приступил я к этому труду - к труду бесцельной свободной прогулки.
4
Совершенно невозможно понять, кто ты есть такой. Считалка была: царь, царевич, сапожник, портной...
5
Начнем с царя.
Почему не получается быть царем? Ведь в цари не то чтобы очень хотелось, но и отвращения не испытывал. Однако, считая себя порядочным человеком и старательно это самомнение поддерживая (по двум, по крайней мере, причинам, о которых еще как-нибудь поговорим), не хотел делать и, в общем, не делал всего гадкого, да и многого хорошего, что сопряжено с получением и удержанием любой власти.
Вот, вспоминаю, выбирают по рекомендации классного руководителя председателем совета отряда. Приятно? Да уж чего скрывать... Отличие. Привилегия быть единственным из тридцати пяти в одинаковых серых гимнастерках, коричневых платьях с черными фартуками и сильно слинявших к шестому классу красных галстуках - все равны, а председатель один. Причем отличие его не в журнале и табеле за четверть, в которых пятерки фиксировали отличия разовые, заработанные грамотным диктантом или гладким ответом, а постоянное, статусное, как бы включенное в сущность. Ведь, если не заглядывать в будущее, демократическое избрание, по ощущениям избранного, ничем не отличается от аристократического избранничества. Уж потом наступают муки временности, махинации в следующей предвыборной кампании, цепляния зубами и когтями за кончающийся срок...
С чего же начинает такой, которому данная народом власть досталась справедливо, по склонностям и потенциям? Что он делает - не только по инстинкту укрепления и удержания власти, но просто по присущим ему, как достойному должности, представлениям?
Прежде всего приводит свое поведение в соответствие тем нормам, которые провозглашены вынесшей его на вершину общественной системой. Тут возможны варианты. Первый: фанатик. Мучает себя строжайшим следованием канону, без всяких колебаний и милосердия добивается того же от всех остальных. Удерживает власть долго, чаще всего пожизненно, и остается в памяти большей части современников героем, меньшей - чудовищем, что, собственно, одно и то же. Второй: человек нравственно заурядный. Искренне старается соответствовать официальному идеалу, что, разумеется, невозможно. Постепенно привыкает скрывать некоторую часть своей жизни, в лучшем случае с длительным успехом, в худшем - с менее длительным, тогда поражение на следующих выборах, или импичмент, или просто тихое выталкивание элитой в отставку под угрозой раскрытия всего тайного... Третий: циник. Сознательно обманывает народ, ловко лицемерит, получая удовольствие не только от официально осуждаемых поступков, но и от самого процесса ловкой лжи. Как всякая обдуманная и прагматическая деятельность, такая бывает весьма успешной, жрецы догмы более или менее удовлетворены, а население посмеивается, но с симпатией: прохвост, конечно, так ведь и мы... Четвертый: реформатор. С выпученными глазами в полный голос ниспровергает все то, что фанатик - с которым по психологическому типу совпадает - так же провозглашал. Добивается своего, но ненавидим и проклинаем всеми, даже теми, кто с удовольствием пользуется результатами его деятельности. Пятый: искренний идиот. Считает всех своими единомышленниками. Откровенно делится с подданными сомнениями в безусловности установленных до него правил и, не стремясь к их революционной отмене, с усмешкой предлагает ими сообща пренебрегать. Распространяет свое общепризнанное чувство юмора туда, куда с ним вход категорически воспрещен - в настоящую жизнь. Крах неизбежный и немедленный: снятие с должности по настоянию хранителей завета при недолгом и вялом сочувствии подчиненных.
Нужно ли говорить, к какому из типов относился и относится любитель бесцельных городских прогулок, автор, сбежавший от диктатуры сюжета в неорганизованную болтовню? Изгнание проницательным завучем из пионерских председателей... разжалование из командиров отделения суровым начальником штаба... удивительное, на первый взгляд, практическими причинами не объяснимое выпадение из номенклатуры в собственной профессии - хотя удивляться-то надо было, когда в номенклатуру попал...
Нет, не для царствования родился.
Конечно, можно и по-другому повернуть: мол, ты царь, живи один. Просто царь, без всяких карьерных подтверждений, плюй на все и всех.
Так ведь до этого дойти надо. А чтобы дойти в юном возрасте - Господи, да он погиб пацаном! - надо именно им и быть: умнейшим, по словам штатного царя, человеком в стране, а значит, и в мире, потому что наш мир начинается и кончается здесь, мы к другому отношения не имеем. Человеку же обычному, не умнейшему и гениальному, а просто неглупому и способному, требуется для осознания преимуществ такого одиночного, автономного царствования прожить до старости, не один раз приложиться мордой обо все стены и углы, побыть на разного масштаба тронах и с каждого навернуться, и только потом, если мозги не разлетятся и не растворятся в разных едких жизненных жидкостях, допереть... Да и то, как правило, на чисто теоретическом уровне, а чтобы действительно одному и царем - тут еще воля нужна и сила, или сила воли, "силволя", как говорил старшина. Но где та воля, не говоря уж о силе?..
Надежда попробовать все же остается. Если честно - даже пробую.
6
Теперь про царевича.
Можно было бы предложить читателю целую систему более или менее (теперь даже культурные люди говорят "более-менее") сложных построений, из которых следовало бы, кого в обществе я условно именую царевичами и почему. Но лучше эти построения опустить, так как обоснование терминологии всегда занимает слишком много места, отвлекает на бесконечные отступления, а мне сейчас не терпится перейти к сути дела, выбранный темп длинной и ветвистой речи тяготит. Буквально чувствую, как давит заданная медленность, а мысли и пишущая левая рука дергаются, суетятся - надо скорее высказаться. Так что царевич и есть царевич, сами поймете, о ком речь.
По некоторым чертам характера, и в первую очередь по склонности к занятию, которое сочинители наших эстрадных песен применительно к себе всерьез называют творчеством, я, вроде бы, безусловный царевич. В семье, состоявшей исключительно из сапожников и портных - позже об этом, позже, - полный выродок.
Склонность к излишествам на грани, а то и за гранью порока - ну, нормальный комплект: пьянство, бабы, детали опустим.
Почти женские чувствительность и сообразительность по части вещей тонких, простых, но трудно различимых - в отличие от мужской размашистости, неспособности скрутить или хотя бы нащупать слишком толстыми пальцами узелок на нитке или на чужой судьбе. Порвут, а чаще просто не разглядят.
Бешеное честолюбие, тщеславие за пределом представимого. Чтобы все знали и не просто знали, а завидовали. Но одновременно, вопреки всякой логике, и любили.
При этом страшнейший комплекс: я самый тупой, бездарный, необразованный, уродливый и нелепый, все, что получил, досталось незаслуженно и путем обмана, другие не видят, но себя-то не обдуришь, везучая посредственность.
И, конечно, одновременно: не такая уж везучая... им-то откуда известно про бездарность, подумаешь, эксперты... рядом с ними вообще гений!.. а раз не оценивают, значит, просто злобные гады, и все. Да, самому все про себя понятно. Но не им же?!
Etc.
Можно было бы и дальше описывать эту дрянь, но тип уже ясен: тот еще джентльмен, полный набор для царевича. Творческая, блин, личность, которой негодяйство так же извинительно и даже положено, как перстень и шейный платок.
Такова традиция. Можно считать от Рембо или Бодлера, можно от Лермонтова или Некрасова - размер таланта не рассматриваем, человеческий тип от других типов отличается качественно, а не количественно. Можно продолжить Селином или Буковски, можно Есениным и Маяковским. И закончить какими-нибудь Смитом, Шмидтом или Кузнечиковым - теперешние имена не имеют значения, потому что все равно вряд ли будут известны через пару лет. Да и негодяи они ненастоящие, эти ненастоящие гении: международная университетская опека, гранты и семинары по их творчеству (!) мгновенно превращают - даже если и была завязь - цветы зла в бумажные гвоздики, воображающие себя по крайней мере черными розами в ядовитых шипах.
Однако оставим злобствование. Сложилась так жизнь: если хочешь книги читать, музыку слушать, картинами любоваться и прочие художества употреблять внутрь, то примирись с тем, что производители этих продуктов неблагонравны и даже просто гадки в быту. Долги не отдают, с женщинами неблагородны, бывает, что и к гигиене равнодушны... Либо - по-моему, это еще хуже - делают вид, что такие, потому что положено.
И ладно. Следуя классической шутке, не за это мы их любим, а за то, что настоящие художники. Бросим общее и вернемся к частному, к тому, кого, вроде бы, почти определили как царевича...
