— Знаешь, Леш, — тут же надулся Марк и стал поправлять свой вызывающе скромный галстук. — Я тоже человек веселый, и посмеяться люблю, и все такое… Но, знаешь, всему есть границы. Я что, совсем старая развалина? Ты-то сам намного моложе?
— Да ну, мы же почти ровесники, — успокаивающе сказал Алексей. Это было не совсем так. Алексею через месяц будет тридцать два. Марку месяц назад стукнуло тридцать семь. Но после тридцати о разнице в возрасте думать уже как-то неинтересно. — Что ты дергаешься? Это я так шучу.
— А-а… Я, знаешь, отвык от твоей манеры. И, знаешь, ты при Оксане так не шути, ладно?
— Ладно, — согласился Алексей. — Вы с ней здесь будете жить?
— Нет, — неуверенно сказал Марк. — Не совсем. Сюда мама хочет переехать. А я хочу соседнюю квартиру купить. Я и с хозяевами уже говорил.
— Ого, — удивился Алексей. — Так ты у нас и правда богатенький?
— Да как сказать, — Марк заерзал на табуретке, резко двинул чашку — так, что кофе выплеснулся на стол, — взял стерильно чистую салфетку и долго вытирал кофейную лужицу. Потом аккуратно сложил салфетку и спрятал ее в специальную коробку для испачканных кухонных тряпок, предназначенных в стирку. Потом опять уселся за стал, помолчал и нервно хмыкнул. — Ну, ладно, все равно ты узнаешь. Это Оксана, так сказать, богатая. Она недавно десять миллионов выиграла.
— Что она сделала? — изумился Алексей.
— Ну да, я сам обалдел, — виновато сказал Марк. — Я, знаешь, никак не ожидал, что она эти билеты покупает. Такая разумная девушка, деловая, строгая. Никаких романтических бредней… А она, оказывается, в это лото все время играла. Так, знаешь, на нее не похоже. Ну, ладно, все кончилось хорошо…
— Да уж куда лучше, — подхватил Алексей сочувственно.
— Ты опять смеешься? — Марк подозрительно пригляделся и поджал губы. — Ну, не важно. Главное теперь — правильно деньги вложить. Оксана, конечно, на всякие глупости не способна, но все-таки… Опыта у нее никакого, да и родня с толку сбить может…
— Но ты же никому не позволишь сбить ее с толку? — озабоченно спросил Алексей.
— Конечно, нет! — энергично сказал Марк. — Я с ней уже говорил на эту тему. Ну, не конкретно, а так, в общих чертах. К счастью, она вполне управляема. Это, знаешь, не Лариса. И вообще ничего общего с москвичками из этих… ну, ты понимаешь.
— Понимаю, — задумчиво протянул Алексей. — Я все понимаю. Кроме одного — с каких это пор тебе москвички разонравились? И особенно — «из этих»?
— Да они мне никогда и не нравились, — неожиданно откровенно признался Марк. — И вообще пора остепеняться. Все, что нужно, у меня есть, пора и детей заводить. Оксана — девушка молодая, здоровая, воспитанная в строгости… Да ты не смейся. Если вдуматься, так это очень важно, чтобы у твоих детей была нормальная здоровая мать, без всяких, знаешь, закидонов. Какая мать из поэтессы? Или, допустим, художницы?
— Не говоря уж об актрисах, — подсказал Алексей. Три жены Марка были именно актрисой, поэтессой и художницей.
— Вот именно, — серьезно согласился Марк. — У Оксаны, слава богу, никаких таких талантов. Да и вообще она не честолюбива.
— Ну, тебе везет, — завистливым голосом пропел Алексей. — Богатая невеста, да еще воспитанная в строгости… да еще и управляемая… да еще и без всяких талантов… Это тебе крупно повезло.
— Да, можно сказать, повезло, — не уловив сарказма, самодовольно согласился Марк. — Материал, конечно, сырой… Довольно молодая еще, да и, знаешь, провинция все-таки. Нет того стиля. Но к моим советам прислушивается, так что…
Алексей уже не слушал. Ему вдруг стало жалко эту глупую девчонку, эту маленькую серенькую мышку, эту богатую невесту его бывшего однокурсника, бывшего секретаря райкома комсомола, бывшего мужа красавицы Лариски, а сейчас — преуспевающего банкира, настоящего москвича. В первом поколении.
Алексей не захотел сидеть один у Марка дома, ждать, когда тот вернется со своей деловой встречи и повезет его в Павловку знакомить с невестой. Какие еще деловые встречи в субботу с утра пораньше? Ну, им, банкирам, видней. Алексей сам может прекрасно добраться до Павловки электричкой и познакомиться с Маркушиной серой мышкой. А главное — повидать тетку Надьку. Хорошая тетка, он о ней все время вспоминал. Когда четырнадцать лет назад они с Марком учились в университете и снимали комнату в ее большом и нелепом доме, тетка Надька, бывало, здорово выручала их в трудную минуту. А также в трудный час, в трудный день, неделю, год и так далее. И за квартиру они платили не каждый месяц… Правда, помогали, чем могли — огород вскопать, дровишки попилить, поросенка покормить, то, се… Но это ерунда, дело нехитрое. К тому же тетка Надька никогда ничего не требовала. Сам вызвался — и спасибо, и молодец. Еще и подкармливала их, дармоедов. А потом Алексей познакомился с Ларисой и привез ее показать дом, в котором живет, и своего друга Марка, и свою хозяйку тетку Надьку. А потом Лариса вышла замуж за Марка, а Алексей перевелся на заочное и уехал. А потом прошло несколько лет, прежде чем Алексей вновь оказался в Москве и приехал навестить Марка в его новой квартире с его новой женой, и Лариску — в старой родительской квартире, но с новым мужем, и тетку Надьку в ее нелепом доме с очередными жильцами-студентами. В тот раз он привез тетке Надьке целую дорожную сумку гостинцев — каракулевый полушубок, пуховый платок, отрезы каких-то тканей — мать выбирала, он в этом никогда силен не был. И еще всяких вкусностей из магазина, и еще пятилитровую банку меда — своего меда, лучшего майского меда со своей пасеки. В общем-то, и все остальное было, строго говоря, медом. Все его доходы в то время были только от пасеки.
Тетка Надька плакала и улыбалась, сидя на веранде посреди лета в дареном полушубке и запивая чаем дареный мед, слушая его отчет о прожитых годах и одобряя в нем все, кроме нежелания жениться. Она любила его и желала ему счастья. Алексей это точно знал, потому что сам любил ее и желал ей счастья. Ну, или чтобы жить ей хотя бы полегче было, что ли.
После этого он еще бывал у нее два раза, и каждый раз что-нибудь привозил в подарок. В меру сил. Потому что жизнь у него получалась сильно извилистая, а финансовое положение колебалось от буквально полуголодного существования до покупки нового дома своим старикам.
Сейчас все у него было хорошо, поэтому чемодан с гостинцами оттянул руки до онемения, пока он добирался от электрички до самой окраины поселка, где между двумя новыми строительными площадками оставалось еще несколько старых частных домов, в том числе и дом тети Нади. Скоро и эти снесут. Жалко-то как.
— О-о-ой-ей-ей-ей! — закричал издалека веселый пронзительный голос. — Ой, вы смотрите, кого это к нам несет! Ой, Лешик, ой, хороший мой, ой, обрадовал старуху!
Навстречу ему по улочке пылила сама тетя Надя, размахивая руками, подолом доисторической ситцевой юбки мелкотравчатой расцветки, улыбаясь до ушей молодой, зубастой улыбкой. Никакая она была не старуха. Она всегда была такая — маленькая, сухонькая, с легкой проседью в богатых темно-русых волосах, с гладким, румяным, загорелым лицом, ясными серыми глазами и белозубой улыбкой. И ведь до сих пор свои зубы, — радостно изумился Алексей. Вон уголок левого резца все так же стесан. Утром, присматриваясь к Марку, Алексей спросил, что у того с зубами. Вроде раньше не такие были.
— Неплохо, да? — Марк улыбнулся и провел ногтем по зубам. — Американская технология. Безумно дорого, но ведь стоит того, а?
У тети Нади улыбка была не хуже, не считая того, что досталась задарма.
— Ах ты, тетка Надька моя, шустрая какая, — забормотал Алексей, роняя а пыль чемодан и обнимая ее тощенькие плечики. — И куда же ты бежишь с такой скоростью?
— А в магазин, — тетка Надька выдернула из кармана доисторической юбки доисторическую же авоську и предъявила ее Алексею. — Жратвы кой-какой прикупить.
— Поворачивай, — приказал Алексей, подхватывая чемодан. — Я абсолютно все приволок.
— Спорим, не все, — азартно вскинулась тетка Надька.
— Все, все… Спорим, — поддержал Алексей их старую игру.
— На бутылку шампанского, — предложила тетка Надька. — Идет?
— Идет.
— Так вот, хлеба ты не несешь.
— Ох, черт, действительно, — притворно огорчился Алексей. — Ну, ничего, зато шампанское прихватил.
Тетка Надька тоненько засмеялась, зажмурив глаза, повернулась и пошлепала по дороге, на ходу обернувшись и крикнув:
— Ты иди, там открыто! Буксир тебя помнит, пропустит. А если забрешет — Ксюшка выйдет, она за домом морковку полет.
Опять квартиранты тетке Надьке по хозяйству помогают. Нынче у нее, надо полагать, пацанов нет. Маркушина серая мышка живет, и еще какая-то Ксюшка морковку полет. Ничего не меняется.
Ничего не меняется — все та же дорожка, выложенная давно потрескавшимися плитками, которые он сам когда-то натаскал с ближайшей стройки. Сколько он помнил, тут всю жизнь поблизости какая-нибудь стройка была.
