могла круто перемениться его судьба, потому что — тот же Кирилл Андреевич Маркин уже несколько раз намекал: заводской команде нужен тренер со специальным образованием. И при мысли, что придется расстаться с командой, у Кречетова щемило сердце…
В раздевалке было тесно от мокрых футболок. Кречетов ходил, перешагивал через вытянутые ноги и говорил с торопливой хрипотцой:
— В чем дело, ребята? Ни одного удара за сорок пять минут. Я понимаю, волнение, но ведь не у вас одних…
Он говорил обычные слова, ровно, не повышая голос, как всегда говорил в таких случаях, знал, что важны сейчас не слова, а его уверенность.
Лешка Говоров сидел, прислонясь спиной к шершавой дощатой стенке. Влажная футболка прилипла к спине, стягивала грудь. После первого тайма осталось лишь ощущение беспомощности. Надо забить, забить, забить.
Ему Кречетов ничего не сказал. Только вспыхнул и погас в узком прищуре немой вопрос: что случилось. Лешка опустил голову. Слышно было, как лопались пузырьки в бутылках с минеральной водой.
Во втором тайме Лешке повезло. Чуть ли не сразу после свистка Олег вывел его неожиданной хитрой передачей. Лешка принял мяч, сделал первый шаг и по испуганным движениям защитников понял, что им не догнать его, и что впереди один вратарь. Лешку охватила радостная жажда гола, но он знал обманчивость этой преждевременной радости и погасил ее усилием воли.
