— Ну разумеется! — воскликнул Андрей. — Пока у нас нет знания жизни, мы не можем понять, зачем оно нам нужно. Поэтому и возникает эта идея, что оно нужно нам для счастья. Что случится чудо, если мы будем знать, например, эти семь Скрижалей. Узнаем — и будет счастье. Чудесным образом! И вот мы бросаемся искать Истину! А иначе бы все бы так и сидели на месте. Не было бы мотива искать знание!
— А потом находим и понимаем, что ни чуда, ни счастья тут нет. Что тут только знание, — сказал Данила, согласно кивая головой.
— А Печати? — все еще не понимал я. — Зачем в таком случае мы искали Печати?..
— Они о жизни! — снова чуть не закричал Андрей. — О настоящих препятствиях! Понимаешь, мы получили знание, и это позволило нам понять жизнь. Увидеть ее во всех ее сложностях и внутренних противоречиях. Стремление к власти, эгоизм, зависть, слабость, идея борьбы, жажда цели. Мы все это поняли благодаря Скрижалям. Они — инструмент, а не волшебная палочка.
— Идея борьбы, жажда цели? — не понял я. — О каких Печатях ты говоришь?
— О каких?! — воскликнул Андрей. — Да о ваших! Данила боролся, боролся... А ему сказали — все, перестань бороться. Просто люби, и все. Люби, и все. И тебе сказали — хватит искать, хватит стремиться к иллюзорным целям, остановись — жизнь вокруг, а не за горизонтом. Понимаешь?!
— Хватит стремиться к иллюзорным целям, остановись. Жизнь вокруг, а не за горизонтом, — повторил я. — Да, это именно та истина, которую я понял на Гаити. И что же нам теперь делать?
— Ты уверен, что понял свою истину? — рассмеялся Данила.
— Как — ничего не делать?! — в ужасе прошептал я.
— Жить! — буквально закричал Данила. — Самая сложная задача!
— Самая сложная, — подтвердил Андрей. — Жить без иллюзорной цели и без надежды на чудо.
— Но как?! Это просто страшно! — ком встал у меня в горле. — И разве это жизнь? Андрей, Данила... Разве?..
— Опять ты ничего не понял, — покачал головой Андрей. — Чудо надо не ждать, а делать. И в этом цель.
— Творить чудеса? — мне показалось, я сошел с ума. — Андрей, и это ты говоришь?!
Андрей никогда не говорил о чудесах! Это, что называется, против правил.
Данила внимательно посмотрел на меня, потом, словно бы поняв ход моих мыслей, на Андрея.
— Видимо, Андрей собирается нам что-то рассказать, — заключил Данила и откинулся на спинку своего кресла.
«И когда Он снял седьмую печать, сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса.
И я видел семь Ангелов, которые стояли перед Богом; и дано было им семь труб.
И пришел иный Ангел, и стал пред жертвенником, держа золотую кадильницу; и дано было ему множество фимиама, чтобы он с молитвами всех святых возложил его на золотой жертвенник, который перед престолом.
И вознесся дым фимиама с молитвами святых от руки Ангела пред Богом.
И взял Ангел кадильницу, и наполнил ее огнем с жертвенника, и поверг на землю: и произошли голоса и громы, и молнии и землетрясение.
И семь Ангелов, имеющие семь труб, приготовились трубить».
Откровение святого
Иоанна Богослова,
8:1-6
Это было давно...
— Андрей, ты написал книгу о Заратустре? — спросил я, разглядывая на переплете рыжий портрет то ли Вакха, то ли Иоанна Крестителя (искусствоведы до сих пор спорят) кисти Леонардо да Винчи.
Андрей поднял голову, посмотрел в мою сторону и улыбнулся:
— Да, написал. Для себя. Все равно никто не будет читать.
— Почему? — мне было как-то странно это слышать.
— Почему? — удивился Андрей и пожал плечами. — Она — не для развлечения. И...
Андрей задумался. Долго молчал. Пару раз порывался что-то сказать, но останавливался.
— Андрей, скажи, я пойму... — попросил я.
Он посмотрел на меня — внимательно, строго, даже испытывающе.
— Поймешь? Это книга о разочаровании в чуде. Все ждут чуда. Даже отчаянные, отъявленные, прожженные скептики. Самые скептичные из всех скептиков! Даже такие, как я, — Андрей грустно улыбнулся. — Все мы ждем чуда. Мы ждем, что оно придет из ниоткуда, нежданно-негаданно. Обязательно. Мы понимаем, что этого не случится, но это не мешает нам ждать — страстно и истово. Мы ждем вопреки нашему безверию! Таковая сила этого ожидания!
— Андрей, ты ждешь чуда?! — зная Андрея, я не верил своим ушам. — Чуда?! Ты?!
— Когда ты творишь, созидаешь, делаешь что-то значительное, понимая, что умрешь и ничего из этого тебе не дадут взять с собой в могилу, на тот свет, — ты ждешь чуда. Понимаешь? Иначе бы ты остановился, прекратил это. Потому что — а зачем?! Но ты не останавливаешься. Ты делаешь, зная, что потеряешь. А значит, где-то в глубине души не веришь, что потеряешь. Что будет что-то вроде воздаяния... Чудо! Ты ждешь чуда!
Когда ты веришь, что благому начинанию будет сопутствовать удача, просто потому что оно — благое, правильное, настоящее, — ты ждешь чуда. Понимаешь? Ты ждешь чуда! Значит, ты, даже будучи каким угодно атеистом и скептиком, предполагаешь, что в этом мире есть некое метафизическое противостояние великих сил — «благих» и «неблагих». И более того, ты уверен в победе «благой» силы! В ее Промысел! Ты ждешь чуда!
Наконец, когда ты любишь, Анхель. Любишь, будучи безразличным, любишь и продолжаешь любить, хотя у тебя нет никаких шансов, нет и намека на чувственный ответ с той стороны... Ты тоже ждешь чуда. Понимаешь? Иначе бы ты сказал: «Нет. Это не про меня». Сказал и ушел. Но ты не уходишь. Ты стоишь и грезишь. В твоем сознании живо ощущение счастья, даже если ты сам называешь его «несбыточным». Ты веришь в чудо.
И в этом правда. Все это и еще сотни, тысячи ситуаций жизни — есть ожидание чуда. И я написал об этом книгу. Я написал книгу о стремлении к чуду, которого нет. О мире, который стоит на этом стремлении и сам не понимает этого. О мире, который находится в тупике, потому что он ждет несбыточного и потерял главное. Я написал страшную книгу правды. Кто будет это читать?.. Она не для развлечения.
— Это действительно страшная книга! — прошептал я.
— Да, страшная, — согласился Андрей, кивнул головой на книгу и улыбнулся. — Можешь взять. Совершишь небольшой подвиг.
И я взял.
Я взял и начал читать. Я читал не останавливаясь, не переводя дыхания. От первой строчки — «Привет! Я канатный плясун» — и до последней: «Мне кажется, что и сейчас я ощущаю на своих щеках нежное касание этих шелковых крыл и бархатных хоботков. Я выздоравливаю...» От первой и до последней. Жадные глотки уставшего путника, измученного дорогой, опаляющим солнцем и великой жаждой.
«Избранные — это значит выбранные. Но парадокс, видимо, в том-то и состоит: для того чтобы тебя выбрали, прежде всего ты должен сам себя выбрать. Ты должен стать сильным, тогда ты и будешь нужен».
«В этих двух страхах — быть самим собой и позволить другому быть другим — заключен в сущности один: быть, оказаться или казаться слабым. Но ведь именно страх и ослабляет. Значит, мы уже слабы. Так чего же нам теперь бояться?»
Драгоценные россыпи мысли, объединенные единым сюжетом — о превращениях духа и медовой жертве. Это правда о Человеке, о том, кто мы есть.
Я был потрясен. Потрясен до глубины души. Нет... До глубины сердца. До самой его последней и крайней глубины. Весь мир увиделся мне вдруг по-другому, иначе — таким, каким я никогда его не видел. И я сам изменился — умер и возродился заново. Меня прежнего словно и не было никогда, не существовало.
Это притча о человеке, который нуждается в Истине и вдруг встречает Учителя. Великая, беспристрастная Истина о мире. Рассказ о сущности человека, о природе его мира — о страхе, о чувстве одиночества, о бесплодных исканиях смысла жизни. Все встает на свои места. Кажется, что еще чуть-чуть, и все изменится, жизнь героя обретет новое дыхание, наступит долгожданное счастье. Но тут Учитель встает и уходит.
Чудо было так близко — и вот словно вода утекла сквозь пальцы. Оставив лишь ощущение, воспоминание, миф.
Учитель уходит, чтобы оставить своего ученика один на один с Истиной. Чтобы тот смотрел на нее и плакал. Плакал, потому что нет ничего страшнее, чем знать Истину. Ведь Истина и Чудо стоят на разных полюсах мироздания. Истина разрушает царство иллюзий, а Чудо — королева этого царства. Знать Истину — значит разувериться в возможности Чуда, а не наоборот. Страшное испытание.
Раньше человек верил в Чудо, верил, что где-то, может быть, и на краю света, но есть эта великая и спасительная сила — Истина, способная изменить мир. Он верил в Истину как в Чудо, которому подвластны все тайны Вселенной, все ее силы, все ее мельчайшие движения. Он проводил между Чудом и Истиной знак равенства — «я все пойму, и тогда...» Теперь он все понял. И понял, что Чуда не будет никогда.
