Ознакомительная версия.
Неужели они полагают, когда громко говорят между собой, что за пределами Соединённых Штатов их никто не понимает? Или им всё равно? Или есть какие-то другие причины? Не знаю! Но интересно, как они ведут себя у себя в Америке, неужели так же? Какой же там должен стоять шум и гвалт!
Помню, меня весьма сильно удивило то, что шляпа на голове Стива, то есть на голове первого мною встреченного настоящего американца, выглядела нелепо и как-то не по-американски, что ли. Та шляпа, когда на меня её надел Стив, буквально обжигала! Я не хотел бы видеть той фотографии, что сделал Стив и увёз с собой в Америку, мне не хочется думать о том, как он эту фотографию показывает своим друзьям и что при этом говорит. Хорошо, что когда его шляпа была на мне, я не взглянул в зеркало. Хорошо, что я не знаю, как я выглядел в этой шляпе.
Как же смешно выглядят на наших улицах ковбойские шляпы! Точнее, не настоящие ковбойские, а изображающие, похожие на те, что мы видели в американских фильмах. Эти шляпы заставляют оглянуться на тех, кто их несёт на себе. Человек в «ковбойской» шляпе на наших улицах всегда привлекает к себе внимание, он всегда персонаж. И персонаж комичный.
Чаще всего «ковбойскую» шляпу можно увидеть на голове долговязого, сутулого и довольно бледного молодого человека. Обычно такие парни кроме шляпы надевают на себя кожаные куртки или длинные, явно большего, чем надо, размера кожаные пальто. Куртки эти и пальто преимущественно ненатуральной кожи. Но на эти куртки приделаны яркие нашивки или бахрома, или они изрядно проклёпаны, или всё вместе. У пальто же всегда такие широкие плечи, что возникает даже интерес, что там подложено.
Шляпы обычно тоже, очевидно, ненатуральные, то есть какого-то местного или кустарного производства. В большинстве случаев они изготовлены из толстой кожи или переделаны из более-менее широкополых фетровых шляп путём замены скучной ленты, обвивающей тулью, на кожаный ремень и загибания полей на «ковбойский» манер.
Под такой шляпой всегда можно увидеть лицо с независимым, отрешённым выражением и почти всегда с прыщами. Носители таких шляп любят обтягивающие штаны и остроносую, каблукастую обувь. Они именно отрешённо и независимо шагают по улицам, по сторонам не смотрят, но также сразу видно, что ни один брошенный на них взгляд, ни одна улыбка по их поводу, ни одно лицо, обращённое на них из проезжающего мимо автомобиля, ни один взрыв смеха у них за спиной не остаются незамеченными. Они движутся по нашим улицам, будто вышли не из домов, в которых живут, а словно шагнули сквозь экран из американских фильмов. Скептические улыбки и взгляды, смех и долетающие до них возгласы типа: «Ты посмотри, мля, ковбой пошёл», радуют им сердце и придают их лицам каменную неподвижность.
Я чувствую это в тех, кто гордо несёт по улицам наших городов «ковбойские» шляпы. Я это в них слышу. А слышу и чувствую я это исключительно потому, что когда-то в глубоком детстве, невзирая на мороз, сильно хотел дойти в «ковбойском» костюме и картонной шляпе с детского костюмированного праздника до дома. Я хотел тогда восхищённых взглядов! А картонная шляпа у меня на голове, когда я смотрел на себя в зеркало, казалась мне самой настоящей, и я нравился себе.
Как же карикатурно выглядят эти шляпы на наших улицах! Но мне, правда, интересно, как настоящие американские шляпы смотрятся на настоящих американцах, на улицах американских городов? Неужели тоже смешно и нелепо? И ещё интересно: хоть что-нибудь зависит от качества самой шляпы?
Неподалёку от того дома, где я живу, в нашем квартале проживает мужчина моего возраста, который у нас считается местной достопримечательностью. Не знаю, чем он точно занимается, есть ли у него семья и как его зовут. Мы не знакомы. Правда, при встрече мы киваем друг другу.
Я не раз встречал его в магазине, он покупал самые обычные продукты, воду, пиво, туалетную бумагу… Я не раз видел его шагающим по улице или возвращающимся откуда-то вечером на своём скромном седане. Он всегда аккуратно одет: рубашка, галстук, пиджак и в зависимости от времени года пальто или плащ. Полноватый такой, даже дряблый. Если бы не очень аккуратная бородка-эспаньолка и тоненькие очень ухоженные баки, его можно было бы назвать неприметным.
Но тёплыми вечерами и в погожие выходные этот человек изменяется до неузнаваемости. Он выезжает из своего двора весь обтянутый кожей на блестящем огромном очень громком и очень красивом мотоцикле. Этот мотоцикл сверкает каждой деталькой. Днём в его блестящем баке отражается солнце, а вечером все городские огни. Рокот его двигателя слышно за минуту до его появления из-за угла. И этот рокот ни один житель нашего квартала не спутает ни с одним другим.
В нашем околотке называют этого мотоциклиста не иначе как Америка. Заслышав знакомый и неповторимый звук мотора его мотоцикла, прохожий нет-нет да и скажет сам себе или спутнику: «О, Америка куда-то собрался» или «Америка возвращается». Ночью, проснувшись от грохота за окном, какая-нибудь жительница нашего квартала скажет мужу: «Ой, что это»? А в ответ услышит: «Да спи ты! Америка это… Вот ведь как дитя малое!». И непонятно, кому адресовано «дитя малое», жене или ночному мотоциклисту.
И сколько же таких вот парней моего возраста, сильно старше меня или сильно младше, спешат с работы, зимой ждут тепла, а весной ждут первых сухих и погожих деньков, летом ждут, когда закончатся затяжные дожди, только чтобы вывести свои мотоциклы из гаражей и сараев.
Кто-то легко может купить себе любой мотоцикл, кто-то годами самостоятельно мастерит себе из старого отечественного, ещё отцовского, что-то похожее, но увиденное в американском кино. Кто-то покупает себе всю амуницию в самых дорогих и серьёзных магазинах, кто-то сам себе шьёт «правильную одежду» из кожи от старого дивана. Но тянет их и зовёт что-то одно и общее.
Может быть, когда они ночью мчатся на своих мотоциклах по тем улицам, по которым днём шли, ехали в общественном транспорте или в ничем не особенных своих машинах, им видится что-то другое, другое чувствуется? Может быть, через зеркальные стёкла их шлемов наши улицы выглядят иначе? Может быть, со светом из окон наших пятиэтажек, с огнями витрин наших гастрономов, вывесок парикмахерских и нотариальных контор что-то происходит, когда эти огни отражаются в блестящих шлемах и в деталях мотоциклов. Может быть, открывается этим мотоциклистам простор? Тот самый простор, по которому мчатся герои американских фильмов на своих двухколёсных машинах.
Иначе зачем ещё нужен этот трудоёмкий, дорогостоящий и крайне опасный для жизни маскарад?
Интересно было бы спросить кого-нибудь из таких любителей мотоциклов, которые летом от нечего делать ездят из Тюмени в Екатеринбург и обратно на своих «Харлеях» или на самоделках, похожих на «Харлеи». Я бы спросил: «А каково это, ехать во всей красе на таком мотоцикле по мосту через речку под названием Цинга или проезжать мимо кривых заборов деревень с ещё более печальными названиями? Каково глотать пыль и гарь от грязных грузовиков и тракторов, дышать запахами птицефабрик и скотных дворов? Удаётся ли, благодаря шлему, избежать подробностей? Чувствуется ли при этом простор? А если чувствуется, то когда он чувствуется сильнее, по пути в Екатеринбург или по пути обратно в Тюмень?»
А сколько на дорогах Урала, Черноземья, Сибири, Карелии или Дальнего Востока разных придорожных заведений с названиями типа: «Ранчо», «Монтана», «Техас», «Бар шериф», «Кафе Элвис», «Голливуд», «Баффало», «Чикаго» и прочее.
Стоят эти заведения среди берёзок или сосенок, пускают из труб дым, а за деревьями притаилась деревенька, в которой люди и знать не знают значение того слова, которым украшено придорожное заведение.
Для них Чикаго или Сан-Франциско – это прежде всего приземистое сооружение, днём и ночью мигающее ёлочной гирляндой над дверью и возле которого всегда стоит пара грузовиков.
Приятно, выехав из Красноярска в западном направлении, после трёх часов тряски остановиться у забегаловки под названием «Техас», стоящего в чистом поле, среди нескольких плакучих берёзок. Радостно в этом заведении съесть борща и пельменей, сидя под плакатом с молодым Клинтом Иствудом в ковбойском наряде. Очень трогательно на стене «Техаса», среди фотографий Нью-Йорка, изображений самолётов «Пан-Американ», рекламных картинок какой-то колы вдруг обнаружить пейзаж с заснеженной вершиной Фудзиямы и вышитый крестиком Тадж-Махал в позолоченной рамке.
Постоянные посетители таких придорожных заведений уже давно не разглядывают, а может быть, и никогда не разглядывали картинки на стенах. Водители грузовиков знают наизусть эти заведения, картинки и дороги. Кто-то всё знает между Новосибирском и Иркутском, а кто-то аж от Москвы до Благовещенска. Они знают, в каком сарайчике рядом с Омском готовят лучшую солянку и что недалеко от Барабинска армяне делают самый лучший на всей трассе шашлык.
Ознакомительная версия.
