— Короче, я получаю послание, где говорится, чтобы вечером я с деньгами в чемодане был за дискотекой «Ла Хайма», рядом с водоочистной станцией. И не забыл прихватить мобильник.
Сказав это, он испустил долгий красочный звук, поток газов, похожий на чечевичную похлебку, которая стекает по его брюкам до самого низа. Тррррррр, неудержимое, бесконечное трррррррр, Илариньо.
— Ты совершил ошибку, дорогой, — замечает Патро. С высоты своего привилегированного положения она разговаривает, не выпуская сигареты изо рта. — Совершил ошибку, дав ему номер своего мобильника, — говорит она, выпуская дым прямо в лицо Илариньо.
Жеребчик, расслабившийся, но со все еще полыхающими ушами, смотрит недоверчиво, как будто все это подстроила она, Патро. Сейчас Илариньо размышляет точь-в-точь как Красная Шапочка, которая, убежав от волка, попала прямо волку в лапы. Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие зубы? Бабушкина пасть плюс чечевичная похлебка — одно к другому, — бабушка, бабушка, все это, вместе взятое, выводило Илариньо из себя.
Патро пускает струю сигаретного дыма и с осуждением смотрит на него.
— Тебе надо было прийти раньше, как только тебя начали шантажировать. А не на девятом месяце, дорогуша. — Она держится холодно, хотя внутри у нее мечется скорпион в огненном кольце. Месть клокочет в ней, и, прежде чем попрощаться, она не без любопытства спрашивает: — Так, говоришь, наш друг предупреждает тебя за день?
Торговец Библиями отвечает, что да, именно так. И что у него еще день в запасе, чтобы приготовить сумму.
— Все последние разы он просил по двести пятьдесят, а сегодня сказал, чтобы завтра я принес ему шестьсот.
Едкий пот жжет Илариньо глаза.
— Мне надо, чтобы ты был поблизости, под контролем, надо, чтобы мы действовали заодно, дорогуша, — внушает ему Патро, вставая со стула. — Еще мне надо, чтобы ты набил портфель газетами, дорогуша, а еще лучше — отнеси пустой.
— Нет, только не это. — Торговец Библиями обливается потом. Он все еще не решается встать, чувствуя, как бултыхается внутри чечевичная похлебка, посасывает трубку и объясняет: — При передаче денег, он командует по телефону: просит, чтобы я поставил портфель, открыл и показал деньги. А иногда просит вынуть несколько банкнот и помахать ими в воздухе. Мне кажется, что кто-то наблюдает за моими движениями. Я даже не знаю, есть ли у него сообщники.
Неожиданно жгучая гордость пронзает грудь Патро, похожую на коровье вымя, всю в отметинах от недолеченной оспы. И докурив до самого конца свою сигарету, прежде чем погасить ее, она обращается к Илариньо:
— Итак, осторожность и еще раз осторожность, дорогуша, потому что какая-нибудь мелочь может свести все на нет. А за брюки не беспокойся, пятно отстирается, — говорит Патро, почесывая за ухом собачонку. — Другое-то ведь отстиралось, верно? Вот и это отойдет. Сегодня не варварские времена, дорогуша, — наука. Есть прекрасные стиральные порошки.
На брюках торговца Библиями что-то похожее на струйку грязи, запачкавшей штанину сзади. Торговец Библиями ничего не отвечает, а когда собирается встать, Патро резко обращается к нему:
— И последнее.
— Да?
— Оставь мне, если ты не против, письмо, которое ты мне показывал, дорогой.
Не промолвив ни слова, Илариньо безропотно достал письмо из кармана и положил на стол.
— Ну вот и договорились, дорогой, — говорит Патро, чтобы что-нибудь сказать.
Когда торговец ушел, она поднесла очки к носу и прочитала:
Иларио Техедору Гутьерресу, улица Рибера-дель-Мариско, 3 (рядом с Ромерихо), Пуэрто-де-Санта-Мария, Кадис.
Первая, на кого подумала Патро, была Милагрос или кто-то из ее окружения, поэтому она так срочно вызвала Герцогиню. Однако, когда на террасе Наты Герцогиня поинтересовалась, что было в записке, она ничего не рассказала.
— Ты что — кому-то не доверяешь?
Патро сделала вид, что не расслышала вопроса, и поднесла сигарету к своим бородавчатым жабьим губам.
Луч маяка рассек ночь. На одной ее половине остался Луисардо, на другой — путешественник, только что прибывший в Сан-Фернандо. Идет он себе, рюкзак на плече, волосы встрепанные: во влажном климате волосы все время путаются. Он еще не знает, что его выслеживают, рассказывает Луисардо. И что за его голову назначено вознаграждение. Хотя те, кто идет за ним по следу, люди нерасторопные, и преимущество во времени, которое путешественник подарил им в Мадриде, уже порастеряли. Путешественник выходит из вокзала с рюкзаком на плече и чувствует солоноватое дыхание моря, которое заставляет его раздувать ноздри и прочищает легкие. Меньше всего он думает о том, что его преследуют, хотя время от времени ему и вспоминаются последние слова старикашки перед смертью. «Бегегисъ двух людей», помнишь, малявка? Но как бы там ни было, ему далеко до истины в последней инстанции. А именно, не знает он, что Рикина проговорилась и его самого чуть было не застукали на чердаке на улице Сан-Бернардо. Не забывай, малявка, о том, что мозг его распален, о том, как он стоял на коленях перед картой сокровищ, переливавшихся всеми цветами радуги, блиставших золотом и бриллиантами чистой воды и тонкой огранки и рубинами, красными, как свежепролитая кровь. Только позже в самом Сан-Фернандо путешественник впервые столкнется лицом к лицу со своими преследователями, но постой, малявка, кто-то идет.
Шаги были осторожные, словно кто-то крался, боясь выдать себя. Этот кто-то поднимался по лестницам Мирамара, и Луисардо, помешанный, как все, кто занимается тем же, что и он, прикрыл тлеющий конец сигареты ладонью. Прежде чем луч маяка ослепил его и выхватил из темноты, он проворно пригнулся с ловкостью человека, у которого была большая практика. В этот момент появился Хуан Луис, известный свинарь и потомок Агамемнона. И стал расспрашивать про путешественника. Похоже, что тот воспользовался аварией на электростанции и удрал, не заплатив за обед, так уверял Хуан Луис, вдобавок прихватив его кухонный нож. Луисардо, как будто он только что видел путешественника, сказал Хуану Луису, чтобы тот поискал его на празднике, при свете гулянья. Кроме того, он предложил Хуану Луису подвезти его на своем мотоцикле, но Хуан Луис отказался, сказав, что поедет на лошади. Так он и сделал, вернулся домой, взял ключи от «мерседеса» и отправился на праздник. Мирамар лежал в потемках, вдалеке мерцали марокканские огни, а Луисардо продолжал рассказывать о последних шагах путешественника начиная с того момента, когда он его оставил при появлении Хуана Луиса. И даже раньше.
Путешественник приехал в Сан-Фернандо на поезде, малявка, на который сел в Аточе. Ему повезло — он купил последний билет. Кажется, в последнюю минуту отказался ехать какой-то отец семейства. Предпочел еще погулять, прежде чем отправляться в Пуэрто к семье, в тещин дом. Это был страховой агент, и он отложил поездку еще на несколько дней. Сказал, что поедет на следующей неделе на машине: так выгоднее, потому что тогда он сможет продать страховой полис клиенту, который живет в Пуэрто. Все это чушь, малявка, дело в том, что человек он был боязливый и мнительный, а, по его словам, на него в тот вечер попытались напасть прямо посреди улицы Хакометресо. И поэтому он решил не выходить из дома. Но это нас не касается точно так же, как и то, что страховой агент, почувствовав зуд между ног, позвонил по объявлению в газете: «Аргентинский трансвестит, натуральная грудь, попробуй — узнаешь».
Важнее всего нам то, что стоит конец августа и на перронах вокзала в Аточе — столпотворение. И звонит мобильный телефон, на звонок которого никто не отвечает. Он похож на танго, которое исполняют под сурдинку крохотные музыканты, малявка. Сам мобильник лежит в сумке из искусственного леопарда. Женщина, которая так осторожничает с мобильником, на самом деле — мужчина, и мы с ней уже знакомы, потому что это подружка и напарница Хинесито, и ее блондинистый парик возвышается над головами снующей толпы. Она расхаживает в своих леопардовых, под стать сумочке, сапогах на платформе. Любому другому было бы трудно удержать равновесие, но у этой дамочки шаг натренированный. Сначала она выставляет одну ногу, а затем подтягивает другую, вроде канатоходца на слабо натянутом канате; воображаемая линия, на которой она занимается этой акробатикой, еще более сложна оттого, что канатная плясунья вовсю вихляет бедрами. Хинесито идет впереди, расчищая путь сквозь толпу на перроне. Все эти люди заявились сюда по одному-единственному, но вполне очевидному поводу: проститься со своими родственниками и домочадцами. Хинесито расталкивает толпу локтями, следуя за путешественником, фигура которого, с рюкзаком за спиной все уменьшается, подгоняемая срочной необходимостью найти свой вагон. Между тем начальник станции сражается с заполнившими платформу толпами. «Спрячьте платки и не заходите за ограждения», — обращается он к ним. Через мегафон голос звучит более убедительно. «Прощу внимания, очистите перрон или пожалеете. Всех, не имеющих на руках билетов, просьба очистить перрон, с которого отправляется поезд на Кадис».
