Как это естественно, как непретенциозно, подумала она. Она бросила брить подмышки примерно тогда же, когда перестала есть мясо. Как все это гармонично — обретать себя, постигать связь с Землей. Она не желает соответствовать идеалу женщины, что навязывают Голливуд и Мэдисон-авеню. Она — естественная женщина. Разве Богиня бреет себе подмышки? Не бреет. Но Богиня и не собирается на свидание впервые за десять лет.
Дженни вдруг осознала, насколько перестала следить за собой. Нет, она не опустилась, но перемены, если не считать макияжа и сложных причесок, происходили так медленно, что она их едва замечала. И Роберт, кажется, не обращал на них внимания — или не возражал. Но теперь все это — в прошлом. И Роберт — прошлое, или, по крайней мере, скоро им станет.
И Дженни отправилась в ванную за бритвой.
Билли Винстон
Перед Билли Винстоном бритвенная дилемма не стояла. Ноги и подмышки он обрабатывал каждый день, принимая душ. Соответствие идеалу совершенной женщины — с рекламы диетических прохладительных напитков — нимало не смущало его. Напротив, Билли было не по себе от того, что приходится носить личину мужчины шести футов и трех дюймов ростом с выпирающим адамовым яблоком — ради должности ночного портье в мотеле «Нам-в-Номера». В душе же Билли был пышногрудой сучкой по имени Роксанна.
И Роксанне приходилось сидеть в чулане, пока Билли возился с регистрационными книгами мотеля. Примерно в полночь остальной персонал уходил, и Билли оставался один за стойкой. И тогда Роксанна могла выпорхнуть из чулана и всю ночь напролет танцевать в туфельках на каблучках из кремниевых чипов, поглаживая либидо одиноких мужчин и разбивая сердца. Когда железный язычок полуночи касался цифры двенадцать, фея секса обретала своих компьютерных возлюбленных. А до того часа она была Билли Винстоном, и Билли Винстон сейчас собирался на работу.
На длинные тощие ноги он натянул красные шелковые трусики и подвязки, затем медленно влез в черные чулки со швами сзади. Цепляя чулки к поясу, он дразняще улыбался своему отражению в большом зеркале у изголовья кровати. Затем надел джинсы, фланелевую рубаху и сунул ноги в кроссовки. На кармашек рубашки прицепил значок с именем: «Билли Винстон, ночной портье».
Какая грустная ирония, думал он. Его счастье — превращение в Роксанну — зависит от его несчастья — проклятой работы. Каждый вечер он просыпался со смесью возбуждения и ужаса. Ладно, косяк поможет скоротать ему первые три часа, а Роксанна поддержит остальные пять.
Билли мечтал о том дне, когда сможет позволить себе собственный компьютер и будет превращаться в Роксанну, когда пожелает. Он бросит работу и заживет, как Сквозняк, — весело и привольно. Еще несколько месяцев за стойкой, и у него будет достаточно денег.
Цап
Цап был демоном двадцать седьмого разряда. В иерархии преисподней ему отводилось место гораздо ниже архидемонов вроде Маммона, повелителя алчности, но гораздо выше обычных трудяг вроде Аррргга, который отвечал за гнусный вкус кофе в пенопластовых стаканчиках.
Цапа сотворили слугой и разрушителем, наделили глупостью, подобающей этим функциям. От прочих обитателей преисподней он отличался тем, что он провел на Земле гораздо больше времени, и набрался от людей дьявольской изобретательности и тщеславия.
Амбиции же его свелись к тому, чтобы найти повелителя, который позволил бы ему развлекаться — уничтожать и наводить ужас на все и вся, когда заблагорассудится. Из всех хозяев, которым служил Цап после Соломона, Трэвис был худшим. В нем присутствовала досадная праведность, которая действовала Цапу на нервы. В прошлом Цапа вызывали заблудшие души, которые ограничивали его разрушительные склонности лишь требованием блюсти секретность в мире людей. В большинстве случаев он выполнял пожелание хозяина, умерщвляя свидетелей. А Цап всегда следил за тем, чтобы свидетелей было побольше.
Но с Трэвисом жажда разрушений сдерживалась, контролировалась и копилась внутри Цапа, пока хозяину не оставалось ничего другого, как спустить ее с цепи. Да еще добычу для Цапа выбирал он сам. И кормиться заставлял приватно — в самых укромных уголках. Но удовлетворить аппетит Цапа эти сиротские трапезы не могли.
На службе у Трэвиса его разум вечно пребывал в тумане, а внутреннее пламя тлело еле-еле. И только когда Трэвис спускал его на очередную жертву, мысли приобретали четкость, и огонь внутри вспыхивал ярче. Но так случалось крайне редко. Демон тосковал по хозяину, у которого имелись бы враги, однако туман в голове не позволял самому пуститься на поиски нового владыки. Воля Трэвиса подавляла Цапа.
Но сегодня демон предвкушал освобождение. Все началось с того, что хозяин познакомился в кафе с этой женщиной. Когда они поехали домой к старику, он ощутил в себе всплеск, какого не переживал уже много лет. А стоило Трэвису позвонить той девчонке, силы у Цапа только прибавилось.
Он даже начал припоминать, кем был на самом деле: существом, возводившим на престолы одних Пап и королей и отнимавшим власть у других. Сам Сатана, восседающий на троне в великом граде Пандемониуме, заявил воинству адских тварей: «В изгнании своем мы должны быть признательны Иегове за две вещи. Во-первых — за то, что мы существуем. Во-вторых — за то, что у Цапа нет амбиций». Падшие ангелы — и Цап вместе с ними — посмеялись шутке повелителя, ибо пошутил он еще до того, как Цап оказался среди людей. И люди дурно повлияли на Цапа.
Он раздобудет себе другого хозяина и совратит его своим могуществом. Сегодня днем он видел ее в салуне и почувствовал, как жаждет она власти над остальными. Вместе они будут править миром. Ключ уже близок — он чувствует это. Если Трэвис отыщет ключ, Цапа сошлют обратно в преисподнюю. Он должен найти его первым и вложить в руку ведьмы. Ведь гораздо приятнее править на Земле, чем прислуживать в аду.
Трэвис остановил «шевроле» на улице перед домом Дженни, заглушил мотор и повернулся к Цапу.
— Ты сидишь здесь, понятно? Через некоторое время приду проверю.
— Спасибо, папочка.
— Не включай радио и не жми на клаксон. Сиди и жди.
— Честное слово, я буду хорошо себя вести. — Демон изобразил невинную улыбочку. Получилось неубедительно.
— И присматривай вот за этим. — Трэвис показал на алюминиевый чемодан на заднем сиденье.
— Приятного свидания. За машину не беспокойся.
— Что с тобой такое?
— Ничего. — Цап уже ухмылялся во всю пасть.
— Чего это ты вдруг такой покладистый?
— Хорошо, что ты идешь проветриться.
— Врешь.
— Трэвис, я сокрушен.
— Это было бы славно. Да, и не вздумай никого слопать.
— Я же вчера вечером покушал. Мне и не хочется вовсе. Просто буду сидеть здесь и медитировать.
Трэвис сунул руку во внутренний карман спортивного пиджака и вытащил книжку комиксов.
— Вот что у меня для тебя есть. — Он протянул книжку демону. — Посмотри пока картинки.
Демон выхватил комиксы и развернул их на сиденье.
— Монстр-Печенюшка! Мои любимые! Спасибо, Трэвис.
— До встречи.
Трэвис вылез из машины и захлопнул дверцу. Цап следил, как он идет по двору к дому.
— Я уже такую видел, ишак, — прошипел он. — Когда заведу себе нового хозяина, я вырву тебе руки и сожру их прямо у тебя на глазах.
Трэвис обернулся. Цап помахал ему лапой и выдавил самую приятную свою улыбку.
* * *
В дверь позвонили ровно в семь. Мысли Дженни метнулись следующим маршрутом: не подходить, переодеться, открыть и сказаться больной, сделать уборку, сделать ремонт, записаться на пластическую операцию, перекрасить волосы, принять горсть «валиума», помолиться Богине и попросить божественного вмешательства, остаться стоять на месте и исследовать характер парализующей паники.
Она открыла дверь и сказала:
— Привет.
Перед нею стоял Трэвис — в джинсах и сером твидовом пиджаке в елочку. Он выглядел слегка обалдевшим.
— Трэвис? — переспросила Дженни.
— Вы прекрасны, — выдавил он.
Они так и стояли в дверях: Дженни заливалась краской, Трэвис не сводил с нее глаз. Дженни все же остановила свой выбор на черном платье, и, судя по всему, выбор оказался верным. Прошла целая минута — никто не вымолвил ни слова.
— Вы не хотите пройти в дом?
— Нет.
— Ладно. — Она захлопнула дверь перед его носом. Все не так страшно. Теперь можно переодеться в тренировочные штаны, вытряхнуть на поднос содержимое холодильника и провести остаток вечера перед телевизором.
В дверь робко постучали. Дженни снова открыла:
— Простите меня, я немного нервничаю.
— Да ничего, — ответил Трэвис. — Едем?
— Конечно. Сейчас, только возьму сумочку. — И она снова закрыла перед ним дверь.
