Ознакомительная версия.
Для этих людей мотоциклисты, в их яркой коже, в блестящих шлемах и на ревущих мотоциклах, – это всегда смешные бездельники, этакие прожигатели жизни и бензина, этакие дурачки и клоуны, которым делать нечего. Называют их водители грузовиков самыми нелестными словами, посматривают на них с высот своих кабин и понимают, что все эти грозные на вид и дорогие мотоциклы – не более чем вертлявые и смертельно опасные игрушки. Сколько они видели их разбитых и искорёженных, скольким покалеченным двухколёсным смельчакам они помогли, а скольким, на их глазах, помочь было уже невозможно. Но нет у тех, кто день и ночь ведёт по трассам свои грузовики со скучным, часто скоропортящимся или даже огнеопасным грузом, уважения к выехавшим на их дороги, ради удовольствия, мотоциклистам. Нет почтения ни к их смелости, ни к их травмам, ни к смертям. Водитель грузовика всегда хозяин трассы. Он в пути по делу, которое считает нужным, важным и благородным. А мотоциклисты для него просто ряженые, насмотревшиеся американского кино.
Смеются водители грузовиков, глядя на то, как, пропуская коров, объезжая лежащих в лужах свиней, забрызганные навозом и грязью, пробираются через деревни мотоциклисты, с волчьими мордами и драконами на спинах кожаных курток. Лают на них собаки, матерятся им вслед напуганные рокотом моторов бабки, недоумённо смотрят на них пьяненькие дедки, опершись на заборы. И как что-то совсем инородное, и даже инопланетное, смотрятся на многих шлемах или кожаных куртках мотоциклистов флаги американской конфедерации.
Смеются над мотоциклистами водители грузовиков, костерят и матерят их, а у самих в кабинах сплошная Америка! Улыбаются им со стен кабин лучшие девушки «Плейбоя» и «Пентхауса».
Масса американских фильмов воспели романтический образ сильного человека за рулём огромного грузовика, мчащегося по бескрайнему простору. Эти фильмы многое многим подсказали о том, как надо украсить своего железного товарища и кормильца, чтобы было красиво. Эти фильмы подсказали стиль поведения, одежду, помогли сформировать походку и даже найти пластику, необходимую при спрыгива-нии из кабины на землю, а потом при восхождении в чертоги кабины обратно.
Дикие мустанги, орлы и пумы, красавицы в позах пум украсили собой грузовики совсем не американского производства и предназначенные, например, для курсирования исключительно в пределах Архангельской или Вологодской областей. Америка помогла внести романтику на наши дороги, помогла мужикам, которые большую часть своей жизни проживают, наматывая на колёса своих грузовиков наши унылые километры, найти, подсмотреть какие-то, по их мнению, красивые и гордые атрибуты своей беспросветной работы, подсказала какие-то кодексы поведения.
Америка снабдила многие грузовики мощными, почти корабельными гудками вместо привычных клаксонов. Вот и гудят эти гудки в ночи или в утреннем тумане, пугая коров и заставляя целые деревни заходиться собачьим лаем. Гудит Америка по всем бесконечным нашим дорогам. Мчатся мустанги по Кубани, выгибают спины пумы на Дальнем Востоке, летят по Поволжью забрызганные грязью орлы, мёрзнут в Мурманской области покрытые инеем красотки на дверях кабин.
Но мне хочется верить, что мужикам, после целого дня тряски за рулём, приятнее переночевать в строении, обитом пластиком и с названием «Мотель Кондор», чем в таком же строении, но без пластика и с вывеской: «Шиномонтаж. Столовая. Ночлег».
Если ехать из Новосибирска на восток, то через сто пятьдесят километров будет деревня Болотное. Сразу за ней от основной трассы, которая ведёт на Кемерово, Красноярск и далее, можно повернуть левее, то есть севернее, и поехать в Томск. Болотное лежит почти строго посередине пути из Новосибирска до Кемерова или Томска. Возле этой деревни всегда останавливались грузовики, междугородние автобусы и другие путники на своих машинах. Постепенно выросли там какие-то кафешки, магазинчики, автосервисы, большая заправка. Всё это украшено яркими огнями. Ночью издалека видны эти огни.
– О! А вот и наш Лас-Вегас, – нет-нет да и скажет сам себе или пассажиру хорошо знающий дорогу водитель. – Щас, разомнёмся, покурим, перекусим, заправимся.
А сколько таких «Лас-Вегасов» по всем направлениям? Да и не только по направлениям. Стоит появиться в каком-нибудь городе ярко освещённому зданию с бегающими по стенам огнями и мигающими надписями, как тут же окрестят его «Лас-Вегасом». Ничего с этим не поделаешь.
Я понимаю, могу понять, думаю, что могу понять, для чего и почему кто-то в Рязани или Барнауле мастерит себе или покупает на последние деньги «ковбойскую» шляпу и куртку.
Те, кто не вылезает из мастерских или гаражей, шлифуя и хромируя детали своих мотоциклов, и те, кто может позволить себе купить «железного коня», заказав его по самому новому дорогому каталогу, имеют свои желания, мифы и мечты, которые, если разобраться, мало отличаются от желаний тех, кто мечтает о настоящей шляпе фирмы «Стетсон», воспетой многими вестернами, но при этом довольствуется плодами собственного рукоделия или местных кустарей. Собирающиеся в стаи мотоциклисты так же жаждут взглядов, как и худосочные, одинокие, пешие городские «ковбои».
И те и другие принимают улыбки, смех и оглядывания только как знаки признания, восхищения, восторга, ну или, в крайнем случае, как знаки дремучего непонимания, что возвышает их над нашей реальностью ещё сильнее.
По каким-то таким же причинам мужики украшают свои грузовики внутри и снаружи.
Но в Америке-то зачем люди покупают ковбойские шляпы? Я уверен, что там шляпу «Стетсон» купить нетрудно. Возможно, недёшево, но нетрудно. Мне сложно поверить, что там такие шляпы кто-то носит просто как одежду. Просто как головной убор, не рассчитывая на особое внимание и повышенный интерес.
На что ориентируются американские мотоциклисты и водители грузовиков? Неужели на те же самые фильмы, что и наши? Но для наших-то это американское кино, а для американцев-то это их кино.
У американцев должны быть какие-то свои мотивы, не такие, как у наших. Хотел бы я у них об этом спросить.
Но, с другой стороны, у них там, в Америке, и доллар – это просто деньги и ничего больше.
Удивительно встречаться с тем, что что-то привычное, знакомое с детства, необязательно любимое или нелюбимое, но привычное и знакомое, может быть кому-то совсем незнакомым и совершенно непонятным. Я видел не раз, как иностранцев у нас ставило в тупик многое и многое из того, что для меня является просто обычным и повседневным устройством жизни.
Помню, как какой-то голландец решил попробовать гречневую кашу. Он видел, с каким аппетитом я её ем, и попросил себе того же самого. Он не смог её съесть. Он не смог проглотить даже чуть-чуть. Как только он отправил в рот немного привычной и столь естественной для многих и для меня, в частности, еды, как лицо его скривилось гримасой отвращения и брезгливости. Он выплюнул кашу немедленно, прямо на тарелку, извинился и поспешил в туалет, чтобы ополоснуть рот, иначе его, очевидно, могло стошнить. Потом он объяснил, что вкус этой каши оказался для него столь непривычным, неприятным и сильным, что он не смог с собой справиться, даже из приличия и вежливости. А для меня гречневая каша так привычна, что я даже, кажется, не понимаю её вкуса и не могу себе представить, что кому-то этот вкус может быть неприятен и даже противен. Мне вкус гречневой каши уже не вкусен, ни не вкусен, я просто этот вкус знаю. Стоит услышать слово «гречка» или подумать его, как вспоминается и возникает её вкус. И этот вкус – часть устройства моей повседневной жизни.
Зато я помню, с каким трудом осваивал китайские или японские палочки. Мне удалось начать ими пользоваться очень и очень не сразу. Мне пришлось тренироваться. Но понятно, что, сколько бы я ни тренировался и ни практиковался бы, любой китайский или японский ребёнок будет этими палочками управляться гораздо более ловко и естественно.
Вот мне и интересно, а что в устройстве американской жизни мне будет так же непривычно и непонятно? Есть ли в этом устройстве что-то из предметов, еды, правил поведения, что будет мне совершенно непонятно, противоестественно или даже неприемлемо? Не экзотично, а именно неприемлемо.
В разных странах, я знаю, я читал и видел в каких-то передачах, едят кузнечиков, гусениц, морских свинок, крыс или даже червей. Едят не испытания ради, не для укрепления характера и не для того, чтобы произвести на кого-то впечатление, а просто едят, потому что голодны, употребляют в пищу, как привычную еду. Я не стану сравнивать жареных кузнечиков с гречневой кашей. На мой взгляд, сравнение будет в любом случае не в пользу кузнечиков. Но у того голландца от вкуса гречки лицо стало таким, будто он положил в рот что-то куда более неприятное, чем кузнечик.
Я не слышал о том, чтобы в Америке где-нибудь ели что-то экзотическое и странное, в этом смысле французы куда радикальнее. Более того, я знаю, что очень многие продукты, которые мы считаем исконно своими и родными, пришли к нам из Америки. Я не говорю про картошку и помидоры. Да, они попали к нам из Америки. Но это было давно, и тогда это была не та Америка, про которую я пытаюсь думать и рассуждать. Тогда небоскрёбов не было даже в проекте.
Ознакомительная версия.
