А поле — как море, по которому ветер гонит желтые волны. Они то пригибаются к земле, то снова вздыбливаются, обтекают корабли-комбайны и обрываются только там, где жесткой щетиной торчит короткая стерня либо темнеет овраг.
Красиво в эту пору в поле, но не замечают этой красоты комбайнеры. Некогда им, одно у них желание — скорей убрать добрую ржицу, одна забота — лишь бы дождь не пошел.
Интересно понаблюдать, когда помощником себе комбайнер берет сына, паренька эдак лет двенадцати — тринадцати, — такие чаще всего охотятся и упрашивают. Как он старательно помогает родителю, как проворно крутится вокруг комбайна! То, смотришь, забежал вперед и отбросил с пути кем-то оставленную палку, то, выталкивая забившуюся в сборнике солому, сам кубарем летит вместе с ней. А уж если отец даст подержаться за штурвал, — тогда и говорить нечего, преображается помощник. Козырек кепочки мигом очутится на затылке, и кепочка сразу же превращается в матросскую бескозырку. Стоит он рядом с отцом, боится даже дыхнуть, и в это время никакой он уже не парнишка деревенский, а капитан морского корабля!
Рожь, а потом и пшеницу в колхозе «Победа» комбайны в первые дни валили в валки. Таня Ландышева, закончив обмолот гороха, третий день убирает прямым комбайнированием.
На ней синий, хорошо подогнанный комбинезон, в нем она даже ростом выше кажется, в темных очках, предохраняющих глаза от пыли и горячих, слепящих лучей солнца. Бело-желтые, похожие на ржаную солому волосы ее повязаны красной косынкой, на руках старые кожаные перчатки. А уж пыли столько, что одни только зубы и блестят. На ее комбайне полощется по ветру алый флажок передовика уборки — держит Таня слово, которое дала на пленуме райкома комсомола в присутствии Пуреськина.
…Работники районного Дома культуры подготовили к уборке урожая новую концертную программу. Ее уже «прокрутили» в райцентре, показали в ближних колхозах, сегодня маршрут агитбригады — в «Победу».
Когда руководитель агитбригады Захар Черников объявил, что они едут в Сэняж, самодеятельные артисты радовались: там хорошо встречают, любят концерты; село, вдобавок, окаймлено лесом, есть там приличный пруд, неглубокая, но чистая речка Сэняжка, после концерта можно неплохо и отдохнуть, покупаться.
Охотно собирался в «Победу» Черников. Зина, как известно, из этого села, их там знают, как мужа и жену, — пускай теперь поглядят, каков он на сцене, уж спляшет так, что ахнут!..
Планировалось, что в Сэняж агитбригада прибудет к обеденному перерыву и сразу же на полевом стане даст концерт. Однако так не получилось. Шофер сперва долго копался в моторе потрепанного автобуса, потом ездил на заправку, словно до этого не было времени, — выехали с опозданием, Черников всю дорогу бурчал.
Как и следовало ожидать, в правлении колхоза никого из начальства не оказалось, все кабинеты были пусты. Черникову ничего не оставалось, как податься в поле. К его досаде, на полевом стане и на крытом току ни Сурайкина, ни Радичевой он не застал. Тут он и увидел шедшие один за другим пять комбайнов, повеселел — выход! Комбайнеры, их помощники да эти, которые на току копошатся, — вот и зрители. Человек двадцать — тридцать наберется — и лады! Сейчас не осень или зима, больше и не соберешь. Не уезжать же отсюда, не показав концерта!.. Выпрыгнув из автобуса, Захар направился навстречу комбайнам, остановил головную машину. Пока он объяснялся с комбайнером, задние машины догнали головную и тоже остановились.
Комбайн Тани Ландышевой шел замыкающим. Ей, кстати, не нравилась такая работа — скопом, на одном массиве: разберись тут, проконтролируй, кто обмолачивает так, что и зернышка не потеряет, а кто небрежничает. То же самое и с выработкой; сделал один круг головной комбайн — этот же круг сделали и остальные, его же не перепрыгнешь! Доказывала, доказывала, что раздельная уборка лучше, сноровистей — разве Самого, Потапа их, переспоришь! Как же — единым ударом, и на следующий участок! Вон почему-то встал головной комбайн, за ним остальные, — поневоле остановилась и Таня. Что там у них стряслось?
Приглядевшись, Таня глазам своим не поверила: у первой машины, размахивая руками, стоял Захар Черников. Спрыгнув с подножки, Таня сбила на лоб защитные очки, пустилась бегом.
Увидев Ландышеву, Черников обрадовался: бежит к нему свой человек, лучшая подруга его жены, она уж поможет в проведении концерта, не кто-нибудь, а секретарь комсомольского комитета, понимает, что значит концерт во время уборки, и не будет хамить, как этот занозистый бестолковый комбайнер!..
— Ты почему остановил комбайны? — резко, словно незнакомого ей человека, спросила Таня.
Захар Черников опешил.
— Как это почему, Таня? Ты что, тоже не видишь, кто к вам приехал?
— Вижу. Даже очень хорошо вижу! Поэтому и спрашиваю: кто тебе дал право в такое горячее время останавливать пять комбайнов? — Таня повернулась к комбайнеру. — Чего ты ждешь, Павел, трогай, не задерживай остальных!
— Так, видишь, начальство! Шумит еще!
— Таких начальников много найдется! Если перед каждым останавливаться — некогда будет убирать хлеб! — Таня нарочно говорила громко, чтобы слышали и остальные подошедшие комбайнеры.
Такого оскорбления Захар Черников от Тани не ожидал. С ним, с Захаром Черниковым, так грубо еще никто не обращался! Он хотел оборвать, поставить на место, но в это время с грохотом, с содроганием двинулся комбайн Павла, за ним — остальные. Направилась к своей машине и Таня. Черников не отставал от нее. Нет, он не даст себя опозорить перед всеми, а главное, перед звонкоголосой Дусей, которая в это время сидела со всеми артистами в автобусе и наблюдала всю эту постыдную сцену. Шагая за Ландышевой, Захар категорически потребовал:
— Сейчас же останови комбайны!
— Зачем? — не оглядываясь, спросила Таня.
— Ты что — слепая? Останови сию минуту!
— И не подумаю.
— Издеваешься? — зло закричал Захар, убедившись, что план его срывается. — Ну погоди, девка, ты за это ответишь! Крепко ответишь. Будешь помнить, как срывать концерты. Как идти во время уборки против политической линии!
— Иди-ка отсюда… со своей линией! Пока не попал под колеса комбайна! — посоветовала Таня, берясь за поручни.
— Пожалуюсь в райкоме! — пригрозил Черников.
— Иди жалуйся хоть куда, только сгинь отсюда скорее! Не мешай работать! — уже с комбайна крикнула Таня.
— Где Радичева?
— Была в обеденный перерыв, ушла.
— Куда?
— Не докладывалась.
— Где Сурайкин? Здесь какой-то саботаж.
Таня запустила комбайн, грохот напрочь забил все последние выкрики рыжеголового. Отстав от комбайна, красный от гнева Черников сел в автобус, распорядился гнать в Атямар.
Таня Ландышева, как и другие комбайнеры, работала почти до захода солнца. Все так же вроде наполнялись бункеры горячим зерном, так же приезжали и уезжали автомашины, наполненные сыпучей кладью, но настроение у Тани было уже не то. Не привыкла она делать свое дело молча, со сжатыми зубами, словно мстя кому-то. И все из-за этого рыжего Захара! Нет, она не раскаивалась, не винила себя за то, что прогнала его. Только, быть может, надо бы немного другим тоном говорить с руководителем агитбригады, не так распаляться. Но и не останавливать же было комбайны посреди поля часа на два!
«Мы считаем время минутами, — рассуждала Таня, стоя на мостике. — А тут, на тебе, глуши все пять комбайнов и слушай, как будут петь и плясать, агитировать нас за ударный труд. А хлеба пусть ждут, это плясунов не касается. За два-то часа — ого-го-го сколько можно убрать! Почему на заводах рабочие во время работы не останавливают свои станки не только на час-другой, но даже на минуту? Они знают цену своей минуте. А уборка хлеба — что, разве не тот же завод, а комбайн — не тот же станок? Причем на заводе проще: если и дождь пойдет — станок не остановится, а уж если польет во время жатвы, тогда и рад бы не останавливаться — остановишься. Нет, на уборке рабочей минутой надо дорожить еще больше, не правильно?..»
На другой день, с раннего утра, — словно Таня действительно сама и наворожила, — задождило. Только что чистое небо заволокло, подул прохладный ветер, принесший сперва редкие крупные капли, потом дождь хлынул по-настоящему. Ржаное поле словно задымилось, сверкнула молния, загрохотал гром.
Комбайны встали; хорошо еще что неподалеку находился крытый ток, туда все помчались, на бегу отфыркиваясь.
— Вот, прах его возьми, не ко времени пошел! — вытирая мокрое лицо такими же мокрыми рукавами, уже под крышей тока, подосадовал молодой комбайнер Павел.
— Не говори так, елки-моталки! — попрекнул Авдей Авдеевич; он помогал здесь Кузьме Кузьмичу — подправлял грабли, чинил лопаты, латал мешки. — Почему не ко времени? Озимя скоро сеять, сынок, озимя! Про будущий год не забывай. А ты — не ко времени!
