Пятнадцатого октября армия Тахо войск Франко перешла в генеральное наступление на Мадрид; началась оборона Мадрида, которой было суждено длиться до двадцать восьмого марта 1939 года, когда город пал.
Восемнадцатого ноября все еще 1936 года Германия и Италия признали правительство генерала Франко в Испании. Объем военной помощи Германии и Италии войскам Франко постоянно увеличивался. Из боевой техники и военнослужащих германских Люфтваффе был сформирован Легион “Кондор”. В операциях на стороне франкистов принимали участие регулярные части итальянской армии. Помощь республиканцам оказывал только Советский Союз — поставками вооружения и присылкой военных специалистов, не решаясь открыто вступить в войну. Демократические державы Запада придерживались политики “нейтралитета”. По собственному желанию в Испанию направлялись добровольцы со всего мира, чтобы в составе интернациональных бригад защищать республику. Прибывали добровольцы и в армию Франко. Бой между фашизмом и миром был начат.
Первого апреля 1937 года на Северном фронте войска Франко окружили Бильбао, столицу Страны Басков. Автономия Басков была отрезана от республики. Бильбао будет обороняться три с половиной месяца и падет восемнадцатого июля, в годовщину начала мятежа.
Лейтенант Баррос не присоединился к мятежу. Он остался верен Республике. Хотя большинство его коллег, кадровых офицеров, в особенности артиллеристов, оказались по другую сторону фронта. И это были — лейтенант с горечью осознавал — лучшие офицеры, профессионалы, вояки.
Он никогда не был принятым в их элитарном клубе. Для благородного офицерского сообщества Хосе всегда оставался бастардом с крестьянскими грубыми ладонями, недоноском. Они были красивы и эффектны, молодые девушки в тавернах кружили вокруг офицеров, как пчелки у корыта с сиропом, и часто залипали в их объятьях на постелях дешевых отелей, квартир или даже просто под лунным небом в теплые испанские ночи. А Хосе знал только одну девушку, свою жену Исабель — милую простушку из семьи школьного учителя. Военная наука давалась им легко, и большую часть времени офицеры проводили в гулянках или играя в карты. Хосе ночами штудировал математику, подолгу занимался с солдатами, возмещая природный недостаток талантов усердием.
Офицеры за глаза называли его Пепе. Это было детское прозвище, так Хосе называла мать. В устах коллег, обращенное к взрослому мужчине “Пепе” звучало как издевательство.
Все это, возможно, и не было главной причиной того, что Хосе не присоединился к мятежной кадровой армии. Лейтенант Баррос по убеждениям был противником монархии и диктатуры. Во время выборов в кортесы он голосовал за социалистов. И это, очевидно, сыграло свою роль.
Теперь он искренне сражался за Республику, думая о том, что воюет и за будущее своей семьи, своей любимой Исабель Соледад, и за свободную страну для малютки Исабель Марии. Хотя его, профессионального военного, привыкшего к дисциплине, раздражал бардак, творившийся в республиканских войсках. Особенно, рохо-негро, “красно-черные”, названные так по цвету их рубашек и головных уборов, анархисты. Эти бравые парни, опоясанные пулеметными лентами, толком не слушались никаких приказов, шли в атаку шеренгой в полный рост, как на демонстрации, а потеряв пару человек убитыми, сразу возвращались — предать тела товарищей земле. И никакими уговорами было невозможно убедить их продолжить бой.
Городок, в котором оказался лейтенант Баррос, находился в Стране Басков к северо-востоку от Бильбао и не представлял стратегического значения ни для одной, ни для другой воюющей стороны. Основное сражение шло у Бильбао. Двадцать три батальона армии басков занимали позиции к востоку. В самом городке были расквартированы два батальона. Кроме басков, в городке находились разрозненные остатки интербригад и республиканских соединений на переформировании. И две батареи артиллерии под начальством Хосе. В каждой батарее было по четыре семидесятишестимиллиметровых дивизионных орудия образца 1902 года. В последнем сражении половина личного состава орудийных расчетов были убиты и ранены в артиллерийской дуэли с батареями франкистов; лейтенанту требовалось пополнить расчеты и обучить новых солдат. Этим он и занимался в городке уже три недели. Новобранцы были, в основном, из басков, крестьяне и лесорубы, сильные, но не слишком сведущие в науках. А артиллерийское дело — это прежде всего математика. Тригонометрия. Хорошо, удалось заполучить трех студентов — одного француза и двух каталонцев. Лейтенант занимался со своими артиллеристами по десяти часов в день, обучая пользоваться панорамой, прицелом, планшетом и таблицами стрельбы.
Гражданских лиц в городке было около пяти тысяч, это только местные. Помимо местных, городок заполнили беженцы из районов, занятых франкистами, их никто не считал, но, кажется, их было примерно столько же. Сегодня, в понедельник, людей обещало быть еще больше. Понедельник — базарный день, и хотя республиканское правительство, чтобы предотвратить заторы на дорогах, а также проникновение шпионов, запретило базарные дни, окрестные люди все равно собирались, чтобы продать или обменять вещи и еду. Война войной, а люди всегда хотят кушать.
В последние дни Хосе часто с тревогой глядел в небо. Да, городок был не бог весть как важен в этой войне. Но все же в нем располагались три фабрики, одна из которых производила авиабомбы. Неподалеку — стратегически важный мост в деревне Рентериа. К тому же, это потенциальный путь для отхода республиканских войск. Мрачные предчувствия особенно сильно стали терзать его после того, как по республиканской армии прокатилось известие о случае под Бильбао: республиканцы сбили самолет немецкого Легиона “Кондор” и устроили самосуд над спустившимся на парашюте пилотом — ожесточенные потерями от бомбардировок баски повесили пленного. Месть басков могла вызвать еще большую месть немцев.
Так что возможность массированных бомбардировок нельзя было исключать. А городок был совершенно лишен противовоздушной обороны. Ни одного зенитного орудия! Никаких истребителей, контролирующих воздушное пространство! Перед атакой с воздуха город был совершенно беззащитен.
С зенитными орудиями в республиканской армии с самого начала было очень плохо. Их практически не было. Только недавно стали поступать советские среднекалиберные зенитные установки. Они неплохо показали себя в Харамской операции в феврале. Но здесь зениток не было. Лейтенант Баррос отправлял докладную записку в Мадрид, начальнику артиллерии республиканской армии подполковнику Фуэнтесу, но никакого ответа не последовало. Командиры республиканских частей поговаривали, что подполковник вообще мало утруждает себя фронтовыми делами, занимаясь ведомственной перепиской. Советовали обратиться к русскому военспецу по артиллерии, известному по конспиративному имени Вольтер. Но возможности найти контакт с русским Вольтером у лейтенанта не было.
Еще неделю назад Хосе самостоятельно принял решение приспособить имеющиеся в его распоряжении орудия для поражения воздушных целей. Прежде всего для каждого орудия выкопали яму глубиной в полтора метра. Обрадовавшиеся привычной работе крестьяне взялись за лопаты и быстро сделали правильный окоп. Местные рабочие сбили по чертежу лейтенанта зенитные станки — из досок, перехваченных железными полосами. Благодаря подставке наибольший угол стрельбы сильно возрос. Однако “мертвая воронка”, непростреливаемая часть воздушного пространства над орудием, оставалась очень большой.
С большим трудом, но удалось раздобыть угломер зенитной артиллерии. По его шкалам можно было определить одновременно азимут самолета и угол места, то есть вертикальный угол между линией горизонта и линией цели. Но для точного определения местоположения самолета одного угломера мало, нужен второй, чтобы засечкой самолета построить два треугольника, тригонометрическое решение которых дает возможность навести прицел.
С утра лейтенант Баррос думал о том, как наловчиться наводить орудия для стрельбы по воздушным целям используя только один угломер и бинокль.
Когда над городом окончательно рассвело, лейтенант вернулся на батареи. Большая часть солдат и командиров еще не вернулась с квартир. Хосе знал, что некоторые появятся только после сиесты. В окопе на лафете ближайшего орудия сидел пожилой доброволец в гражданской одежде.
— Доброго утра, Пепе! — приветствовал он своего командира, не вставая.
Хосе передернуло. Он обиженно поджал губы, выпрямился и уже был готов устроить подчиненному разнос за фамильярность в обращении к офицеру. Но взглянул в теплые глаза старика и мгновенно обмяк. Это было совершенно не похоже на “Пепе” его бывших коллег офицеров; скорее напоминало “Пепе” из уст матери.
