— Весь город свихнулся! — сказал Фред. — Без малейшего повода все машины свернули к обочине, как будто по улице неслась пожарная команда. Здесь пишут, что люди замолкали на полуслове и стояли с раскрытыми ртами пять минут. Сотни вышли на мороз в одних рубашках, улыбаясь, как рекламы зубной пасты. — Он потряс газетой. — Ты про это и хотел мне сказать?
Я кивнул.
— Да ведь все случилось, когда передавали этот твой «шорох». Но я подумал…
— Никаких «но» — тут один шанс из миллиона, что причина другая, — сказал Фред. — Это точно. Время совпадает секунда в секунду.
— Но ведь не все слушали радио.
— А это и не нужно, если моя теория верна. Мы приняли из космоса слабые сигналы, усилили их примерно в тысячу раз и передали по радио. И любой, кто оказался рядом с приемником, получили солидную дозу этих усиленных излучений, независимо от своего желания. — Он пожал плечами. — Должно быть, это все равно, что проходить мимо горящего поля марихуаны,
— А почему же ты ни разу не почувствовал это на себе во время работы?
— А я никогда не усиливал сигналы и не передавал их через динамики. Передатчик радиостанции — вот что дало им настоящую силу.
— Что ж нам теперь делать? Фред удивился:
— Что делать? Надо написать сообщение в какой-нибудь подходящий журнал, и больше ничего.
Входная дверь распахнулась, я Лью Гаррисон, красный и запыхавшийся, бел всякого стука влетел в комнату и снял свой широкий летний плащ со взмахом, достойным тореадора.
— Он тоже хочет урвать кое-что, а? — спросил он, тыча в меня пальцем.
Фред растерянно заморгал.
— Что урвать?
— Миллионы, — сказал Лью. — Миллиарды.
— С ума сойти, — сказал Фред. — О чем это вы?
— Шорох звезд! — сказал Лью. — Они на нем помешались. Просто с ума сходят. Газеты видали? — На минуту он стал серьезным. — Это же ваш шорох наделал все, а, док?
— Мы так полагаем, — сказал Фред. Вид у него был встревоженный. — А каким же образом, позвольте узнать, вы собираетесь получить эти миллионы или миллиарды?
— Земельные участки! — восторженно воскликнул Лью. — Лью, говорю я себе, Лью, как вытрясти наличные из этой финтифлюшки, если ты не можешь монополизировать космос? И еще, Лью, спрашиваю я себя, как ты ухитришься продавать то, что все получают задаром во время передачи?
— Может быть, это явление не из тех, которые продаются за наличные, — вмешался я. — Понимаете, мы же многого еще не знаем…
— Счастье — это плохо? — перебил мен и Лью.
— Нет, — согласился я.
— Прекрасно, мы же и собираемся нести людям счастье с этим звездным шумом. Ну что, неужели вы скажете, что это плохо?
— Люди должны быть счастливы, — сказал Фред.
— Правильно, — согласился Лью. — Именно счастье мы им и принесем. А свою благодарность нам люди выразят в форме недвижимой собственности. — Он взглянул в окно. — Прелестно, вон там сарай. С него и начнем. В сарае установим передатчик, протянем линию к вашей антенне, док, и заложим контору по продаже земельных участков.
— Простите, — сказал Фред. — Я вас не совсем попил. Эта местность не пригодна для строительства. Дороги отвратительные, ни автобусной остановки, ни супермаркета, вид жуткий, и земля нашпигована камнями.
Лью несколько раз толкнул Фреда локтем.
— Док, док, док! Ну, есть тут свои недостатки, но если у вас в сарае будет передатчик, вы сможете дать им самую драгоценную вещь во всей вселенной — счастье.
— Эйфорийные кущи, — сказал я.
— Великолепно! — сказал Лью. — Я обеспечу покупателей, док, а вы будете сидеть в сарае, держа руку на кнопочке. Стоит покупателю ступить ногой в Эйфорийные кущи, а вам угостить его дозой счастья, как он заплатит за участок любые деньги.
— И каждый кустик — дом родной, если только аккумуляторы не сядут, — сказал я.
— Значит так, — продолжал Лью, и глаза у него горели. — Как только мы распродадим все здешние участки, мы перемещаем передатчик и начинаем все по новой. Пожалуй, запустим сразу несколько передатчиков. — Он щелкнул пальцами. — Заметано! Целый флот на колесах!
— Мне почему-то кажется, что полиция не очень-то будет нами довольна, — сказал Фред.
— Хорошо, когда они сунутся сюда разнюхивать, вы вкатите им порцию радости! — Он пожал плечами. — Черт возьми, я могу даже так расчувствоваться, что уступлю им угловой участок.
— Не пойдет, ~ спокойно сказал Фред. — Если я когда-нибудь стану прихожанином нашей церкви, мне будет стыдно глядеть в глаза пастору.
— А мы и ему вкатим дозу! — жизнерадостно сказал Лью.
— Нет, — сказал Фред. — Извините.
— Ну ладно, — сказал Лью, шагая по комнате взад-вперед. — Я этого ждал. У меня есть другой ход, абсолютно законный. Мы выпускаем маленький усилитель с динамиком и антенной. Себестоимость будет не больше полсотни, так что цену назначим доступную среднему американцу — скажем, пятьсот долларов. Договоримся с телефонной компанией, чтобы она передавала сигналы с вашей антенны прямо на дом тем, у кого будут наши приемники. Приемники будут усиливать сигнал, принятый по телефону, и распространять его по всему дому, и всем обитателям привалит счастье. Поняли? Вместо того, чтобы включать радио или телевизор, все захотят включать источник радости. Никаких декораций, сценариев, дорогостоящей аппаратуры — вообще ничего, кроме этого шороха.
— Можно назвать его эйфориофоном, — предложил я, — а сокращенно — «эйфью».
— Здорово, здорово! — сказал Лью. — А вы что скажете, док?
— Не знаю, — Фред был встревожен. — Я в таких вещах не разбираюсь.
— Да, надо признать, что у каждого из нас есть свои недочеты, — великодушно согласился Лью, — я займусь бизнесом, а вы займетесь техникой. — Он сделал вид, что собирается надевать свой плащ. — А может, вам не хочется стать миллионером?
— Нет, конечно хочется, даже очень хочется, — поспешно сказал Фред. — Как же не хотеть…
— Порядочек, — сказал Лью, потирая руки. — И начнем мы с того, что построим один приемник и проведем испытания.
Это уже были веши, в которых Фред отлично разбирался, и я заметил, что задача его заинтересовала.
— Это вообще-то совсем простая штучка, — сказал он. Думаю, что мы соберем аппаратик и испытаем его здесь им той неделе.
Первое испытание эйфориофона, или эйфью, происходило в субботу вечером в гостиной у Фреда Бокмана, через нить дней после сенсационного интервью.
Присутствовало шесть «морских свинок» — Лью, Фред со своей женой Марион, я, моя жена Сьюзен и мой сын Эдди. Бокманы расставили стулья вокруг журнального столика, на котором стоял серый стальной ящичек.
Из ящичка высовывалась длинная раздвижная антенна, которая доставала до потолка. Пока Фред хлопотал над своим ящичком, мы старались развлечь друг друга болтовней за пивом с сэндвичами. Эдди, конечно, пива не пил, хотя ему-то и нужно было как-то успокоиться. Он обиделся, что его поволокли на ферму и не пустили на футбол, и и в но собирался выместить свое недовольство на старинной мебели Бокманов. Он играл сам с собой возле стеклянных дверей, пользуясь старым теннисным мячом и кочергой имеете биты.
— Эдди, прекрати, пожалуйста, — сказала Сьюзен в десятый раз.
— Все в порядке, все в порядке, — небрежно бросил Эдди, пуская мяч по всем четырем стенам и ловя его одной левой.
Марион, чьи материнские чувства были отданы безукоризненно отполированной мебели, не могла скрыть отчаяния, глядя, как Эдди превращает комнату в спортзал. Лью старался по-своему утешить ее.
— Пусть себе разбивает этот хлам, — сказал Лью. — Все равно вам скоро переезжать в палаццо.
— Готово, — негромко сказал Фред.
Мы взглянули на него с напускной храбростью, хотя нас слегка мутило от страха. Фред подключил два провода от телефонной розетки к серому ящику. Эта линия связывала ящик напрямую с антенной в университетском городке, а специальный часовой механизм должен был сохранять направление антенны на один из таинственных «провалов» в небе — самый мощный источник Бокмановской Эйфории. Фред воткнул штепсель в электрическую розетку и положил руку на выключатель.
— Готовы?
— Не надо, Фред! — Я струсил не на шутку.
— Включайте, включайте, — сказал Лью. — Если бы у Белла не хватило духу позвонить кому-нибудь, мы бы до сих пор сидели без телефонов.
— Я останусь здесь, у выключателя, и вырублю ток, если что-нибудь пойдет не так, — успокаивающе сказал Фред. И вот — щелчок, гуденье, и «Эйфью» заработал.
В комнате прозвучал единодушный, глубокий вздох. Кочерга вывалилась у Эдди из рук. Он протанцевал по комнате нечто вроде торжественного вальса, опустился на пол у ног матери и положил голову к ней на колени. Фред, напевая, покинул свой пост, двигаясь, как но сне, с полузакрытыми глазами.
Лью Гаррясон первым нарушил молчание — он продолжал прерванный с Марион разговор.
