Счеты были сведены, униженный красавец получил и дротик, и собаку, и на этом след Прокриды теряется. По другой версии супругов помирила воительница Артемида, у которой Прокрида спасалась от позора, и она же подарила Кефалу убийственное двойное оружие. Но это примирение не привело к добру, так как жена, услышав однажды поэтические призывы охотника остудить его разгоряченное тело, обращенные к богине облаков Нефеле, всплакнула в кустах. Кефал решил, что там спрятался зверь, метнул дротик, и все было кончено в мгновение.
В обоих случаях у сюжета остается нерастраченный запас инерции, пользуясь которым мы продолжаем следовать за судьбой мифической собаки. Кефал предоставил ее в распоряжение Амфитриона для охоты за столь же удивительной лисицей, похищавшей жителей Кадмеи. Кроме прожорливости и людоедства, это чудовищное создание обладало еще свойством неуловимости: ни одно существо в мире не способно было ее догнать. Быстроногая собака долго бегала за стремительной лисицей, пока на фиванской равнине они не попались на глаза Зевсу, и тот разрешил противоречие, обратив обеих в камни, которые и венчают миф о взаимной неверности и сверхъестественных, но несогласованных способностях.
От этой истории мы переходим к нескольким фрагментам путешествия аргонавтов. Это побочные эпизоды грандиозного предприятия, с успехом осуществленного группой героев, отправившихся во главе с Язоном на корабле «Арго» за золотым руном в Колхиду.
Отвага героев, среди которых мелькают имена Орфея, Тезея, неразлучных Кастора и Полидевка, будущего бога врачевания Асклепия, да и самого Геракла, правда, раздумавшего на полдороге продолжать поход, их решимость были столь велики, что они вышли в море, еще не зная пути в Колхиду. А страна эта располагалась на дальнем восточном побережье совсем другого моря, глубоко влившегося в европейский материк Эвксинского Понта, теперь называемого Черным. Помог им слепой прорицатель Финей, когда путешественники, прощупывая берега знакомого моря — Эгейского, поднялись вверх, повернули на восток и оказались в его фракийских владениях. Наделив даром ясновидения, боги затем ослепили Финея за то, что он этой способностью злоупотреблял и слишком точно предсказывал. Иногда приводят другую причину: он будто бы указал обратную дорогу в Элладу детям Фрикса — того самого, который, спасаясь от безумного отца, улетал вместе со своей сестрой Гелой в Колхиду на золотом баране. Эта вторая причина слишком темна для нас. Мы встретимся еще с несколькими абсурдными мотивами и происшествиями и тогда попробуем их хоть как-то оценить.
Слепота была не единственным наказанием богов. Вторая жена внушила Финею, что в его недуге виновны ее пасынки, он поверил, заточил сыновей в темницу и был наказан еще раз — прорицателя мучали гарпии, крылатые существа, слетавшиеся каждый раз, как только Финей садился за стол. Они уничтожали почти всю еду, оставляя за собой такое зловоние, что не могло быть и речи о продолжении трапезы. Довольно грустное зрелище, не правда ли: несчастный старик, которому окружающий мир непрерывно подает сигналы, ничего не значащие для остальных, но заставляющие его сознание без устали трудиться над их прочтением, старик слепой и голодный, судорожными взмахами ослабевших рук наугад отгоняющий вонючих, прожорливых, вьющихся над его столом тварей. Финей согласился указать аргонавтам дорогу, если они избавят его от гарпий. К счастью, среди героев оказались братья Зет и Калаид, у которых тоже были крылья. Вонючкам устроили засаду и затем преследовали их, пока те не дали клятву не обижать Финея. Летучие братья встречались с фракийским царем не впервые, в его судьбе они уже успели перед тем развязать один узел. Зет и Калаид были детьми северного ветра Борея, как и первая жена прорицателя, Клеопатра, и, стало быть — дядьями заточенных Финеем мальчишек. В свое время они освободили племянников и помирили с отцом, после чего тот отослал оклеветавшую их мачеху домой. На гарпий, однако, это впечатления не произвело.
Оттеняет эту побочную линию то обстоятельство, что матерью Зета и Калаида была все та же утренняя заря Эос, так неудачно вмешавшаяся в счастливый брак Прокриды и Кефала, о котором мы уже вспоминали. Я привожу здесь эту подробность не с тем, чтобы побудить вас к каким-либо умозаключениям, а лишь для того, чтобы сохранялось ощущение тесного единства того мира, который мы начали обходить по периферии. А теперь — интересующая нас грань сюжета. Благодарный слепец разъяснил аргонавтам, как им добраться до цели, чего ожидать в пути и как себя вести на месте. Не скрыл он и опасности, которая ожидала путешественников в Босфорском проливе. Симплегады — так назывались две скалы, сдвигавшиеся, как только между ними оказывался корабль. По совету Финея аргонавты выпустили сначала голубку, и она сумела пролететь, оставив в сомкнувшихся камнях несколько перьев хвоста. Столь же удачно проскочил и «Арго», лишившись только кормовых украшений. Тут, кажется, имела место некоторая психологическая уловка. Симплегадам не следовало реагировать на голубку, но в возбужденном ожидании новой жертвы, которая уже находилась в пределах видимости, они, вероятно, попались на обманное движение, а для следующего удара им все-таки нужно было разойтись. С тех пор скалы оставались неподвижными, ибо таковым был предначертанный им конец, если они пропустят хотя бы один корабль.
Покидая эту историю и оставляя за спиной еще два неподвижных камня, мы обращаемся теперь к уделу другого слепца.
Тиресий был сыном нимфы Харикло, которая дружила с самой Афиной, но эти полезные отношения как раз и привели к потере юношей зрения. Охотясь поблизости от матери, он увидел подруг купающимися в быстрых водах Ипокрены, богиня вскрикнула, и Тиресий ослеп. Горькие упреки матери ни к чему не привели, Афина объясняла, что несчастье произошло не по ее вине, никому нельзя безнаказанно смотреть на божество без его разрешения. Но в утешение обоим она наделила слепого даром предвидения, долголетием и кизиловым посохом, позволявшим ему передвигаться не хуже зрячего.
Возможно, именно так и произошло, но мы обязаны упомянуть и другую версию, которую разыскал Овидий, тем более что тут действуют божества гораздо более могучие. Зевс и его супруга Гера сочли, что единственно справедливым арбитром в их споре о степени наслаждения, испытываемого мужчиной и женщиной от близости, может быть только Тиресий, который в то время еще прекрасно видел и уже успел побывать и тем и другой. По какой-то причине ему однажды сделалось невыносимым зрелище спаривающихся змей. Он прервал любовную игру пресмыкающихся ударом палки и в тот же миг превратился в женщину и оставался ею в течение семи лет. Не следует забывать, что срок этот условен. Число «семь» заслуживает всяческого уважения, но длительность года в те времена была еще неустойчивой, как и само долголетие, дарованное впоследствии Тиресию. Известно например, что он прожил семь или девять человеческих жизней. Так или иначе, женщиной он побывал и вернулся в мужское естество лишь спустя некоторый срок, когда вновь счастливо наткнулся на двух змей, свившихся страстным жгутом. Уже предполагая возможные последствия, Тиресий не поколебался еще раз влезть в чужие дела с помощью палки и вновь стал мужчиной. Так что выбор верховных олимпийских супругов был обоснованным.
Судья решил спор в пользу Зевса, объяснив, что восторг, испытываемый женщиной, в девять раз сильнее ощущений мужчины. Тут-то Гера и лишила его зрения. Супруг, будучи не вправе отменить волю другого божества, возместил утрату даром прорицания и долгой жизнью. Наградой Тиресий пользовался смело. Достаточно сказать, что именно он открыл царю Эдипу глаза на то, что тот убил своего отца и женился на матери, после чего и царь себя ослепил, не захотев больше смотреть на мир.
Но вот отблистали могучие имена, отшумели тяжкие приговоры и вести о щедрых дарах, а в сознании продолжает тускло светиться крошечный уголек — представление о двух ничтожных созданиях, нашедших друг друга в горячей пыли.
Конечно, зрелище беспросветной тьмы, обрушивающейся на человека, который нисколько не подготовленным встречается лицом к лицу с обнаженным божеством, завораживает. Хотя чудится в этом явлении и нечто само собой разумеющееся, как и в том, что с несчастьями, посылаемыми нам богами, неизменно соседствует удача, или наоборот. Впечатляет и идея соразмерить мужские и женские наслаждения. Но едва слышное любовное шуршание пары ядовитых тварей, которым в этот момент не до сравнений, предчувствие восхитительной судороги, безжалостно прерванное сухим ударом палки, просто наводит смертельный ужас. Недаром такой поступок потрясает всю природу обидчика до основания, так что от прежнего его ничего не остается.
Попрощавшись с Тиресием, мы отправляемся, наконец, на остров Крит, где обитает уже названный нами Минос.
