Филатов был уверен, что не только он один, но и многие российские политики разных рангов находятся сейчас в Киеве под различными благовидными предлогами, но с единственной целью – посмотреть на революцию вблизи. Только в отличие от него они стараются не светиться. Забавно было бы встретить их на Майдане с накладными усами и бородами.
Еще он не сомневался, что Киев просто кишит сотрудниками российских спецслужб, изучающими опыт братской страны по устройству революций с целью предотвратить такое же дома. Но тех, конечно, не узнать даже без париков и грима – они люди не публичные и никому не известные.
Филатов решил познакомиться с Джульеттой сам. За кулисы он, против ожидания, прошел без труда. Его узнавали и приветствовали.
– Александр Филатов, – представился он, вручая корзину с цветами, купленную в магазине неподалеку. – Почитатель вашего таланта. У вас прекрасный голос. А уж про пластику и говорить нечего.
Филатов расточал комплименты, зная, что их много не бывает.
– Спасибо! – Джульетта с удовольствием приняла цветы. – Что, уже и российские депутаты к нам поехали? – спросила она, показывая, что знает Филатова, часто мелькавшего по украинскому телевидению.
– Ваша революция – очень интересное явление, – сказал Филатов, – но в данный момент мне хотелось бы поговорить о другом. Может, выпьем кофе где-нибудь?
Джульетта посмотрела на толпу перед сценой. Лобенко там не было. Филатов, понявший ее взгляд, едва заметно улыбнулся – он и не пришел бы сюда, окажись тот на Майдане.
– У меня есть минут сорок, – сказала она.
– Этого достаточно.
Они отправились в кафе неподалеку.
– Скажите, Джульетта, – спросил Филатов, – вам не поступало предложений от российских продюсеров?
Джульетта вскинула брови.
– Пока нет.
– А вы хотели бы попасть на российский музыкальный рынок?
Она задумалась.
– Наверное, хотела бы. А почему вы спрашиваете?
– Я не только депутат, но еще и продюсер.
– Правда? – удивилась она. – Вы хотите заняться моей раскруткой?
– Я мог бы попробовать, – осторожно ответил Филатов.
– Вряд ли из этого что-нибудь получится, – сказала она.
– Почему?
– У вас в ходу другая музыка. Ваши эстрадные барышни наполнены силиконом по самое темя. Они не поют, а колышутся на сцене, как медузы в теплом море. И это считается хорошо.
Филатов хмыкнул. Наблюдение было очень верным. «Девушка не глупа», – подумал он.
– Вы ведь не за этим меня позвали? – спросила она.
Филатов кивнул.
– Тогда зачем?
– Я хотел поговорить о Лобенко. Джульетта едва заметно напряглась.
– А что Лобенко?
– Он снимает здесь фильм.
– Я знаю.
– Против Ющенко.
– Ну и что? Фильмом больше, фильмом меньше. – Она кивнула на Майдан. – Этого никаким фильмам не изменить.
– Вы видели его прежние работы?
– Не интересовалась.
– А зря. Майдан он, конечно, не разгонит, но мнение людей в регионах может изменить коренным образом.
– Неужели он так хорош? – даже с некоторой гордостью спросила Джульетта.
– Я не знаю никого лучше в этом ремесле. Если нужно кого-то уничтожить в глазах телезрителей или выжечь дотла все, чем тот занимался, – зовут Лобенко. Так что ваш Ющенко в большой опасности.
– Вы так думаете?
– Я в этом уверен. Сейчас, судя по первым двум турам, у вас состояние неустойчивого равновесия. Чтобы победила та или другая сторона, достаточно, чтобы пять процентов избирателей вдруг изменили свое мнение и перешли на другую сторону. И, смею вас уверить, увидев фильм Лобенко, они его изменят.
Джульетта поставила чашку, которая неприятно звякнула о блюдце.
– Неужели все так серьезно? Филатов кивнул.
– Серьезнее, чем вы думаете.
– Но что могу сделать я, слабая женщина? Филатов задумался.
– Попробуйте увлечь его вашими идеями. Расскажите, как все начиналось и почему народ вышел на площадь. Он может ими проникнуться, если правильно их подать. Но делать это надо не прямо. Вовлеките его в свой круг общения.
Она кивнула.
– Попробую, но времени осталось мало.
– Добавьте обаяния, и у вас все получится, – заверил ее Филатов.
Джульетта усмехнулась.
– Вам-то откуда знать, получится или нет?
– У нас нет другого выхода, – сказал Филатов. – Должно получиться.
– «У нас»? – переспросила она. – А ваш интерес тут где?
– Мой интерес совпадает с вашим, только в другой плоскости, – загадочно ответил он. – Я не могу пока о нем рассказать, вы же понимаете. Межгосударственная политика – дело тонкое.
Прием сработал, как и срабатывал почти всегда. Люди обычно предпочитают не переспрашивать о непонятных вещах, если говорить с ними доверительным тоном, как с посвященными. Им становится лестно, что их считают причастными к тайнам, и они боятся разрушить эту нежданно появившуюся вокруг них ауру неловким вопросом.
Главное – добавлять «вы же понимаете», и они будут согласно кивать, на самом деле не понимая ничего.
Он опять вернулся к Лобенко.
– Попробуйте убедить его стереть отснятый материал и отказаться от дальнейшей работы.
– Но он уже получил деньги. Много.
– Знаю. Пусть вернет. Чего не сделаешь ради любимой женщины?
– Думаете? – с сомнением спросила она.
– Ради такой, как вы, – вполне! – горячо сказал он. – Я бы на его месте так и сделал.
Она с благодарностью посмотрела на него и улыбнулась.
– Спасибо.
– Я думаю, он не сможет вам отказать, – забил Филатов последний гвоздь в крышку гроба Лобенко.
Сам он ни на секунду не верил, что тот поддастся уговорам певицы. И не потому, что она была нехороша. Просто Лобенко был профи, а у них нет эмоций, когда речь идет о работе. Она должна быть сделана во что бы то ни стало, других вариантов нет. Но чем черт не шутит? Надо испробовать все.
– Кстати, – спросил Филатов, – на какой студии он работает?
– На той же, что и я.
– Стало быть, вы вхожи в его аппаратную?
– Да. А это важно?
– Это может понадобиться. Если вас кто-нибудь спросит, о чем мы говорили, скажите – о продюсировании.
Обменявшись телефонами, они попрощались.
На следующий день приехал человек от Лебедова, которого Филатов затребовал накануне. Это был коротко стриженный парень лет двадцати семи с небольшим шрамом на правой щеке. Он привез новейший микрофон направленного действия профессионального образца.
– Вадим! – представился он.
С ним Вадимом прибыла и секретарша Филатова.
Монтировали оборудование в соседнем номере, который Филатов специально снял для этих целей.
– Как вам удалось все это провезти? – спросил Филатов, разглядывая диковинное устройство, напоминающее небольшую базуку на треноге.
– Поездом, – лаконично ответил тот.
– Не досматривали?
– Они смотрят выборочно.
– А если бы обнаружили?
Тот усмехнулся.
– Цена вопроса – тысяча рублей.
– Но ведь техника, гм, специфическая. Тот посмотрел на Филатова.
– А кто об этом знает? На нем не написано. Обычное оборудование для студии звукозаписи или концертов.
Филатов согласился – откуда простому, темному таможеннику знать, что это такое? Вспомнился анекдот, как в давние времена деревенский парень описывал самолет, впервые увиденный им на аэродроме: «Стоит такая хреновина, по бокам у нее две фиговины. Вот она мудохается-мудохается, а потом как звезданет – и нет ее».
Открыли окно и поставили штатив с микрофоном на подоконник, замаскировав его вазонами. Сразу стало холодно, пришлось одеться.
– Кого будем слушать? – спросил Вадим.
Филатов посмотрел в бинокль. Съемочная группа Лобенко была уже на месте.
– Вон тех, с телекамерой, – показал он.
Вадим навел микрофон и покрутил регуляторы на блоке управления.
– Тяжеловато будет, – предупредил он.
– Почему?
– Окружение шумное.
– Ну что же делать – хоть как-нибудь.
Через несколько минут возни Вадим показал Филатову жестом, чтобы тот взял вторую пару наушников. Филатов так и сделал, продолжая наблюдать в бинокль.
К Лобенко как раз подошел Ващенко.
– Как идет работа? – бодрым голосом поинтересовался он.
– Идет, – буркнул Лобенко.
Он высматривал, чего бы еще снять в толпе.
– Когда будет готово? – спросил Ващенко, словно не замечая настроения Сергея.
Филатов, наблюдавший за ними в бинокль, понял, что Лобенко его не очень-то жалует.
– Ты узнаешь об этом первым, – насмешливо сказал Сергей.
– Сроки поджимают, – настаивал Ващенко.
– Я закончу вовремя.
– Старший хотел бы просмотреть отснятый материал.
– Начальству и дуракам половину работы не показывают! – отрезал Лобенко.
Ващенко начал выходить из себя. В словах Сергея он уловил обиду.
– Он такое начальство, которому показать можно, – настаивал Ващенко.
– У нас когда срок? – спросил Лобенко.