— Была.
— Прости, Мария. Я не хотела тебя обидеть. Какая же я рассеянная. Конечно, не всегда все получается так же хорошо, как у меня. Что слышно о малыше Эдварде?
— Я с ним не вижусь. Я думала, тебе об этом известно.
Наступило долгое и ледяное молчание. Наконец Мария, твердо решив извлечь нечто конструктивное из сентиментального всплеска своей подруги, но одновременно испытывая все меньше и меньше интереса и расположения к ней, холодно спросила:
— Значит, ты полагаешь, что замужество может решить мои проблемы и вообще стать выходом из положения для меня, как и для всех прочих?
— Все не так просто, Мария, — с любезной улыбкой ответила Сара. — «В браке много невзгод, но безбрачие лишено удовольствий», как кто-то сказал. Не хочется обобщать, потому что лично для тебя в этом толку не будет. Я могу судить только по своему опыту. В последнее время я познала такое счастье… — Она ненадолго задумалась. — Понимаешь, Мария, одной дружбы недостаточно. Так ты никогда не познаешь жизнь. Должна существовать близость, духовная и физическая близость. Например, совместный обед. То есть, мы сейчас тоже вместе обедаем; по крайней мере, очень хотелось бы… — Она сердито обернулась в сторону кухни. — Когда же они пошевелятся и принесут нам следующее блюдо! Я просто умираю с голоду. Итак, вот мы вместе едим, но между нами нет настоящей близости. Понимаешь, что я хочу сказать? Это совсем не то, что садиться за стол с мужем, приниматься за еду, которую ты сама приготовила, наблюдать, как он ест, видеть, как он наблюдает, как ты ешь, и все время общаться взглядами. Понимаешь, о чем я?
Мария припомнила семейные трапезы с Мартином.
— Но когда слышно, как он жует, тебе не хочется пырнуть его разделочным ножом?
Сара, полагая, что она шутит, улыбнулась:
— Конечно нет.
— Неужели ничто в нем не вызывает у тебя отвращения? Например, когда вы занимаетесь сексом?
— Мария!
— Когда я видела Мартина голым, мне всегда хотелось отрезать ему эту штуковину. Представить не могу ничего более чудовищного.
— Не говори глупостей. Мужские… — она резко понизила голос, — принадлежности вовсе не уродливы. Ты разочарована, Мария, и многое забыла, потому что все это было очень давно. Ты забыла, как это бывает.
Что было весьма далеко от истины, ибо Мария не забыла и никогда не забудет пенисы. Они доставали ее и спереди, и сзади, она полоскала с их помощью горло, ими болтали у нее перед носом. И она очень надеялась, что больше никогда их не увидит. Но Саре этого говорить не стала.
— Неужто ты никогда не любила Мартина, Мария?
Она пожала плечами:
— Ты сама сказала, все было так давно…
— А ты любила кого-нибудь? Хоть раз? Мария засмеялась:
— Ты уже задавала мне этот вопрос, но это было еще давнее…
— Так ты любила кого-нибудь? А, Мария?
— Нет, — ответила она, поскольку даже героини иногда врут. И она знала, что врет, потому что думала в тот момент об Оксфорде, о том дне, когда разразилась гроза и когда она так долго ждала под палящим солнцем, а потом Фанни сказала, что ей звонил мужчина. Шум в ресторане внезапно стих, она слышала только дробь своих каблуков, когда бежала наверх, к себе, чтобы поплакать.
Сара наклонилась и взяла ее за руку. Мария убрала руку.
— Ладно, — произнесла Мария, — что толку говорить о замужестве, если мне не за кого выходить замуж.
— Ну, — сказала Сара, — есть Ронни. Мария рассмеялась:
— И кто же из нас говорит глупости!
— Это не глупость. Тебе не за кого выйти замуж? Но вспомни, сколько раз Ронни делал тебе предложение.
— А ты вспомни, сколько раз я ему отказывала. Я очень привязана к нему, сама знаешь, очень. Но этому не бывать.
— Почему?
— Ну, не знаю. — Мария вздохнула и отодвинула тарелку. — У меня другие планы.
— Да? Какие?
— Пока ничего определенного. Я устала от Лондона, Сара. Возможно, уволюсь с работы и уеду. Конечно, сейчас нелегко найти работу, но мне надо уехать отсюда. Не знаю пока куда. Наверное, для начала я могла бы поехать домой к родителям. Я давно у них не была, и у меня такое чувство, будто я их толком не знаю. Бобби говорит, что они оставили в моей комнате все, как раньше. Хорошо бы вернуться туда хотя бы на время.
— Нельзя жить прошлым, Мария.
— Да, понимаю. И прошлое у меня незавидное. Но ведь надо с чего-то начать.
На самом деле идея вернуться домой пришла ей в голову только что. В обществе Сары она вдруг почувствовала себя слабой и глупой, потому и сделала робкую попытку притвориться деловитой. Но в автобусе по дороге домой, в Хорнси, Мария тщательно обдумала предложение, которое сама себе сделала, и в конце концов пришла к выводу, что оно никуда не годится. Ей нравилось жить с родителями, только когда она была маленькой девочкой, и у нее не было никаких причин надеяться, что она и сейчас сможет счастливо сосуществовать с отцом и матерью. Скептицизм Сары был оправдан. Вечер, казалось, пропал зря, он не помог ей принять решение и лишь доказал, что она и ее лучшая подруга перестали понимать друг друга. Когда Мария отпирала дверь своего дома, на сердце у нее было тяжелее, чем обычно.
Хотя было поздно, Дороти не спала. По тому, с какой радостью встретила ее соседка, Мария сразу догадалась: у Дороти припасены плохие новости.
— Твоя мать звонила, сообщила она. — Просила немедленно перезвонить. Вот номер телефона.
Номер был Марии незнаком, но к телефону подошла мать. Она часто дышала, и в ее голосе слышались слезы.
— Где ты? — спросила Мария. — Почему не дома?
— Я у соседки, миссис Чиверс. Ох, Мария, случилось ужасное несчастье. И все по вине Бобби. Он устроился в твоей комнате, ну, потому что, понимаешь, мы всегда держим ее в порядке, она у нас самая красивая, а потом спустился вниз смотреть футбол и, должно быть, оставил непотушенную сигарету, и, доченька, полдома сгорело дотла. — Мария не отзывалась, полагая, что слова в такой ситуации абсолютно бесполезны. — Твоя спальня и твои милые вещицы, одежда и все-все, и твой письменный стол со старыми школьными учебниками — все пропало, а потом огонь охватил ванную и гостиную.
— Кто-нибудь пострадал? С вами все нормально?
— Да, все живы, благодарение Господу. А ведь мы могли погибнуть! Но спаслись. Все, кроме…
— Кого? — Мария непроизвольно сжала трубку в ладони.
— Кроме Сефтона.
Наступила мертвая тишина, секунду спустя Мария уронила трубку, рухнула на диван и рыдала до тех пор, пока не устала от слез.
На сей раз Ронни подошел к телефону после второго звонка. Воскресное утро было ветреным, но ясным, и все предвещало отличный солнечный денек Мария рассказала ему о том, что случилось, объяснила, что домой ей сейчас ехать незачем, там Бобби, он поможет родителям, и спросила, свободен ли Ронни сегодня и не хочет ли он провести воскресенье с ней. Когда-то Ронни говорил ей, что, если понадобится, он отменит аудиенцию у королевы, если она совпадет по времени со свиданием с Марией. Она вспоминала эти слова — самую смешную фразу, которую он когда-либо произнес, — с благодарной улыбкой, хотите верьте, хотите нет, пока выглядывала из окна своей комнаты, не появилась ли его машина.
Они поехали за город без какой-либо определенной цели, держа курс на северо-восток, хотя и не подозревали о том. Оба почти не раскрывали рта: Мария по очевидным причинам, а Ронни, полагаю, потому, что ему, как всегда, было нечего сказать. Правда, сегодня Марии чудилось, будто она улавливает нечто особенное в его молчании, — возможно, сказывалось сочувствие к бедам, свалившимся на нее в последнее время. Посему в Броксборн, где они решили остановиться, чтобы перекусить, прибыла молчаливая, угрюмая пара. Они съели один обед на двоих, столь невелик был аппетит у обоих. Днем погуляли по берегу реки. Солнце, как и было обещано, сияло в полсилы, но к четырем часам внезапно спряталось за серую ширму, с реки подул ветер, и Ронни настоял, чтобы Мария надела его пиджак, с которым он таскался весь день, перебросив его через плечо. Опасаясь дождя, они укрылись в придорожном кафе и заказали по чашке кофе.
— Ты доволен прогулкой? — спросила Мария.
— Да, замечательно, — ответил Ронни. — Всегда приятно вырваться из Лондона, да еще в компании с тобой.
— Ты сегодня неразговорчив, — заметила она.
— Бывает такое молчание, Мария, — задумчиво произнес он, — когда слова не нужны, и это означает не конец, а начало понимания.
Мария удивленно уставилась на него, пытаясь вспомнить, где она слышала эту фразу раньше.
— Наверное, ты прав.
Теперь, думала она, осталось лишь немного подождать. Пластиковой ложечкой Мария подчеркнуто медленно размешивала кофе, несмотря на то что кофе она пила без сахара, и с усмешкой вспоминала, как раньше каждый раз со страхом ждала неизбежного вопроса. Следовало ли ей согласиться еще много лет назад? Нет, подумала она, нет. Впрочем, какое это теперь имеет значение.
