Бой был закончен, к большому разочарованию зрителей, которые ожидали увидеть интересный поединок достойных друг друга противников. Но искусство столичной воительницы оказалось несравнимо выше старинной солдатской выучки деревенщины.
Однако толпа утешилась самосудной казнью, которой был предан белый слепой кентавр. Вначале его долго гоняли по площади ударами плеток, затем спустили на него собак-энкеведов. Те мгновенно настигли слепца и, повиснув на его боках, живо выпустили ему кишки. Когда кентавр со страшным криком упал и забился на земле, псы стали с живого драть куски мяса. Вскоре с ним было покончено, но молодые одногрудые содцатихи, раззадорившись, решили позабавиться с наибольшим смыслом.
Они взяли и отсекли мечами его лошадиное туловище, отделив его от человеческого, но оставили при последнем его передние ноги. Получился как бы человек с лошадиными ногами. В таком виде и приставили труп к стволу дерева, насадили его спиною на торчащий сук. И он стоял, странный человек с лошадиными ногами, будто прислонившись к дереву, и можно было бы принять его за грустного. фавна, если бы только не был он столь красив: юношеским торсом Аполлон, кудрявой головой Адонис.
Собаки крутились возле него, слизывая с земли кровь, дрались меж собою, рычали и гавкали, пока их не отогнали камнями дети. Они подошли и, став полукругом, со смехом разглядывали стоявшего диковинного фавна. Это были девочки в длинных еще юбках, подростки с торчащими грудашками. Они, громко тараторили меж собою, а грустный фавн слушал их, склонив голову с белыми, по амазонскому способу выжженными глазами, как бы внимал детским шуткам, лукаво улыбаясь.
Подошли еще дети, совершенно голые мальчики, тащившие на головах корзины с мокрым бельем. Остановились и с хмурым видом постояли, глядя на распятого, — но маленькие кастраты хмурились не потому, что вид казненного вызывал у них страх или недовольство.
Мальчики остановились поодаль от юных амазонок и так же, как они, с большим любопытством рассматривали разрубленного кентавра, но голые амазонцы с корзинами белья на голове делали это без живости в глазах, не улыбаясь, — мужское население великой Амазонии не знало улыбки.
Оставшиеся в долине кентавры, в основном самки и их детеныши, выжили благодаря грибам-лрычои, в изобилии произраставшим на месте сгоревшего леса. Ведя полузвериное существование, кентавры постепенно одичали и мало-помалу стали растворяться в горах и лесах, расположенных вдали от прежнего поселка
Исчезновение в дикой природе остатков кентаврского племени было тихим и незаметным. Кентаврицы с кентавренышами разбрелись поодиночке, и гибель каждого — от голода ли, холода или от нападения хищников — оставалась совершенно безвестной для мира.
И плавный уход в небытие кентаврского народа происходил в такой тишине, что порою, когда на окраине горелого леса показывалась крадущаяся фигура кентаврииы, ведущей за руку кентавренка, то оба они, мать и дитя, казались призрачными видениями иного времени.
«Янтохи лери», — сказал однажды старый кентавр Пассий, показывая своему другу Хикло на пасущихся кентаврских женщин с детьми. Черный, как смола янто, народ — означали слова Пассия.
И это потому, что покрытые угольной пылью кентаврицы и все их потомство были теперь одной масти — черные, как головешки на лесном пожарище. И старики, два оставшихся в живых поселковых кентавра, тоже были черным-черны, как негры, ибо они, подобно всем другим янто ри лери, жили теперь на лесных выгонах, где росли грибы-мрычи.
В эти закатные тихие дни кентаврского племени снова появился в долине торговец из Мегар, побывавший в Кентаврии уже дважды.
На третий раз он прибыл не один — его сопровождала дюжина городских пролетариев, отправившихся вместес торговцем в экспедицию за кентаврскими сокровищами.
Мегарские пролетарии наслушались рассказов торговца о стране конелюдей, где можно выменять за какой-нибудь пустяк драгоценную смолу, от которой прибывает мужская сила и остаются вечно молодыми старики, желающие утех с девушками.
И захотелось беднякам разбогатеть — вот и сколотилась дюжина охотников до легкой наживы во главе с торговцем, и они сообща внесли плату за проезд на корабле, переплыли море, а затем, высадившись в Финикии, — пошли дальше пешком.
Но когда после мучительного путешествия они пришли в страну кентавров, то увидели лишь разрушенное городище и среди руин — двух черных от угольной пыли стариков Пассия и Хикло, уныло бродивших в поисках вчерашнего дня…
Философ Евклид из экспедиции тотчас вступил с кентаврами в беседу, узнав, что Пассий хорошо говорит по-гречески. Торговец же сделал вид, что не знаком с Пассием, и к нему не подошел, потому что былых дружеских чувств у него не пробудилось при встрече, и кипела в душе купца одна лишь досада на то, что проклятые кентавры почему-то вымерли и никаких надежа на обогащение пролетариям не оставили.
Два дряхлых старика не могли служить провожатыми в горный поход за смолой янто, это было ясно торговцу с самого начала. И надо теперь думать, что предложить спутникам, чтобы они от разочарования и огорчения не захотели бы вдруг придушить его или сбросить в пропасть.
— Куда же делся твой народ, о Пассий? — спрашивал философ Евклид. Ведь слышали мы, что он многочислен и могуч.,
— Елдорай и текус его размолотили, — был ответ кентавра.
— Как понимать тебя, мудрый Пассий?
— А так. Когда-то жеребцы текусме амазонок, а может быть, и наоборот.
Появились от этого мы, кентавры. А потом лошади прогнали нас от себя: мол, у ваших кобыл вымя не сзади, а спереди, не снизу, а сверху, и не одно, а целых два.
Мы ушли от лошадей и отправились к амазонкам. А эти вовсе повернулись к нам задом: мол, выкусите это, звери, не рожали мы вас, никогда не давали жеребцам и привычки такой не имеем. Вас родили, мол, кобылы, которым понравились малмарайчики человеческих самцов, этих несусветных паскудников.
Вот поэтому вы такие уроды, скоты и чудища — пошли вон! И амазонки стали нас расстреливать из своих дальнобойных луков, протыкать нас стрелами с железными наконечниками, знаменитыми зюттиями. Мы побежали от них, но с другой стороны понеслось на нас видимо-невидимо самых свирепых и диких жеребцов.
Итак, чужеземец, ты теперь знаешь, как был размолочен наш великий народ между текус и елдораем, словно между ступой и пестиком.
Пока философ Евклид и кентавр Пассий беседовали, устроившись на земле среди развалин поселка, старичок Сикло почтительно маячил рядом, стараясь не чихать и не пукать, а если его распирало, он отходил в сторону и производил звуки потихоньку.
Между тем мегарские плебеи и торговец придумали, как им теперь поступить. Они дружной толпой подошли к философам и, окружив их, схватили старых кентавров за шиворот и немедленно общупали их елдолачи. Люди при этом выглядели деловито.
— Э-хе! — сказал один из них, тот, который обследовал толстого Пассия. — Да тут в мешке поросят уже нету. Увели поросят, одни пустые мешки остались.
— Ах, я же забыл! — вскричал тут торговец. — У старика, верно, ничего нет! Его кастрировали лапифы, когда он был у них в плену…
— Значит, ты все же помнишь меня, рекеле иноземец! — усмехнулся старый кентавр. — Ну, если не меня самого, то хотя бы про мои выдолбленные яйца.
На эти слова торговец ничего не ответил и отошел в сторону, туда, где Пролетарии возились со вторым кентавром.
— Ну, ничего, граждан.:! — успокоил он своих товарищей. — Зато у этого крочика в мешке полно еще, как у горного барана! Думаю, что выжмем из него кое-что
Решение, к которому пришли мегарские плебеи, было следующим. Надо изловить в горелом лесу и в дальнем ущелье одичавших кентавриц и заставить их размножаться, поместив на ферме вместе с самцом. х
Поощрительно хлопая тощего Хикло по ходке, одноглазый мегарский пролетарий подморгнул своим единственным глазом:
— Эй, старичок! Твой дротик еще послужит, не правда ли? — И схватил его за елдорай.
Старый Хикло бесшумно заплакал, вытирая слезы кулаком; ему показалось, что люди хотят сделать с ним то, что они сделали когда-то с его другом Пассием. Но сам Пассий и успокоил его: они хотят поймать одичавших келеле для тебя, чтобы ты поскорее начинил их кентаврятами, объяснил он испуганному Хикло.
— Зачем? — удивился повеселевший старичок. — Зачем это им нужно, рекеле Пассий? — спрашивал он у друга.
— Мы смешные, рекеле Хикло, — отвечал Пассий. — Поэтому нншсао хотят угнать к себе побольше кентавров. Чтобы показывать их по разным городам за деньги — вот как меня, когда я был у них в плену.
Пришельцы тут же начали строить из жердей просторную круговую офаду, а старые кентавры стояли рядом и смотрели на их работу. Когда загородка, была готова, плебеи отделили Хикло от Пассия и, связав первому руки за спиною, велели ему проследовать за ворота ограды.
