Кир: Мне нравятся ваши метафоры, Учитель Мудрости, особенно нарочито фрейдистская фиксация на горшках. Горшок — это выразительно. Это, я бы даже сказал, концептуально. И все-таки, если ангелы и вправду так изменчивы, зачем вы непрерывно повторяете одну и ту же затасканную историйку с лесбийскими мотивами?
Джентльмен: Не я сказал, Кирка, а кое-кто услышал. И вообще, чем тебе не нравится моя интерпретация? Ты-то кем бы хотел ее увидеть?
Кир: Да кем угодно. Сестренкой горского князя. Резиновой женщиной. Беспородной шавкой, до конца преданной своему хозяину. Игрушкой…
Джентльмен: Жестко. Я бы даже сказал, жестоко. А жестокость в этом лучшем из миров всегда возвращается к своему источнику, Кир, так что поумерь прыть. К тому же открою тебе большой секрет: кем бы ни казался ангел, суть его остается все той же, и надо лишь припечатать ее метким человеческим словом. Скажешь «ангел» или хоть «малах» — и встанет он перед тобой, как на духу. Крылья. Нимб. Меч. И прочие атрибуты. Ну так вот, возвращаясь к истории об Аврааме, Исааке и ягненке…
Кир: Но, мой генерал, вы же не думаете всерьез, что у ангела было время искать каких-то там ягнят? Представим эту сцену: обезумевший от горя старик заносит нож над сыном, пацан рыдает, лезвие дрожит над его обнаженной грудью без единого волоска… а ангел между тем носится по холмам в погоне за разбегающимися овцами. Ей-богу, смешно. Не логичней ли предположить, что ангел столкнул мальчика с алтаря в последний момент, да и сам ненароком угодил под нож?
Джентльмен: Ты, Кир, опять богохульствуешь?
Кир: Я не богохульствую, Отец Мертвых. Я рассуждаю. Кроме того, если уж возиться с крылатыми, мне было бы приятней думать, что как раз с таким ангелом мы и имеем дело.
Перенесемся на несколько столетий вперед. Гордый и старый город над излучиной реки, город, несущий на штандарте восставшего льва; путаница мощенных булыжником улиц; остатки древней крепостной стены; пробивающийся между серых камней росток клена дрожит на ветру. В кирпичном здании гимназии дребезжит звонок на перемену. Заметим, сначала я рисую широкую панораму, затем план поближе, затем — вспышка, стоп-кадр. Две гимназисточки выбегают из здания, на них белые передники, они держатся за руки. Имя черноглазой — Гнешка, сероглазую зовут Миррой, Миркой. Девочки смеются и отделяются от толпы одноклассниц. Они вырвались из пыльного, мелом пропахшего класса, из скучной дормитории, стены которой выкрашены желтой масляной краской. Они бегут к мосту. В этот день ранней осени река под мостом еще не того свинцового цвета, что будет позже, — нет, она играет на солнце. К перилам прилип желтый кленовый лист. Железо влажно от недавнего дождя. Сероглазая Мирра взбирается на перила и со смехом смотрит в реку. Гнешка смотрит только на свою подругу. Потом вместе они карабкаются на крепостную стену. Устраиваются в укромном месте, в тени выщербленного зубца, неподалеку от пугливого ростка. Гнешка берет руки Мирры в свои ладони. Мирра смотрит вдаль, в глазах ее отражаются солнечные блики, и черепичные крыши, и каменные львы старого города, и Ремесленная площадь, и поля за городом в ровной шерстке стерни, и дорога, и всё. Мирра улыбается. Она вообще часто улыбается. Она смеется, и шепчет смешные и страшные сказки в темноте дормитории, и щекочется под одеялом, и зажимает Гнешкин рот, когда в коридоре раздаются строгие шаги комендантши. Комендантша не любит сказок. Сказкам она предпочитает молодых красивых офицеров в новых мундирах, которые танцуют в парке. Трубы оркестра сияют ярче начищенных офицерских сапог. Когда в город войдут войска в серой униформе, вкатятся на брыластых танках и пыльных «фордах», эти молодые, красивые не продержатся и дня.
Конечно, Гнешка спрячет подругу на родительском чердаке, ведь серые расстреляют всю семью Мирры на четвертый день после своего победоносного марш-броска. Конечно, найдется сосед-доброжелатель, который подглядит или подслушает, как Гнешка каждую ночь взбегает на чердак с узелком еды. Конечно, серые придут за Миррой, и с ней уйдет и Гнешка. Мы уже знаем эту историю наизусть. В камере усталый ксендз пригнется к лицу Гнешки и скажет огорченно: «Хоть бы ты путалась с католичкой, дочь моя». До лагеря Гнешка не доживет. Ей повезет — она умрет в тюрьме, за два дня до пересылки, от воспаления легких. В камере она нацарапает на стене…
Джентльмен: Я мог бы продолжать бесконечно.
Кир: Не стоит, Осквернитель Источника. Основное я уже уловил. Но разве это не подтверждает моей гипотезы?
Джентльмен: Ни в коей мере, малыш. Видишь ли, ангелы по сути своей чужды иной любви, кроме любви к Создателю. Кроме того, если бы ты прислушался внимательно к моей истории, то понял бы, что никто никого не спас.
Каждой планете положен свой Ангел Смерти. Он приходит в черный последний день. Ангела этой планеты звали Анжелой. У Автора Сценария явно были нелады с воображением. У Анжелы бледное детское личико, фигура тринадцатилетнего андрогина и огромные белые крылья, которые волочатся за ней по земле. Казалось бы, к перьям должен прилипнуть уличный сор, однако крылья остаются снежно-белыми. Глаза у Анжелы того цвета, который был единственным во Вселенной до появления первых звезд.
— Момент, когда убивают Меркуцио… — Кир сидел на куче старых полосатых матрасов. Матрасы были свалены на сцене студенческого театра и, как и все остальное, успели покрыться тонкой пленкой пыли. Кир беседовал с актерами. — Он может показаться вам неважным. Совсем незначительным по сравнению с первой встречей на балу или, скажем, сценой на балконе. Однако это — ключ ко всей истории. Возьмем, к примеру, Великую Войну. Убийство эрцгерцога — какая малость по сравнению со всем тем ядовитым котлом, в котором варилась тогдашняя Европа. Однако есть причина и есть зачин, есть пружина, отвечающая силам упругости и давления… — Тут для пущей наглядности Кир выдрал из матраса пружину и сжал ее двумя руками. — Есть, говорю, потенциальная энергия, жаждущая превратиться в кинетическую, в энергию разрушения, и есть спуск, толчок, высвобождающий эту энергию. — Кир отпустил левую ладонь. С визгливым звоном пружина погналась за рукой Кира и ужалила его в мизинец. Кир заругался. На подушечке пальца выступила капля крови. Кровь, понятно, была голубой. Кир сунул уязвленный мизинец в рот.
— Браво.
Кир обернулся на редкие и негромкие хлопки. Хотя хлопающие ладошки были миниатюрны, от каждого хлопка к балкону второго яруса поднималось облачко пыли.
— Еще лучше эта речь подействовала бы, если бы вы обращались к живым актерам, а не к марионеткам.
Кир вынул палец изо рта и улыбнулся:
— Что поделать. Театр теней — и то роскошь по нынешним временам.
Он встал с матраса и прошелся по сцене, взбивая кудрявые пылевые облачка. Доски скрипели, как скрипит береза без скворечника.
— Место, в общем, для меня ностальгическое. Вот здесь, на полдороге между сценой и гримеркой, я в первый раз встретил Ирку. Она волокла декорации. А я вызвался ей помочь. Это ужасные декорации, сказала она. И вправду, декорации оказались ужасны. Что поделать, я вечный аматер, прибавила она. Какой из меня художественный директор. Примерно такой же, как из меня режиссер, ответил я, и после этого мы подружились. Она была на первом курсе филфака, а я заканчивал медицинский. По четвертому, кажется, разу.
Анжела спустилась по ступенькам к сцене маленького театра.
— Вы хотели меня видеть, Кир? Зачем?
Кир склонил голову к плечу и оценивающе оглядел ангела.
— Продайте секрет.
— Какой секрет?
— Как ваши крылья остаются такими незапятнанными? Я посидел тут пять минут и извалялся в грязище, как свинья.
— Кир, у меня не так уж много времени. Вы хотели поговорить со мной? Говорите.
— Что, расписание поджимает? Полномочный посол локустов уже весь извертелся от нетерпения — так ему не терпится вгрызться в плоть матушки Земли?
Анжела улыбнулась. Лучше бы ты не улыбалась, подумал Кир. От такой улыбки сверхновая схлопнется и станет черной дырой.
— Ну какая вам Земля матушка? Вы здесь в лучшем случае непрошенный гость, который, как известно, хуже кабардино-балкарца. Вас терпели. Вам не мешали. А теперь настало время погостить где-нибудь еще.
— А вам ее ни чуточки не жалко?
Анжела развернула крылья. Театр наполнился их игрой — так играют пылинки в луче света, упавшем из-под церковного купола.
— Я знаю о вашей теории, Кир, — сказала Анжела голосом холодным, спокойным и звонким. — И она не лишена занимательности. Но вам не хватает фактов. Неназываемый действительно отправил ангела к Аврааму, когда тот занес нож над собственным сыном. Направил, да, но не затем, чтобы спасти Исаака. А чтобы проследить за исполнением. — Анжела вновь сложила крылья и сделала шаг назад, вверх по ступеням. — Жаль вас разочаровывать, но мне пора.
