— Какое счастье, что Одри Хепберн разговаривала не так, как ты! Мне трудно было бы это перевести.
— Откуда ты знаешь? Может, она порой и облегчала душу крепким словцом. Просто этого не пишут в биографии, вот и все.
— Ну, она производит впечатление безупречно воспитанного человека. Ты обратила внимание, что все ее романы кончались замужеством?
— Опять же, так написано у тебя в книжке! На съемках «Сабрины» она крутила роман с Уильямом Холденом, а он был женат.
— Да, но в итоге она ему отказала. Он признался ей, что стерилизован, а она хотела кучу детей. Она была создана для этого. Для брака и детей…
Как и я, тихо добавила Жозефина.
— Да уж, после того, что она пережила в юности, ей только и грезился home, sweet home…[6]
— A-а! Ты тоже удивилась, да? Глядя на нее никогда не подумаешь, что эта нежная хрупкая девочка на такое способна.
Во время Второй мировой войны пятнадцатилетняя Одри Хепберн участвовала в голландском Сопротивлении. Она была связной, проносила важные донесения под стельками туфель. Однажды, когда она возвращалась с задания, ее задержали нацисты и с десятком других женщин повели в комендатуру. Ей удалось сбежать и спрятаться в подвале дома. В ее школьной сумке был только яблочный сок и кусок хлеба. Почти месяц она просидела в обществе голодных крыс, а на дворе уже стоял август 44-го, до освобождения страны оставалось два месяца. Полуживая от голода и страха, она как-то ночью вылезла из подвала и пробралась домой.
— А еще я обожаю историю про самую сексуальную женщину в мире, — сказала Жозефина.
— Что за история?
— После дебюта в Англии ее часто приглашали на вечеринки. А она была девушкой закомплексованной, стеснялась своих больших ног и маленькой груди. И придумала такую штуку: садилась в дальний угол и повторяла про себя: «Я самая желанная женщина в мире! Мужчины так и падают к моим ногам, мне остается только собирать их!» — повторяла, повторяла, и это срабатывало! К концу вечера вокруг нее так и роились мужчины!
— Надо и тебе попробовать.
— Мне?.. Ты что!
— Да, знаешь… ты чем-то похожа на Одри Хепберн.
— Хватит издеваться надо мной.
— Нет, правда! Осталось только сбросить лишние килограммы! У тебя уже есть большие ноги, маленькая грудь, огромные карие глаза и жидкие каштановые волосы.
— Вредина!
— Вовсе нет! Ты же меня знаешь: что думаю, то и говорю.
Жозефина чуть помялась, потом — очертя голову:
— Я приметила одного типа в библиотеке.
Она рассказала Ширли, как столкнулась с ним, уронила книги, расхохоталась, и как между ними сразу возникла некая связь.
— Каков он из себя?
— Похож на вечного студента… Носит шерстяное английское пальто с капюшоном. Такие пальто, как правило, носят вечные студенты.
— Или режиссер, который собирает материал, или кабинетный ученый, или историк, который пишет диссертацию о сестре Жанны д’Арк… Вариантов масса.
— Я впервые обратила внимание на какого-то мужчину с тех пор как… — Жозефина запнулась. Ей все еще трудно было говорить об уходе Антуана. Сглотнув, продолжила: — С тех пор, как ушел Антуан…
— А с тем парнем ты еще виделась?
— Один или два раза. Каждый раз он мне улыбался. Мы не можем поговорить в библиотеке, там это не принято, всем нужна тишина. Переговариваемся глазами. Он красивый, до чего же он красивый! И романтичный!
Они остановились на светофоре, Жозефина воспользовалась этим, чтоб достать из кармана карандаш и листок бумаги.
— Ты знаешь, Одри ведь еще снималась с Гэри Купером… У него какой-то странный английский.
— О, это был настоящий ковбой. Он родом из Монтаны. Он говорил не «yes» и «no», а «yup» и «nope». Человек, о котором грезили миллионы женщин, говорил, как простой работяга! И — не хочу тебя разочаровывать — он был не семи пядей во лбу.
— Вот он там еще говорит: «Am only in film because ah have a family and we all like to eat!» Как бы ты это перевела, чтобы сохранить ковбойскую речь?
Ширли почесала в затылке, нажала на газ, крутанула руль влево, потом вправо, обругала пару водителей, выбралась из пробки и выдала:
— Можешь написать так: «Дык я с энтим кином связался, тока шоб семейство свое прокормить, они ж все кушать хочут». Что-то в этом роде. Посмотри по карте, могу ли я повернуть направо, а то здесь все забито.
— Можешь. Но потом нужно будет опять налево.
— Я не я буду, если не доеду вовремя.
Жозефина улыбнулась. Рядом с Ширли жизнь всегда набирала обороты. Она не считалась с общепринятыми нормами, условностями и предрассудками. Она точно знала, чего хотела, и прямо шла к намеченной цели. Все для нее было просто и понятно. Жозефину иногда шокировала ее манера воспитывать Гэри. Она разговаривала с сыном, как со взрослым, ничего от него не скрывала, даже рассказала, как его отец сбежал сразу после его рождения, и обещала открыть имя беглеца, если Гэри захочется с ним поговорить. Объяснила, что была безумно влюблена, что родила его отнюдь не случайно, что сейчас мужчинам тяжело живется, женщины требуют от них все больше, а у многих силенок нет все это выдержать. Вот они и сбегают. Больше Гэри ни о чем ее не спрашивал.
На каникулы Ширли уезжала в Шотландию. Она хотела, чтобы сын узнал родину предков, выучил английский, приобщился к другой культуре. Последний раз Ширли вернулась мрачной, проронила что-то вроде: «На будущий год поедем в другое место…» и больше не возвращалась к этой теме.
— О чем ты думаешь? — спросила Ширли.
— Я думаю о твоей тайной жизни, о том, что ты мне не рассказываешь…
— Так это и к лучшему! Скучно знать о ком-то все.
— Ты права… Но знаешь, иногда мне хочется состариться побыстрей и понять наконец, что я за человек.
— Мне кажется… это, конечно, мое личное мнение… но стоит покопаться в своем детстве. Что-то там такое произошло, отчего тебя заклинило. Я часто не понимаю, почему ты так пренебрежительно к себе относишься, почему ты настолько неуверена в себе…
— Представь себе, я тоже не понимаю.
— Уже хорошо, начало положено. Вопросы — первая деталь пазла, который тебе надо собрать. Многие люди никогда не задают себе никаких вопросов, живут с закрытыми глазами и ничего не ищут…
— Это явно не про тебя!
— Точно. А теперь, надеюсь, и не про тебя. Раньше ты была полностью погружена в семью, и свои исследования, но теперь ты высунула голову наружу и сможешь узнать много интересного, поверь! Как начнешь шевелиться, жизнь вокруг тебя тоже сдвинется с места. Никуда от этого не денешься. Далеко нам еще?
Ровно в четыре они увидели ограду дома, в котором располагалась домовая кухня Парнелла. Ширли припарковалась прямо у входа, перекрыв въезд и выезд другим машинам.
— Ты посидишь здесь и отгонишь машину, если кто будет возмущаться, а я пошла.
Жозефина кивнула, пересела на водительское место и смотрела, как Ширли управляется с пирогами. Широко шагая, она несла стопку коробок, прижав их к груди и придерживая обеими руками и подбородком. Ее и правда со спины можно принять за мужчину! В этом рабочем комбинезоне и куртке она похожа на какого-то мельника. Но стоило взглянуть ей в лицо, как она превращалась в Уму Турман или Ингрид Бергман — такую вот белокурую, высокую, плечистую красавицу с обаятельной улыбкой, белой кожей и кошачьими глазами.
Назад Ширли прибежала вприпрыжку, звонко расцеловала Жозефину в обе щеки.
— Дело в шляпе! Снимаемся с мели! Этот клиент, конечно, нервы мотает, но зато платит как следует! Сходим в кафе, съедим по мороженому??
Обратно они ехали не спеша. Под уютное урчание мотора Жозефина лениво обдумывала доклад и вдруг подскочила, позабыв обо всем на свете: высокий мужчина пересек улицу перед их машиной.
— Гляди! — воскликнула Жозефина, хватая Ширли за рукав. — Вон там, перед нами.
Мужчина с довольно длинными каштановыми волосами неторопливо переходил дорогу засунув руки в карманы английского пальто.
— Не особенно нервный парень… ты его знаешь?
— Это он и есть, тот парень из библиотеки! Ну этот… видишь, какой он красивый и какой… беспечный.
— Беспечный — не то слово!
— Какая походка! Он еще красивее, чем казался в библиотеке.
Жозефина откинулась на сиденье, испугавшись, что он ее заметит. Потом, не выдержав, привстала и уткнулась носом в лобовое стекло. Молодой человек в английском пальто обернулся и бурно замахал руками, показывая на светофор: уже зажегся зеленый.
— Ого! — воскликнула Ширли. — Нет, ты погляди!
Молодая, стройная, прелестная блондинка бросилась к нему, обняла. Одну руку положила в карман пальто, другой погладила его по щеке. Мужчина прижал ее к себе и поцеловал.
Жозефина опустила голову и тяжело вздохнула.
— Все ясно…
— Что ясно? — взревела Ширли. — Ясно, что он тебя не видел! Ясно, что он вполне может переменить мнение. Ясно, что тебе пора стать Одри Хепберн и охмурить его! Ясно, что надо поменьше лопать шоколада во время работы! Ясно, что ты должна похудеть! Ясно, что когда от тебя останутся одни глазищи и осиная талию, он упадет к твоим ногам! И тогда ты будешь совать руку ему в карман пальто! И тогда вы оба будете порхать от счастья! Именно так ты должна рассуждать, Жози, и только так.
